Анна задумчиво, стежок за стежком, дошивала кукольное платьице. Маленькая Маша с нетерпением поглядывала на мамины пальцы, держа наготове куклу, но не решалась торопить загадочный процесс шитья, пока недоступный её пониманию. Платье обещало быть шикарным: среди лоскутков нашёлся кусочек сверкающей парчи, и кукла Лили, надев его, должна была мгновенно превратиться в настоящую принцессу.
Но мысли Анны были далеко от радостного предвкушения дочери. Её разум, пытаясь осмыслить крутой поворот судьбы, настойчиво прокручивал все детали их с Олегом жизни. Олег вспоминался ей таким, каким она впервые увидела его в лекционной аудитории: красивым, уверенным, немного дерзким. Тогда она подумала: «Наверняка первый сердцеед на курсе». И, надо сказать, не ошиблась. Девушки ходили за Олегом, словно загипнотизированные, ловя каждое его слово и соревнуясь в попытках привлечь внимание новой причёской, макияжем или кокетливым замечанием.
Анна в этом массовом «олегопоклонении», как метко окрестила его староста, не участвовала. Конечно, юноша ей нравился, но стать ещё одной пчелой в жужжащем рое поклонниц было противно. Поэтому с Олегом она держалась приветливо, но не более, не стремясь сесть рядом на занятиях или обратить на себя его взгляд. И как же она удивилась, когда на одной из лекций он плюхнулся рядом и бесцеремонно спросил:
— Ну, может, ты хоть так меня заметишь?
— В обойме твоих поклонниц есть одно свободное место, — понимающе улыбнулась тогда Анна. — Но на меня особо не рассчитывай, я сюда учиться пришла.
Но Олег оказался настойчив. Оставив всех девушек в стороне, он упорно ходил за Анной, сидел рядом на парах, приглашал на танцы. Постепенно рой поклонниц понял, что Олег «прикипел», и переключился на другие объекты. А Анна… не выдержала и влюбилась по уши. Правда, она не забыла, зачем пришла в университет, и честно получала повышенную стипендию, успевая на сессиях решать задачи половине курса.
Олег, естественно, был в этой половине первым. Он звёзд с неба не хватал, и Анна прикладывала немалые усилия, чтобы её возлюбленный не вылетел из университета после очередной сессии.
Тяжелее всего оказалось на дипломе. Анна, уверенная, что справится со всем, внезапно почувствовала себя неважно: кружилась голова, накатывала слабость, постоянно клонило в сон. Две полоски на тесте из аптеки объяснили всё быстро и однозначно. Олег отреагировал позитивно:
— Что за нервы, Ань? Мы на последнем курсе, дипломы защитим. А потом как положено: я на работу, ты — в декрет.
Какое же это было счастливое время! Ни бессонные ночи с родившейся Машей, ни скромные, вопреки ожиданиям, заработки Олега не омрачали их отношений.
Когда же в их жизни появилась первая трещина? Тогда ли, когда Олег не получил долгожданное место начальника отдела и сорвался на неё вечером вместо привычного обсуждения за ужином? Или когда безденежье вынудило отдать Машу в садик, а Анне — выйти на работу? Она тогда удачно попала в струю, быстро продвигалась в компании и приносила львиную долю семейного бюджета. Олег не мог не ревновать к её успеху, как ни старался это скрыть.
А может, всё решила их встреча с Наташей?
Анна столкнулась с однокурсницей в дверях супермаркета и потащила домой на кофе. Наташа была шикарна: в белых джинсах и вышитой блузке, с локонами, чуть схваченными шнурком, она словно олицетворяла свободу и гармонию. Олег с Машей оказались дома… Как же Анна забыла, что Наташа тоже была в числе поклонниц Олега?
Время прошло, обстоятельства изменились, но восторженный женский взгляд вполне мог зацепить сердце Олега. Они ещё три года ухитрялись дружить, как не дружили в университете. Дружили бы и дальше, если бы не тот форум. Анна рвалась туда, предвкушая карьерный рост, с энтузиазмом участвовала… Кто же мог знать, что из-за проблем с финансированием финальная часть не состоится, и она вернётся домой на сутки раньше?
У Анны потемнело в глазах. Она вряд ли забудет звонкий смех Наташи из спальни, распахнутую дверь и Наташу в новой рубашке Олега, с блюдом клубники в руках. Потом Анна заворожённо смотрела, как ягоды сыплются, пачкая кровать и любимую рубашку Олега с газетным принтом, подаренную ею на день рождения. Хорошо, что Маша была в садике и не слышала ни воплей Наташи, ни сбивчивых попыток Олега «всё объяснить».
И вот теперь Анна с Машей в номере третьеразрядной гостиницы, не представляя, куда идти и что делать.
— Ну, готово, теперь твоя Лили станет настоящей королевой, — обратилась Анна к дочери, завязывая узелок и обрезая нитку.
Маша захлопала в ладоши, обняла мать и принялась одевать куклу. Говорить много она боялась: мама в последние дни была странной, молчаливой, и жили они в этой маленькой комнате, а не в своей просторной квартире. Кукла Лили в новом платье и правда приобрела царственный вид, и девочка вертела её, разглядывая со всех сторон:
— Мам, ты говорила, что у нас будет новый дом. Когда мы туда переедем?
Анна вздрогнула. С жильём надо было срочно решать. Раздел квартиры дал бы преимущества, ведь ипотеку в основном платила она, но это означало суд, адвоката, время и встречу с Олегом. При одной мысли об этом Анну накрывал панический страх, и планы становились невозможными.
«Каждого предательство бьёт по-своему, — пыталась рассуждать Анна. — Из меня оно сделало страусиху, прячущую голову в песок».
Но здравые рассуждения не помогали, а действовать было необходимо. Сидение в гостинице и отпуск за свой счёт только усугубляли всё.
«Пора выныривать», — подстегнула себя Анна и открыла на телефоне фото загородного дома, продававшегося по подозрительно низкой цене. Осмотреть его полностью не удалось — риэлтор торопилась и забыла ключи от второй половины, — но увиденное запало в душу: тенистый сад с яблонями, деревянная веранда, розовый куст под окном…
Анна давно мечтала о своём доме, но Олег видел жизнь только в квартире. Теперь всё изменилось. На дом пришлось бы потратить все сбережения, но другого выхода не было. Бродяжить по съёмным квартирам Анна не хотела, а между убитой однушкой и домом выбор был очевиден.
«Ничего, ипотеку я выплатила в рекордные сроки, — подбадривала себя Анна. — Справлюсь и с этим».
Вздохнув, она набрала номер риэлтора и попросила оформить сделку.
Сделка прошла молниеносно. Хозяйка дома была за границей, у риэлтора имелась нотариальная доверенность, и Анна не успела опомниться, как стала владелицей дома с пакетом документов и ключами с брелком в виде рыбки.
Начав действовать, Анна двигалась стремительно. К полудню они с Машей подъехали к кованой калитке их нового жилища. Маша, впервые здесь, с визгом понеслась к веранде, а Анна остановилась, любуясь домом. Он казался большим, тихим и доброжелательным, словно ждал заботливых рук.
Анна неспешно поднялась на крыльцо, оставив Машу изучать сад. Замок открылся легко, она внесла вещи на веранду.
«Надо проветрить, дому нужен свежий воздух», — подумала она, распахивая окна.
В следующей комнате она сделала то же. И вот перед ней оказалась дверь, которую риэлтор не открыла.
«Надеюсь, там нет сюрпризов», — подумала Анна, подбирая ключ.
С третьей попытки замок поддался. За дверью обнаружилась лестница в мансарду. Анна начала подниматься, но резкий окрик заставил её замереть:
— Кто там? Кого принесло в это проклятое место?
Анна оцепенела. Кто это? Что подсунула риэлторша? Но отступать было поздно. Преодолев ступеньки, она открыла дверь.
В комнате на кровати лежал мужчина, глядя на неё злым, настороженным взглядом. Рядом стояла тумбочка с пузырьками, ближе — кресло и столик. Платяной шкаф в углу завершал обстановку.
— Вы кто? Что вам тут нужно? — неприязненно спросил мужчина.
— Я новая хозяйка дома, — стараясь казаться спокойной, ответила Анна. — А вы кто?
Мужчина отрывисто засмеялся:
— Я? Похоже, теперь уже бывший хозяин.
— И что вы здесь делаете? — растерялась Анна.
— Смерти жду! — он оскалился, не пытаясь встать.
Только теперь Анна заметила, что он худ и измождён, с трёхдневной щетиной. Чувствуя слабость в ногах, она села в кресло.
— Я ничего не понимаю. Мне сказали, хозяйка уехала за границу. Дом я купила сегодня, у риэлтора была доверенность. О вас мне ничего не говорили. Объясните, что происходит?
— Вляпалась ты, вот что, — мужчина не церемонился. — Купила дом с нагрузкой в виде меня.
— Но вы покинете дом, раз я заплатила за него последние деньги? — Анна пыталась быть дипломатичной.
Он опять захохотал:
— Покину? Разве что ты меня на руках вынесешь да на траву положишь. Думаешь, я валялся бы тут бревном, если б мог уйти?
— Вы что, не ходите? — догадалась она.
— Ну наконец-то дошло! Ты всегда такая тугая или только с перепугу? — он приподнялся на локте.
— Обычно я соображаю нормально, но вы… Как вы оказались в таком положении, и что мне с этим делать?
— Что делать — твоё дело, а во что влипла, я расскажу. Дом мой, но куплен на имя бывшей жены, по документам она владелица. Обещала оставить его мне, если съеду из нашей квартиры. Так и было: она в городе, я здесь, с сиделкой. Но всё разладилось, когда кончились деньги. До аварии у меня был прибыльный бизнес. Потом ДТП — заснул за рулём. Теперь сплю сколько влезет. Бизнес продал, чтобы оплатить операцию в немецкой клинике. Но счета взломали, деньги украли. Жена и сиделка испарились. Появилась ты, но мне от этого ни гроша. Вот так.
— Сколько вы тут один? — с трудом переваривая, спросила Анна.
— Два дня… без еды и воды, — безразлично ответил он.
— Это же преступление! Надо в полицию, их найдут, деньги вернут! А если бы вы умерли? — голова Анны шла кругом.
— В полицию заявим, но толку? Жена, похоже, давно за границей. Риэлторша скажет, что ничего не знала, и это правда — я никого не видел. По документам меня тут нет. Сиделку, скорее всего, рассчитали, пообещав другую. Деньги выводил не дурак. Цену на дом сбили, чтобы поймать такую, как ты, в трудной ситуации. Полиция пыхтит, да дело под сукно. Вот и всё.
— Но у вас же осталась часть квартиры, — искала выход Анна.
— Не осталась, — он яростно поскрёб щетину. — Продали по договорённости, я сам подписал. Деньги на счёт положил — аккурат перед взломом.
— Так, вы наверняка голодны, — Анна поняла, что надо действовать, чтобы не сойти с ума. — Я сварю овсянку, принесу поесть и попить, а потом буду думать. Как вас зовут?
— Максим Николаевич. Можно просто Максим, — его взгляд стал выжидательным.
— Я Анна. У меня есть дочь Маша, ей шесть. Если она зайдёт, не пугайте её.
— Не делай из меня Бармалея, — насупился Максим. — Детей я ещё не обижал.
«Что мне делать с таким поворотом?» — думала Анна, помешивая кашу. — «Он влип хуже меня. Я хоть работоспособна. Деваться ему некуда, нужна сиделка, да и няня для Маши. Как я это потяну? Придётся брать ещё проект, отпуск прервать».
Овсянка остыла, и Анна решила убить трёх зайцев: накормить Максима, познакомить его с Машей и заодно скормить дочери ненавистную кашу.
— Спорим, я первый съем? — поддразнивал Максим Машу.
Анна, содрогаясь, замечала, как он сдерживает себя, чтобы не проглотить всё разом, пряча голодный блеск в глазах.
«Человек хуже зверя, — размышляла она, глядя, как Маша старается не отстать. — А если бы я приехала позже?»
Холодок полз по спине, вызывая несвойственную ей ненависть. «Завтра в полицию и на работу».
В полиции выслушали с интересом, занесли в протокол, но не обнадежили. Подозреваемая за границей, для Интерпола неинтересна, хакерство доказать сложно. Пообещав сделать всё возможное, Анну отпустили, но удовлетворения она не почувствовала.
На работе новости тоже не радовали: нового проекта нет, на фирме спад, ставки по текущим снизят. Плюс — разрешили работать удалённо. Вопрос сиделки и няни отпадал: самим бы прокормиться.
Максима она застала злым. Полицейские растеребили его переживания, ничем не помогли, а узнав, что Анна будет ухаживать за ним, он побелел от ярости:
— Никогда! Не бывать этому! Отправляй в богадельню, пенсии хватит! Ещё не хватало мне людям жизнь портить! Я не подарок, но не урод! Вызывай айболитов, пусть увозят!
— Никого не вызову! — гнев Максима оказался заразителен. — Я не девочка, сама решаю! Успеешь в богадельню! Я не урод, чтобы сразу человека списать! Не сиделка, но потерпишь!
— Ничего терпеть не буду, — сверкнул глазами Максим. — Хватит, натерпелся. Не отдашь? Объявляю голодовку. Поймёшь, что под статью загремишь, — сдашь как миленькая. А теперь вон!
Он отвернулся. К ужину не притронулся. Суп с фрикадельками дымился на тумбочке, но вскоре тарелка разлетелась от удара, и фрикадельки оказались на полу.
Анна всхлипывала на кухне, вспоминая голодный блеск в глазах Максима, боясь представить, как ему хочется есть.
— Мама, ты чего плачешь из-за дяди Максима? — Маша оказалась проницательной. — Он тебя обидел?
— Нет, — покачала головой Анна. — Он не хочет быть нам обузой и просит отвезти его в специальный дом. Мне его жалко, а он теперь не ест.
— Как я, когда не хочу в садик, — неожиданно сказала Маша. — Мама, я попрошу его почитать сказку про Буратино, он добрый, может, успокоится.
Анна с удивлением смотрела, как шестилетний дипломат слез с табурета и потащил книжку в мансарду.
— Дядя Максим! — раздался звонкий голос Маши. — Почитай мне книжку, а то мама сердится и слова пропускает. Без сказки я не засну.
«Вот хитрюга, — поразилась Анна. — Похоже, женской мудрости я буду учиться у дочери».
Через полчаса бас Максима, повествующий о проделках лисы Алисы и кота Базилио, стих. Анна заглянула в комнату: Маша спала в кресле, Максим держал книжку, и его глаза подозрительно блестели.
Молча унеся Машу в кровать, Анна убрала разбитую тарелку и оставила на тумбочке бутерброд с сыром. Затем тихо вышла.
Утром, прокравшись в мансарду, она увидела, что бутерброд исчез. Ни на полу, ни на тумбочке его не было. Улыбнувшись, Анна ушла досыпать.
Но крепость не пала. Максим прекратил голодовку, но уход за собой сводил к минимуму, с трудом терпя процедуры. В эти минуты Анне казалось, что она слышит скрежет его зубов.
Дни шли, Максим чах, его скулы заострились, и даже щебет Маши не мог вернуть ему волю к жизни. Анна страдала. Этот человек, которого она должна была считать обузой, вызывал совсем другие чувства. Жалость заслоняло уважение к его силе духа, мужеству, с которым он переносил крах. Сравнивая его с Олегом, она видела в муже избалованного мальчишку.
Привычка всё решать мешала Анне. Она чувствовала, что сейчас это неуместно, но иначе не умела и молчала, что не улучшало положения. Плюс проект зашёл в тупик — два дня она билась, как муха о стекло.
И вдруг её осенило: он же предприниматель! Может, он найдёт ниточку, которая от неё ускользает? Чувствуя себя Машей с книжкой про Буратино, она решительно вошла к Максиму:
— У меня к вам серьёзный разговор.
— Созрела для единственно верного решения? Готов в дом престарелых хоть сейчас! — ощетинился он.
— У нас разные взгляды на «верное», — отрезала Анна. — Я о другом. Проект не идёт. Вы тёртый калач, может, подкинете мысль?
Не давая возразить, она изложила суть. Максим выслушал, помолчал и выдал три варианта, кардинально отличавшихся от её концепции, но многообещающих.
— Это неожиданно, — задумчиво сказала Анна, грызя карандаш и не замечая внимательного взгляда Максима. — Попробую развить. Последнее слово за шефом, но вы меня выручили.
С того дня у них появилась новая тема. Анна дивилась уму и опыту Максима, открывая новые подходы к бизнесу и жизни. Он оживлялся, иногда шутил, но дистанцию держал, прячась за сарказмом.
Анна терпела. Испытавшая предательство, она понимала его боль, страх нового разочарования. Женщинам он не доверял, и основания у него были. Но лёд всё же треснул.
В пасмурный день Анна уговорила Максима постричься. Пересадив его в кресло, она защёлкала ножницами. Он молчал, но было видно, что забота ему приятна.
Дождь перерос в грозу. Анна, боявшаяся молний с детства, заторопилась. Воспоминание о тёте Глаше, погибшей от удара молнии, оживало в загородном доме сильнее, чем в городе. Гроза усиливалась, и, когда молния ударила над домом, Анна вскрикнула, уронила ножницы. Следующий удар расщепил яблоню, и, не сдержавшись, она закричала и вцепилась в Максима, ища защиты.
Ливень хлестал, ветви царапали окно, а она прижималась к нему, не замечая, как он гладит её волосы и шепчет что-то успокаивающее. Успокоившись, Анна подняла заплаканное лицо:
— Как я могу отдать в богадельню того, без кого не переживу здесь ни одной грозы?
Максим сдержанно улыбнулся и вытер её слёзы.
Гроза наделала бед: расщеплённая яблоня, треснувшее стекло, два дня без электричества. Холодильник стал шкафом. Анна вспоминала, как бабушка справлялась, и обнаружила, что в доме нет погреба. Максим не успел его вырыть, хотя материалы были. Решив исправить это, Анна наняла двух парней, и работа закипела.
Жизнь оживилась. Максим обсуждал с рабочими детали, Анна готовила обеды, гора земли у сарая росла. Максим следил за работой из окна, словно проживая каждое движение лопаты.
Однажды парень с озабоченным лицом принёс ржавый цилиндрический предмет:
— Что это?
— У хозяев бы спросить, — усмехнулся он. — Вы новые, вряд ли знаете. Вырыли эту штуку. Сначала думали, снаряд, потом поняли — гильза, запаянная воском. Тяжёленькая. Разбирайтесь, мы с братом до чужого не охочи.
Он оставил предмет на столе и ушёл, бросив:
— Борщ знатный, полчаса слюну нагоняет.
Анна хлопотала, поглядывая на находку, но трогать не решалась. Вечером, сварив Максиму кофе, она поднялась с гильзой наверх.
Максим, увидев железяку, хмыкнул:
— Порешить меня пришла?
— Ребята в сарае выкопали, — возмутилась Анна, роняя предмет. — Без тебя не решилась смотреть.
Максим взял гильзу, осмотрел:
— Запаяли на совесть, но время и влага сделали своё. Раскрыть несложно. Принеси ящик с инструментами под лестницей, а вы с Машей идите в сад. Рвануть нечему, но так спокойнее.
Анна послушалась. Ей легко было доверять Максиму. Пока они с Машей лепили куличик, он позвал её. Войдя, Анна увидела Максима, перебирающего золотые монетки. Распиленная гильза валялась на полу.
— Похоже, не зря я читал Маше про Буратино, — серьёзно сказал он. — Привалили и мне золотые.
Анна взяла монетку — николаевский червонец.
— У кого ты купил дом? — спросила она.
— У дальних наследников. По слухам, это была дача профессора с женой. Род перевёлся, наследники разодрали наследство, не интересуясь стариками при жизни. Знал ли профессор о сокровище? Лежало оно давно.
— Максим, — Анна сгребла монетки, — здесь хватит на клинику?
— С лихвой, — ответил он, не отводя взгляда, полного боли, любви и надежды.
0 комментариев