Настя терпеть не могла пирожки, — жареные, печёные, особенно с картошкой или капустой. Когда девчонки на отделении приносили выпечку, всегда отказывалась. Нет, она не блюла фигуру или следила за диетой. Ей был противен их запах, потому что он напоминал о прошлых лишениях…
До двенадцати лет Настя жила весьма обеспеченной семье. Папа — бизнесмен, его все знали в городе, с ним считались, о нём писали в газетах как о меценате и спонсоре различных мероприятий. Мама — пианистка, она работала в музыкальной школе. Такая красивая… Невысокая, стройная, изящная, волнистые белокурые волосы, бездонные голубые глаза…
Настя всегда гордилась своей мамой и мечтала в будущем быть такой же…
Казалось, папа очень любит маму. Они часто посещали различные светские рауты, о них писали в различных изданиях как об образцовой семье. Отец дарил маме цветы, украшения, баловал и Настю. Они жили в двухэтажном особняке в элитном посёлке. Нередко ездили отдыхать то на горнолыжные курорты, то к морю. А потом что-то изменилось…
Отец стал всё чаще задерживаться на работе допоздна, а то и не ночевал дома. В такие моменты мама была особенно грустна, плакала, чтобы дочь не видела. А она видела…
Настя уже кое-что понимала, но ей всё же не хотелось верить в самое страшное. Но однажды отец сказал маме, что он с ней разводится. Настя сама это слышала.
— Убирайся отсюда, блаженная! Надоела! Ещё будет мне указывать, когда и во сколько мне приходить. Я уже подал на развод. — кричал он на весь дом.
— Саша, одумайся, — еле слышно отвечала мама, — мы столько лет с тобой живём. Ты не можешь так поступить со мной и дочерью.
— Могу! Потому что я и только решаю, с кем мне жить! Я хочу приходить в дом, где меня ждёт любимая мною женщина, а не моль бесцветная, только и умеющая, что на своем пианино бренчать. Да! Я хочу эмоций, страсти, а ты ничего мне этого дать не можешь! Потому что курица, бревно!
Он что-то ещё кричал, но Настя убежала в свою комнату, закрыла голову подушкой, чтобы не слышать всех этих гадостей.
Почему она не побежала к родителям, не заступилась за маму? Да потому что не могла поверить, что папа, её любимый папа, может говорить такие мерзкие вещи о маме. Нет, это не он! Он просто сорвался…
Но утром её разбудила мама и сказала, что они уезжают из этого дома. Навсегда. Отец позволил взять им собой только по одному чемодану с вещами. Поручил это проследить своему водителю. А сам даже не попрощался с ними. Ладно, с мамой. Но с Настей? Получается, дочка ему тоже стала чужая. Все мысли его теперь были о какой-то той, другой, которую он уже собирался привести в их дом. Только мама с Настей и мешали ему это сделать.
Водитель отвёз их на вокзал. И всё…
Мама сказала, что отец поставил условие, чтобы она исчезла из этого города и ничего с него не требовала. Никаких денег, никаких алиментов, иначе он отберёт Настю.
— Или ты с ним сама хочешь остаться? — с болью спросила мама.
— Нет! Нет! Что ты, мамочка, — заплакала Настя и кинулась на шею матери, — я только с тобой! Только с тобой.
Только куда им было ехать? По большому счёту, некуда. Единственное, у Ольги, матери Насти, был дом в далёком от города посёлке. Правда, в том доме уже с десяток лет никто не жил после смерти родителей Ольги. А продать… Ольга не могла решиться на такое. Ведь родительский дом, как-никак. Да и не было у неё торговой хватки, не умела она этим заниматься. А мужу было всё равно. Что там эта халупа в деревне? Копейки только и выручишь. Больше на риэлторов потратишь. Вот и приехала Настя с мамой в тот самый посёлок, нашли свой дом и обомлели. Крыша в дырах, окна разбиты, печная труба разрушена. А когда вовнутрь зашли, так вообще захотелось бежать, куда глаза глядят: полы сорваны, остатки мебели разломаны. Видимо, не один год тут бомжи жили. Но куда бежать-то было? Некуда…
Хорошо, что у Ольги кое-какие деньги остались, смогла всё же от мужа спрятать и с собой увезти. И всё ушло на ремонт дома. Ещё спасло то, что приехали они в этот дом по весне, а рядом была сараюшка, хоть перекошенная, но с крышей, вот в ней Настя с Ольгой всё лето и прожили, пока дом в порядок приводили местные мужики, которых Ольга смогла нанять.
Из нежной утонченной музы ей пришлось стать обычной деревенской женщиной. Не сразу, конечно. Но жить-то надо. А потому, засучив рукава рубашки и закатав трико, Ольга и глину месила, и известку гасила, и даже кирпичи таскала, помогая свои работникам.
Настя тоже была на подхвате. Уставали обе до смерти, и ночами, лежа в сараюшке на грубом топчане, покрытым сверху невесть откуда взявшимся старом матрасе, они смотрели на звёзды, которые просвечивались сквозь дыры в крыше. Они мечтали, что однажды у них будет всё — и дом, и деньги. А ещё всё то, что они оставили в доме отца, и даже больше. А ещё Ольга обязательно будет вновь играть на рояле, учить этому искусству детей…
Но жизнь сложилась иначе. Так получилось, что все деньги были потрачены на ремонт и кое-какую мебель в дом, даже кое-что пришлось продать из вещей, чтобы еду покупать. А что дальше? Работу по специальности Ольга в посёлке найти не могла. Музыкальная школа только в райцентре, а туда ещё ездить надо. Да времена были непростые, конец девяностых. Там своих-то работников сокращали, куда уж новых набирать? А в посёлке только дом культуры, но и там все свои работают. Зачем им городская пианистка? И в школе учитель музыки есть. Не важно, что он же и труды ведёт, но свёкор директора, и этим всё сказано. Ольга в сельсовет пошла в надежде, что смогут ей помочь. И там помогли… Предложили две специальности: дояркой на ферму или истопником в магазин.
Ольга была в шоке, как ей жить? На что дочь поднимать? Ребёнку в школу через две недели, а денег в семье — только на пару тетрадок и ручку…
Настя помнила, как мама рыдала ночью, пытаясь заглушить рыдания. И она бежала к ней в темноте, прыгала под одеяло, обнимала её шею своими тонкими ручками, и они уже рыдали вдвоём.
— Мама, может быть, папе позвонить? — в одну из таких ночей спросила Настя.
— Нет! Не вздумай! — вскричала Ольга, села в кровати, зажала рот рукой, чтобы сдержать рыдания, а потом прошептала, — он же этого и добивается. Чтобы мы унижались перед ним.
— Мамочка, почему он так с нами, — навзрыд рыдала Настя, — он же любил нас. Не может же человек так быстро изменится.
— Может. Доченька, ты уже взрослая, почти… Я могу тебе сказать. Он про всё на свете забыл рядом с той, с другой. К тому же она очень богата, я узнавала. Деньги затмили его разум. А мы… Мы лишние стали. Нет, ты можешь к нему вернуться. Только я боюсь, что тебя та, другая, будет обижать.
— Я тебя не брошу! Мама, мы со всем справимся! — сказала тогда Настя.
Кажется, за то лето она повзрослела на целую жизнь. И больше никогда не говорила с мамой об отце, и Ольга молчала. И ничего Настя не просила, довольствовалась малым. А Ольга…
Она всё же пошла работать дояркой, потому что там всё же платили больше, чем истопнику. Бывшая пианистка доила коров…
От неё шёл такой странный запах. Настя поначалу понять не могла — что за вонь. А потом мама сказала, что так пахнет силос, которым коров кормят. Даже в страшном сне такое бы раньше не приснилось Насте. Но это была жестокая реальность.
Мама вставала затемно, уходила на ферму, а когда кое-как возвращалась с восходом солнца, пыталась что-то приготовить дочке в школу. Но Настя её останавливала, говорила, что сама… И готовила сама — яичницу, картошку…
Хорошо, что с продуктами соседи вначале помогали, а потом они и сами небольшое хозяйство развели, овощи посадили. Стало чуть-чуть легче. И всё же они жили очень бедно. Настя было одета хуже всех в классе, за что получала насмешки. Но она была девчонка не из робких, могла и в глаз дать обидчикам, за что не раз Ольгу вызвали в школу. Дома она пыталась объяснить Насте, что кулаками вопросы не решаются. Но как-то неуверенно это говорила, потому как сама понимала, что если даст дочка слабину, то заклюют.
Настя была благодарна матери за всё — за то, что ради неё батрачит на этой ферме, за то, что верит в неё. И для неё она сама лучшая мамам на свете. А вечерами они иногда устраивали музыкальные вечера. Мама на воображаемом пианино играла по кухонному столу, а Настя напевала мелодии. Пальцы Ольги быстро-быстро бегали по воображаемым клавишам, а Настя с болью смотрела на них, пытаясь не выказать своих эмоций. Тонкие мамины пальцы огрубели, ногти, которые в прошлой жизни всегда были с аккуратным маникюром, были грубо подстрижены, кожа на руках обветрела, а местами виднелись даже ранки — от постоянной работы в сырости и холоде. И всё равно это были самые прекрасные руки на свете! Порой Настя останавливала свое пение и бросалась целовать руки мамы.
—Доченька, ты чего? — удивлялась Ольга.
— Ничего, я просто так тебя люблю, — отвечала девочка.
И Ольга, едва сдерживая слёзы, обнимала её. А после, собравшись, они играли на воображаемом пианино. И вместе уже напевали мелодии Шопена, Листа, Рахманинова…
Как-то в сельский клуб привезли списанное пианино. Оно настолько было расстроенное, что художественный руководитель Аллочка, которая мнила себя талантливым музыкантом, даже собачий вальс не могла сыграть на нём. Впрочем, эта мелодия была верхом её исполнения, так как Алла закончила в своё время музыкальную школу по классу баяна, а рояль она только издали видела. После больших сомнений и совещаний с директором клуба, а по совместительству мужем Евгением, она всё же решилась позвать Ольгу в клуб — что бы та попробовала настроить пианино. И вот после вечерней дойки Ольга, переодевшись поприличней, пошла в клуб…
Как же кривились местные работники культуры, учуяв «фермерские» ароматы. Алла в душе уже пожалела, что позвала эту доярку. Ладно, в прошлом, она закончила музыкальное училище, и что-то там когда-то умела, но с коровами явно утратила все навыки! Но нет! Когда в стареньком клубе раздалась Соната 17 Бетховена, то все присутствующие замерли. Так здесь никогда никто не играл! Да что в клубе! Люди, которые шли по улице, останавливались и, разинув рты, смотрели в сторону клуба. Что там за концерт?..
А Ольга впервые за много лет была счастлива. Она играла и играла, забыв про всё на свете. Она вспоминала, как молоденькой девчонкой уехала из этого села, мечтая о том, станет великой пианисткой. Возможно, что-то бы и получилось. Но тогда, сразу после окончания училища, она влюбилась в красавца Александра. Он был богат, щедр, замуж позвал. Нет, она устроилась по специальности, но это было что-то вроде увлечения, не более. На первое место встала семья. И только потом она поняла, что нужна была Александру просто как красивая кукла…
Наигравшись, он стал к ней равнодушен. И долгие годы именно Ольга изображала, что у них счастливый брак. Ради ребёнка…
Александр просто играл свою роль, а потом ему всё наскучило, и он выбросил и её, Ольгу, и дочь. И теперь она в старой одежде заскорузлыми руками играет…
Но играет же! Помнят всё пальцы! Ольга играла дальше. Мелодии сменяли одна другую, и в музыке Ольга проживала свою жизнь. Она не заметила, как в фойе клуба, где стояло пианино, набилось порядком народа, и все её слушали, перешептываясь в восторге. А Настя, которая тоже пришла с мамой, с гордостью смотрела на неё. Да, её мама самая лучшая! Самая красивая и самая талантливая.
После были заслуженные аплодисменты, и даже крики браво. Односельчане, которые и знать не знали, как играет их Ольга, только удивлялись — и чего она такой талант скрывала. А она и не скрывала, просто не до музыки было.
А потом сам председатель сельсовета предложил ей участвовать в художественной самодеятельности. Алла с Евгением не особо рады были такому вмешательству главы в их творческую работу, но согласились. Ведь участие в художественной самодеятельности никак не оплачивается. А Ольге и не надо было, чтобы платили, ей было достаточно, что она будет иметь возможность просто играть. Это же не по кухонному столу бить пальцами…
Так началась её творческая жизнь в селе. На каждом концерте Ольга выступала, аккомпанировала, и не было человека, который бы не восторгался ее умением. Ольга надевала свое единственное красивое платье, которое не продала, собирала свои непослушные вьющиеся волосы в эффектную причёску, душилась дешёвыми духами, чтобы перебить въевшийся запах фермы и шла на сцену. И там она блистала!
Даже ребята в школе как-то по-другому стали относиться к Насте. Оказывается, какая у неё талантливая мама! А Настя только гордо улыбалась. Да, её мама такая!
А потом случилась беда. Как-то на ферме одна из коров-первотёлок ударила копытом маму по ноге. Ольгу даже на скорой увезли в больницу. Там выяснилось, что серьёзный перелом. Врачи сделали, что смогли, наложили гипс и через несколько дней отпустили домой. Но работать Ольга не могла, а больничный хозяин не оформил, он просто уволил её задним числом, чтобы не платить ещё за производственную травму. И никто не смог ничего сделать. Впрочем, особо и не старались. Даже председатель сельсовета, ранее восторгавшийся её талантом, примолк. А всё потому, что фермер тот был родней главы района. Кто с ним связываться будет. А деньги нужны были. Соседи оказались добрыми людьми — кто продуктов каких приносил, кто во дворе помогал. Но Ольге нужны были серьёзные лекарства, лечение. Возможно, и ещё одна операция.
Настя, которой на тот момент было пятнадцать, была в отчаянии. И вот однажды, ничего не сказав маме, только оставив записку на столе, она поехала в город. Настя была намерена встретиться с отцом, которого вот уже три года как не видела. И он ни разу не поинтересовался, как живёт его дочь. Настя встретила отца у его конторы. За это время здание преобразилось, стало как-то солиднее. И отец подъехал на дорогом авто. Увидев дочь, он не сразу сообразил, что это она. Какая-то девчушка в одежде с рынка и лицо знакомое… А когда понял, то воскликнул и изобразил даже радость.
— Дочка! — воскликнул он, — ты ко мне приехала? Господи, какая ты уже большая. Но во что ты одета? Мать на тебе экономит, что ли? Совсем обнаглела!
— Мама на меня последнее тратит, — спокойно ответила Настя, уклоняясь от объятий отца.
— Да? Что же, неудивительно, она никогда не умела зарабатывать. Как она там, всё бренчит на своём пианино?
— Мама очень болеет, — тихо ответила Настя, — папа, ей нужны лекарства.
— Так в чём дело? Пусть купит.
— У нас нет денег на них. Я приехала, чтобы попросить у тебя.
Отец хмыкнул, насмешливо разглядывая дочь, помолчал.
— Знаешь, вот на тебя бы я дал денег, — наконец произнёс он, — тебе бы не мешало одеться так, как твои сверстницы одеваются. А то как бродяжка выглядишь. А вот на эту… Даже не проси, не дам.
— Папа, как ты можешь? На не «эта», она моя мама! — воскликнула Настя.
Ей хотелось тут же уйти, чтобы больше не видеть и не слышать отца, но нужно было спасать маму, поэтому девочка, забыв про гордость, осталась общаться с отцом.
— Ты говоришь, можешь дать на меня. Так дай! — произнесла Настя.
— Ага, а ты на неё потратишь? — усмехнулся отец, — я ей в лучшем случае на венок пришлю, когда помрёт.
Настя отшатнулась от него, услышав эти слова. Тут из офиса выпорхнула женщина в дорогом брючном костюме. Цокая каблучками, она подошла к ним и взяла отца под локоток.
— Дорогой, у нас же совещание, тебя все ждут, — проворковала она ярко-малиновыми губами, небрежно скользнув по Насте взглядом, — а это кто?
— Это… это Настя, моя дочь, — смутившись, ответил отец.
— А, — иронично улыбнулась мадам, — всё-таки приехала от своей мамаши? Надеется с нами жить? Дорогой, ты знаешь моё мнение на этот счёт.
— Я не собираюсь с вами жить! — звонко произнесла Настя, в ее голосе так и звенела обида, — и ничего мне от вас не надо! Прости, папа, что побеспокоила. Такое больше не повторится.
Она развернулась и пошла прочь, а отец ей и слова не сказал. Он просто, как ни в чём не бывало, пошёл со своей спутницей к себе в офис руководить.
Настя прорыдала назад всю дорогу, пока ехала в электричке, чуть станцию свою не пропустила. Вышла к вечеру совершенно разбитая, остановилась на перроне, не понимая, что делать дальше. Но одно она знала точно: только ей под силам сейчас помочь маме. Но как? Да, по дому она всё делает. Но нужны деньги, без них никак. Настя бы сама пошла куда-то работать, да кто возьмёт пятнадцатилетнюю девчонку? И тут она услышала разговор двух мужчин, идущих по перрону. Один пожилой, другой помоложе.
— И вот что мне теперь делать? Валька уволилась, кто теперь пирожки будет к поездам носить? Галина ведь старая уже бегать по перрону, да и у плиты кому-то надо стоять печь. Хоть самому таскай! Но у меня ноги болят, — говорит тот, что постарше, — может твоя Ленка сможет?
— Да куда ей? Она на шестом месяце. Нет, дядя Витя, не сможет она. Ты местных поспрашивай. Неужели никого не найдётся?
— Да от желающих отбоя не будет, — согласился тот самый дядя Витя, — но мне надо бы ответственного человека. Чтобы не воровал самое главное.
И Настя, услышав все это, остановилась, задумалась, а потом рванула догонять эту парочку.
— А возьмите меня! — решительно крикнула она, поравнявшись с ними.
— Тебя? — удивился дядя Витя, — а тебе сколько лет, деточка?
— Пятнадцать.
— Маловато. А ты… Ты дочка нашей пианистки Ольги, что на ферме работает? — узнал её дядя Витя.
— Да, у вас кафе на станции, я знаю, — кивнула Настя. — Возьмите, не пожалеете. Понимаете, маме сейчас нужны деньги на лечение. А их нет совсем.
— Да, слышал я эту историю с фермером. Да, Гришка — наглый тип, конечно. Ни черта, ни бога не боится. — задумчиво ответил дядя Витя, — но ты же в школе учишься? Ты не сможешь успевать.
— Я смогу! У нас же поезда дальнего следования все вечером. И один ранним утром, я знаю. Поймите, мне очень нужны деньги. — взмолилась Настя.
— Ладно, возьму, — согласился дядя Витя.
Так Настя впервые начала работать. Конечно, не официально. Но к дяде Вите никто не цеплялся из проверяющих, времена были другие, не всё так строго.
Только вот Ольга, когда узнала, куда устроилась Настя, была очень недовольна.
— Ты должна учиться! — высказывала она дочери, — а ты самовольничаешь.
— А ты должна лечиться, — отвечала ей Настя.
—Я справлюсь и так. Вон есть аспирин, анальгин. И так заживёт нога.
— Доктор написал, какие нужны лекарства, — не отступала Настя, — мамочка, позволь мне помочь тебе! Пойми, у меня ведь никого кроме тебя нет. И у тебя кроме меня тоже…
И Ольга на это ничего не могла ответить. Она знала про встречу Насти и бывшего мужа. Понимала, через что переступила Настя, чтобы решиться на эту поездку, и понимала ту боль, что испытал её ребёнок. Нет, Александр не ей отказался помочь, он наплевал на собственную дочь. Конечно, это случилось ранее. Но ведь Настя, наверное, где-то в глубине души надеялась, что Александр обрадуется, увидев её. Но этого не случилось. Стал чужим для родной дочери.
— Хорошо, доченька, только обещай, что это не отразится на учёбе, — только и попросила Ольга Настю.
— Обещаю! — кивнула Настя.
И началось…
Настя бежала на станцию к шести часам, забирала из кафе из кафе первую выпечку и бежала на перрон, где в половине седьмого останавливался первый пассажирский поезд. Стоянка была десять минут, многие пассажиры ещё спали, поэтому нагрузка была небольшая.
— Кому пирожки? С картошкой, с капустой! Беляши! — кричала Настя, бегая от вагона к вагону.
Пирожков десять удавалось продать. Но самая нагрузка была вечером, когда в восемь часов прибывал другой поезд, он также стоял двадцать минут, но тут продажа шла бойче. И приходилось с собой тащить уже два термоса. Несколько раз выходила на перрон и к ночному поезду, но он всего стоял пять минут, да и выпечка была уже вся холодная, поэтому дядя Витя отказался от идеи торговать выпечкой ночами.
Уставала Настя ужасно, но виду не подавала. После станции бежала домой, потом в школу, потом снова на станцию и домой, где нужно было еще помочь маме, сделать домашнее задание…
И так несколько месяцев. Но было и удовлетворение от своей работы — Настя стала приносить первые деньги в семью. Она смогла купить маме лекарства, перелом стал заживать лучше. А потом выяснилось, что им второй операции не нужно.
Когда Ольге сняли гипс, первым делом она потребовала, чтобы дочь бросила этот свой приработок.
— Ты должна в первую очередь учиться, а я сама теперь со всем справлюсь! — сказала она Насте.
Но какое-то время Настя всё ещё бегала на станцию, уж очень ей не хотелось подводить дядю Витю, который оказался хорошим человеком. Но он однажды сам сказал, что хватит.
— Вижу же, как устаёшь. Не могу я так измываться над ребёнком, — сказал хозяин кафе, — мама ведь поправилась?
— Почти, ещё хромает, но врачи сказали, что это временно, — кивнула Настя.
— Вот и хорошо! Теперь тебе полегче будет. А сюда больше не ходи.
— Спасибо вам! — Настя даже обняла дядю Витю на прощание.
Хотя не прощались они. Дядя Витя жил в райцентре, тут частенько появлялся. Даже одно время к Ольге знаки внимания начал оказывать, но она отказала. Он не обиделся, потому что понятливый был. А ещё он кому-то там в райцентре рассказал про талант Ольги. Мол, несправедливо — такой человек и прозябает. Рассказал нужному человеку, поэтому Ольгу, как только она начала уверенно ходить, тут же пригласили в школу учителем музыки. А прежнего педагога убедили, что музыка — это не его, пусть вот труды и преподаёт. Ну, и физкультуру в нагрузку. И с тех пор в этой сельской школе были такие уроки музыки, что все отделе образования были в восторге. Ребята из маленького села даже выступали на областных конкурсах — по пению, в основном. Но была пара ребят, которых Ольга смогла обучить игре на пианино. Да, в том самом, что в клубе был.
А вот Настя, хотя тоже умела и петь, и играть, к искусству была по большому счёту равнодушна. Ей были ближе естественные науки. И, как следствие, поступила она после школы в медицинский университет. На бюджет притом!
Ольга, которая за последние годы воспрянула духом, похорошела и стала более уверенной в себе, гордилась дочкой! Они все пережили, справились со всем. Да, предстояли ещё годы учёбы, но Настя неплохо справлялась со всем в университете. Ольга, как могла, поддерживала её финансово.
За все годы учёбы отец так ни разу и не вспомнил о дочери, хотя теперь они жили в одном городе. Настя слышала про него, как про известного и удачливого бизнесмена, мецената и спонсора. Он то подарки в детский дом отправлял, то на храм жертвовал, то мероприятия финансировал. И ей было горько и смешно. Меценат, который забыл про своего ребёнка. Но за все годы она ни разу с ним не встречалась. А когда кто-то из знакомых спрашивал, не родня ли она этому богатею, Настя только головой качала — просто однофамильцы.
Прошло время…
Настя после окончания университета работала в одной из клиник, она теперь была хирургом, как и мечтала. Она даже смогла купить себе небольшую квартиру. Да, в ипотеку, но всё равно своё жильё. А ещё Настя встретила хорошего человека. Дима был программистом. Вроде бы совершенно разные интересы, круг общения, но эти двое поняли, что им вместе хорошо. Вскоре сыграли и скромную свадьбу. Ольга, глядя на молодых, молила небеса только об одном — чтобы её дочь была счастливее её.
Однажды по скорой в стационар, где работала Настя, поступил мужчина после ДТП. Ребята со скорой рассказали, что его спутница, которая была за рулём и нарушила все правила, погибла.
— А этот словно в рубашке родился, — сказал фельдшер, — поломался, конечно, но живой. А там от машины только груда металла. Его спасатели вырезали из салона.
Была как раз смена Насти. Она подошла к пострадавшему и замерла. На кушетке лежал её отец. Да, постарел, изменился. Но это он! Притом видела его фотографии Настя в Интернете, что уж скрывать.
— Я не буду его оперировать, ищите другого хирурга. — резко сказала она и отошла от больного.
— Анастасия Александровна, а нет никого, — подала заведующая отделением, — Сергей Николаевич на свадьбе, явно уже выпил, а Роман Анатольевич уехал на курсы повышения квалификации, вы же знаете. И я сутки в отделении, меня ноги уже не держат. И знаете, кто это? Тот самый Маслов Александр Юрьевич!
— Я не могу его оперировать, это мой отец! — глухо ответила Настя. — он предал меня и маму много лет назад. Я не смогу оказать ему помощь.
Все, кто это слышал, так и ахнули. Вот так! А говорила просто однофамильцы.
— Настенька, миленькая, но что же делать? — жалобно произнесла заведующая, — у меня уже в глазах двоится. А он кровью истечёт.
— Чёрт с ним! — скрипнув зубами, произнесла Настя, — пусть готовят к операции. Сделаю!
И она справилась, она смогла. Операция прошла успешно, хоть и непростая была. Но лечащим врачом Настя отказалась быть у отца, наблюдал за ходом его восстановления другой хирург.
И всё равно Александр узнал, кто его оперировал — какая-то Анастасия Александровна. И вот однажды он постучал и зашёл в ординаторскую. Настя сидела за столом, заполняла документы. Александр Юрьевич уверенно шагнул к ней.
— Доктор, здравствуйте! Я узнал, что вы моя спасительница.
Настя подняла голову и посмотрела на него. В его лице что-то дрогнуло, пробежала тень удивления, он растерялся.
— Настя? — пробормотал он.
— Узнал? — усмехнулась она, — удивительно. А я думала, ты забыл, как меня и звать.
— Дочка… Что ты! Я часто о тебе думал. О маме. Как она?
— Замечательно! — улыбнулась Настя, хотя внутри все клокотало, — учит детей музыки, живёт!
— Это хорошо… Настя… Так ты хирург, значит.
— Да, вот видишь, при каких обстоятельствах ты узнал об этом.
— Да, эта авария. Альбины, значит, больше нет. Хотя она сама виновата. Не надо было ей пить за рулём.
— Альбины? Мне кажется, твою жену звали иначе?
— Ах, это уже другая. — махнул рукой отец.
— М-да, не очень-то ты и скорбишь.
— Да мы плохо жили. Настя, дочка, но не об этом речь. Прости меня! Я так виноват перед тобой.
— Ты в первую очередь виноват перед мамой! И не называй меня дочкой! У меня нет отца с тех пор, как он выгнал нас с мамой на улицу! И что потом сказал, помнишь? А я помню, когда просила у тебя денег на мамино лечение, — повысила голос Настя, — покиньте, больной, ординаторскую!
Александр Юрьевич ушёл. Как-то сник он, растерялся…
Хотя позже пришёл в себя и несколько раз, даже когда выписался, пытался общаться с Настей, но она его игнорировала. Об этой ситуации она рассказала мужу. Дмитрий же не понимал, почему Настя так настроена категорична.
— Столько лет прошло, можно уже и простить, — пожал он плечами. — К тому же ты понимаешь, кто твой отец. Он же может помочь нам с жильём. Ну что эта студия? Нам тут вдвоём тесно, а мы же ребёнка хотим. И ты о машине мечтаешь.
— Тем не менее, студию я купила сама. И на машину заработаю. А от этого человека мне ничего не нужно. Дима, ты не понимаешь, сколько нам с мамой пришлось пережить, сколько выстрадать.— Настя тяжело вздохнула и продолжила, — моя мама, человек тонкой натуры, работала дояркой, ты можешь себе это представить? И всё для того, чтобы меня поднять. А я? Я толком не спала, бегала пирожки те чертовы продавала, чтобы маму вылечить. А он всё это время наслаждался жизнью, женщин менял, рисовался на публике как добрейший души человек. Никогда не забуду, как я стояла и унижалась перед ним, денег просила для мамы. А он? Он мне, пятнадцатилетней девчушке, сказал, что когда мать умрет, тогда и приходи. Как такое можно забыть?
— Нет, Настя, надо прощать, — покачал головой Дмитрий.
И на этом их разговор был закончен. Настя думала, что муж забыл о нём, но всё вышло иначе…
Через некоторое время к Насте в гости приехала Ольга. Мать с дочкой были рады встрече. Димы после того, как привёз тёщу, уехал куда-то по делам, а у Насти был выходной, они что-то готовили, хлопотали, накрывали на стол, весело переговариваясь. О встрече с отцом Настя так и не сказала маме, не хотела её расстраивать.
Дима появился в квартире как-то неожиданно, такой загадочный, улыбался.
— Ты чего? — удивилась Настя, увидев мужа в дверях.
— У меня для тебя подарок, — расцвел в улыбке Дмитрий.
Настя вопросительно уставилась на него, а он подошёл к ней, взял её под руку и подвёл к окну, указал на автомобильную стоянку внизу.
— Вон та красная твоя, — сказал он, ткнув пальцем в сторону новенькой красной машины.
— То есть? — растерялась Настя, — как это моя? Ты её купил, что ли?
— Нет, нам её подарили, — признался Дмитрий.
— Кто? ОН? — вскричала Настя.
— Да, Настя, но не реагируй ты так! Нормальный он мужик, мы пообщались, он во всём раскаивается. И искренне хочет с тобой общаться, и с Ольгой Валерьевной тоже.
И так слово за слово Дмитрий признался, что встретиться с отцом Насти и предложил помирить его с дочкой и бывшей женой. Тот согласился.
— Он так рад был! А когда я сказал, что ты мечтаешь о машине, то тут же мы с ним поехали, и он купил. Правда, пока на себя оформил, но потом, как вы начнёте общаться, на тебя переоформит.
Ольга Валерьевна всё слышала, она вначале не могла понять, о чём идёт речь, потом её лицо побледнело.
— Дочка, общаешься с ним? Это вы же про твоего отца говорите?— дрожащим голосом спросила она. — Как ты могла?
Она села за стол, закрыв лицо руками, и заплакала. Настя кинулась к ней в ноги и, обхватив ее колени, заплакала сама.
— Мама, мамочка, нет! Я не общалась с ним. Вернее общалась. Но не так!
И она рассказала о встрече в больнице.
— Его нет для меня! Верь мне, мама! — жалобно всхлипнула Настя, а потом с яростью посмотрела на мужа и проговорила, — как ты мог! За моей спиной плести такие сети! Я же сказала, что не буду с ним встречаться больше, и машина его мне нужна. Сейчас же звони ему и говори, пусть забирает!
— Но… — на лице Дмитрия было разочарование.
— Иначе убирайся сам отсюда! Я сегодня же подам на развод! — сказала, как отрезала Настя.
Дмитрий пожал плечами и вышел из квартиры. Через некоторое время он вернулся. Машины на стоянке уже не было.
— Женщины мои дорогие, простите меня, — виновато сказал он, — я, наверное, действительно дурак. Просто я хотел как лучше.
— А вышло как всегда, — проворчала Настя, — забудь про этого человека!
Дмитрий клятвенно пообещал, что так и будет. Да, ему, выросшему без предательства и обид, сложно было понять, как можно вычеркнуть родного человека из своей жизни. Не учитывал Дмитрий одного — Александр забыл про дочь и жену гораздо раньше.
И вот прошло немного времени.
Настя с Дмитрием смогли заработать на квартиру побольше, вскоре у них родится малыш. Ольга так и живёт в деревне, теперь у неё хороший дом, сад — всё смогла, всё своими руками.
Александр больше не появляется в их жизни: бывший меценат и спонсор оказался крупным вором, выводящий деньги в оффшоры. Сейчас он находится под следствием. Но это ни Настю, ни Ольгу совсем не интересует.
0 Комментарий