Максима Павловича Смирнова все кругом называли уступчивым. Началось с мамы, и с её подачи это стало звучать как похвала. Ещё сидя в песочнице, маленький Максим никогда не жадничал, был готов поделиться своими игрушками и принять в игру всех желающих.
Если кто-то отбирал у него машинку, он безропотно отдавал. Если кто-то из малышей ссорился с ним, начинал драться, Максим отходил в сторону.
— Уступи, будь умнее, — наставляли родители.
И это стало девизом всей его жизни. Зачем кому-то что-то доказывать с пеной у рта? Пусть каждый останется при своём мнении. Хочет оппонент считать, что прав, — ну и бог с ним, пускай считает.
Максим старался никогда ни с кем не конфликтовать, ненавидел выяснять отношения, отстаивать свою точку зрения, рискуя поссориться с кем-либо.
Однажды в школе, было ему тогда лет девять, он был дежурным, убирал класс после уроков. С ним должен был остаться ещё один мальчик, но тот сбежал, так что Максим отдувался за двоих. Учительница вышла из класса, а когда вернулась, не нашла своего кошелька. Подумала, что Максим вор, стала кричать, обвинять его, требовать, чтобы он ответил, где кошелёк, куда он его спрятал. А мальчик вместо того, чтобы яростно защищаться и всё отрицать, опустил голову и молчал, словно вправду был виноват. Учительница схватила его дневник, собралась вызвать родителей к директору, но тут прибежала работница столовой.
— Кошелёк ваш у кассы остался, — сообщила она. — Вы его там забыли, когда расплачивались.
Женщине стало стыдно. Промашка вышла, обидела ребёнка ни за что. Однако извиняться перед малолеткой, как она полагала, учителю не пристало. Поэтому, пробормотав сквозь зубы «прости» и «извини», она отчитала Максима за то, за что взрослые всегда его хвалили, — за то, что соглашался с их мнением и не лез на рожон.
Но, несмотря на тот случай, измениться Максим уже не смог бы, да и не хотел. Такой, как есть, он нравился людям. Мягкость и уступчивость куда лучше агрессии и грубости. Верно?
У Максима не было врагов, хотя, если честно, и настоящих друзей не было тоже. Он не готов был заступаться за них, биться до последнего, отстаивая их интересы в ребячьих склоках. Ведь он из-за себя самого не готов был сражаться, что уж говорить о других. Поэтому, видимо, многие считали его чересчур мягкотелым, не имеющим своего мнения тихоней.
Школьные годы остались позади, как и учёба в институте. Жизнь текла по прямому руслу. Максим не знал метаний и мук. Всё у него было ровно и спокойно. И с родителями, и с преподавателями, и с однокурсниками.
На работу Максим тоже устроился легко. Помогли друзья отца. По специальности, с хорошим окладом, а ещё и с перспективой стать начальником отдела. Собственно, через несколько лет после того, как Максим возглавил отдел, и началась вся эта история.
Побочным продуктом уступчивости и неконфликтности было то, что Максим совершенно не умел говорить «нет». Отказать кому-то в чём-то было трудно. Он испытывал неловкость, боялся, что его не так поймут, что затаят на него обиду. Если его просили остаться сверхурочно, оставался. Просили дать в долг — давал, даже если сам был на мели. Приглашали туда, куда решительно не хотелось идти, — шёл.
Вот и Екатерине не смог отказать. Она пришла к ним в отдел летом, и отношение к ней в коллективе сразу сложилось двойственное. Вроде бы умненькая, скромная, одевается прилично, не грубит, не нахальничает. И те, кто знали Екатерину шапочно, не сталкиваясь постоянно по работе, считали девушку милой и очаровательной с этими её огромными влажными оленьими глазами, пышными волосами и немного полноватой, но ладной фигуркой. Другие же, те, с кем ей приходилось трудиться бок о бок, быстро начинали говорить, что она навязчива, себе на уме и может из-под тишка подковырнуть, интриганка.
В общем, Максим долго не мог составить своего мнения, да и не требовалось. Екатерина не опаздывала, не убегала пораньше, была старательна, выполняла всё, что от неё требовалось.
А потом наступил отчётный период. Вдобавок ожидали приезда комиссии из столицы. Все работали до позднего вечера, часами корпели над бумагами. Нелёгкое, нервное время.
Максим чувствовал свою ответственность, плохо спал, по сто раз проверял данные, пересчитывал, пересматривал графики.
Как-то вечером Екатерина подошла к его столу и сообщила убитым голосом, что у неё ничего не сходится.
— Я, видимо, глупая, и мне нужно уволиться, — сказала она.
Максим поднял голову от бумаг, и сердце его сжалось от жалости. Екатерина была такая молоденькая, несчастная, заплаканная и потерянная, что он не стал напускать на себя суровость и попросил взглянуть на её расчёты. Екатерина с готовностью передала ему документы и присела на стул.
Через пятнадцать минут Максим обнаружил ошибку, не грубую, но досадную.
— Вот, взгляните, Екатерина, — сказал он, — исправьте этот показатель, а дальше всё будет в порядке, не переживайте.
Девушка смотрела на руководителя как на божество, спустившееся с небес в огненной колеснице.
— Простите меня, Максим Павлович, — пролепетала она. — Огромное вам спасибо.
— Ну что вы, — великодушно проговорил он. — Ошибка мелкая, вы бы и сами её нашли. Просто переутомились, вот и всё. Бывает.
Но Екатерина горячо проговорила, что он великий человек. Другой бы на его месте пальцем не пошевелил, чтобы помочь. Она, Екатерина, никогда этого не забуду, а потому хочет как-то отблагодарить своего чудесного шефа.
— Не стоит, право, — вяло отнекивался Максим, но всё же в итоге принял приглашение.
Встретились они в маленьком ресторанчике подальше от работы, а то ведь, как сказала Екатерина:
— Злые языки, как сказал классик, страшнее пистолета. Увидят, начнут трепаться про служебный роман, тогда как это всего лишь ужин в знак благодарности.
Ужин, кстати, получился прекрасный. Екатерина оказалась дивной собеседницей, умела слушать, искренне интересовалась всем, что говорил Максим, смеялась даже неудачным шуткам, и при этом глаза её блестели, щёчки румянились, и выглядела она очень хорошенькой. Максим чувствовал себя легко, проводя время в её компании.
Позже он отвёз девушку домой. Жила коллега в маленькой квартирке, доставшейся от покойной мамы, в одиночку вырастившей дочь. Екатерина, смущаясь, предложила Максиму подняться и выпить кофе.
«Надо было отказаться», — подумал он, но делать это, как уже говорилось, было сложно, и он пошёл вслед за Екатериной на шестой этаж.
В лифте они стояли близко друг к другу, и он снова подумал, до чего же она прелестна.
Когда Екатерина, подавая кофе, села рядом, Максиму было приятно, а когда она потянулась к нему и поцеловала, он не отшатнулся. Вернее, было так: они поцеловались, а потом он отодвинулся и стал по-дурацки запинаться, бормотать что-то. И Екатерина залилась слезами.
— Я с первого дня влюбилась в собственного начальника, — призналась она. — Это ужасно, недопустимо. Но что я могу поделать? Сердцу не прикажешь! Как же мне теперь быть? Ведь вы меня уволите!
Максиму стало жаль Екатерину, дрожащую, рыдающую, немного жалкую. Она говорила, что ей не везёт с мужчинами. Вот уже и двадцать шесть, а близкого человека нет и нет. И после смерти мамы она совсем одна на белом свете. Годы идут. Екатерина стала считать себя невезучей, и вот неожиданно встретила Максима. Но и на эту любовь она не имеет права.
Максим стал утешать её, уговаривать не расстраиваться, обнял за плечи и сам не понял, как они оказались в постели.
Лежал он подле неё и не понимал, как это могло произойти. Разве так можно? А всё проклятое неумение отказать виновато.
Вечером, ночью, ворочаясь без сна, и утром Максим мучился чувством вины и размышлял, как поступить. Собственно, раздумывать было не о чём. Нужно сказать Екатерине, что на этом всё. Никаких отношений у них быть не может. А она, конечно, обязательно встретит подходящего человека. Он-то, Максим, точно не подходит на роль её возлюбленного, хотя бы потому, что он не любит Екатерину. На этот счёт никаких сомнений быть не могло.
Утром, увидев коллегу в коридоре, встретив её сияющий счастливый взгляд, Максим улыбнулся в ответ, чтобы не расстраивать Екатерину сразу, и стал искать подходящего момента, чтобы объясниться. Говорить о подобных вещах здесь, в офисе, немыслимо. Кто-то может услышать, ведь всюду уши. Пригласить Екатерину в кабинет и сказать о невозможности отношений, а после этого рассчитывать, что она спокойно согласится с этим и выйдет отсюда, и никто ничего не заметит смешно и недальновидно, к тому же, принимая во внимание её эмоциональность. Пойдут сплетни, слухи поползут, разговоры. Нет-нет, лучше поговорить где-то в другом месте.
Максим пригласил Екатерину в тот ресторан, где они были вчера. Выходили с работы по отдельности, как партизаны, встретились уже там.
— Милый, у нас теперь есть своё местечко, — проворковала Екатерина, легко переходя на «ты» после чопорного рабочего «вы». — Я уже заказала нам блюдо. Ты ведь не против?
Они ужинали, и Максим чувствовал, что его решимость тает. Как мог он обидеть эту прекрасную девушку, оттолкнув её? К тому же ему было хорошо в её обществе. Да, не любовь, но можно же быть просто друзьями.
Однако быть друзьями не вышло. Они вновь очутились в Екатерининой квартире. А после, когда он уходил наспех, одеваясь в тесной прихожей, говорить о своей нелюбви и необходимости расстаться было уже просто неприлично.
Страдая и мучаясь, Максим в итоге решил, что они ещё некоторое время повстречаются. Ну, раз уж так вышло. А потом Екатерина увидит, что ничего в нём нет особенного, страсть её утихнет, и девушка сама его приспокойненько бросит. Ему не придётся ничего предпринимать. Они расстанутся к обоюдному удовольствию, и никто ни на кого не будет в обиде.
Максим и Екатерина виделись в ресторанах и кафе, в том первом и в других. Иногда гуляли по парку, пару раз в кино выбирались, но чаще всего, конечно, проводили время у Екатерины. Постепенно Максим стал обрастать вещами. В её квартире у него появились зубная щётка, пижама, домашние тапочки, футболка и красный халат с драконами — жутко безвкусный подарок Екатерины ко дню рождения. Она готовила его любимое блюдо — жаркое в горшочке, пельмени и манник, а в холодильнике его всегда ожидало любимое пиво. Он купил стиральную машину, когда старая сломалась, большой телевизор и микроволновку.
Некоторое время всё тянулось и тянулось, а к концу первого полугодия, отмечая шесть месяцев их романа, Екатерина преподнесла возлюбленному сюрприз.
— У меня будет ребёнок, — объявила она. — Вернее, у нас.
Максим всегда говорил, что не хочет детей, и старался не допустить этого. Но Екатерина, как оказалось, очень даже хотела и проявила чудеса выдумки и изворотливости, чтобы забеременеть. Поведав новость, она увидела, что Максим отнюдь не светится от счастья. Наоборот, он вскочил, стал расхаживать по маленькой квартирке, хватаясь за голову. Тогда Екатерина прибегла к проверенному средству, разрыдалась, приговаривая, как она несчастна.
— Годы уходят, — плакала она. — Бог дал мне ребёнка от любимого человека. Но человек этот вовсе не рад будущему малышу. Бедная я, бедная, несчастная.
И снова Максим уступил. Не стал уговаривать Екатерину избавиться от нежелательной беременности, пообещал заботиться о матери и ребёнке. На работе никто ничего не подозревал, никто не смотрел косо. И, увидев растущий Екатеринин живот, её не укоряли и ни о чём не спрашивали. Всё же у нас не средневековье. Молодая женщина вольна сама решать, от кого и когда желает родить.
Максим, мучаясь всё сильнее, чувствуя себя загнанным в ловушку, тем не менее держал слово, покупал витамины и фрукты, возил на обследования и анализы, потихоньку делал за Екатерину работу, чтобы она не перетруждалась, и врал себе, что решит вопрос с их отношениями. Непременно решит, ну, после того, как Екатерина родит.
Конечно же, этого не случилось. Родился сын. Екатерина попросила Максима придумать ему имя и сказала, что теперь они стали семьёй в полном смысле этого слова, пусть и не расписаны пока, но она всё понимает и готова ждать, когда он созреет. Максим предложил назвать ребёнка Артёмом в честь деда, и Екатерина была в восторге. Он забрал мать и малыша из роддома, купил всё необходимое, обещал, что и дальше будет приносить всё, что требуется.
— Только скажи, — говорил он.
Екатерина отвечала, что Максим лучший и ей с ним повезло. Но вот как после такого объявить женщине, которая держит на руках твоего ребёнка, что ты решил её бросить?
Артём рос тихим и спокойным, хорошо кушал и спал. Екатерине было с ним не очень тяжело, но всё равно гормональные бури давали о себе знать. Она уставала, нервничала, плакала, утверждала, что стала толстой и некрасивой. Приходилось её утешать, говорить, что она прекрасна.
— Ты меня любишь? Ты никогда об этом не говоришь! — требовательно спрашивала Екатерина. Ни раз и не два.
И Максим, который не хотел идти на конфликт, врал, что любит, конечно, очень-очень сильно любит. Он всё искал подходящего момента для расставания. А момент этот никак не наступал.
Артёму исполнился годик, потом два и три. Мальчика отдали в садик, но на работу Екатерина не вышла.
— Хочу посвятить себя ребёнку, — сказала она.
Максим согласился, как соглашался с ней всегда. Отказался лишь однажды, когда Екатерина заявила, что им нужно обвенчаться, узаконить греховную связь перед Богом. После его отказа она кричала, рыдала и стирала. А он ушёл, не желая ругаться и втайне надеясь, что вот уж на этом всё.
Но Екатерина, конечно, вернула его и больше уже не выпускала из цепких лапок. После родов она не сбросила вес, а потяжелела, стала выглядеть старше, научилась печь пироги и пекла через день. Встречала Максима в просторном халате, заваливала идиотскими россказнями о соседях или рецептами блогеров из интернета. А он слушал, смотрел на неё и думал, что не только не любит Екатерину, нет, она ему даже противна. Однако уйти, оставить её он не мог.
Как-то раз не появлялся неделю, и Екатерина оборвала телефон. Даже на работу ему звонила, а однажды и явилась туда под надуманным предлогом.
— Куда ты пропал? — возмущалась она. — Артём плачет, спрашивает, где папа. Я тоже вся на нервах. Смотри, ещё раз такое выкинешь, я этого просто так не оставлю, имей в виду. Скажи спасибо, что я тебя официально жениться на мне не заставляю, но бросить нас у тебя не выйдет. Мы — семья.
Максим слушал, холодел от ужаса и безнадёги, клял себя последними словами за бесхарактерность, понимал, что никогда, ни за что ему не избавиться от этой женщины. И это, конечно, полная катастрофа, потому что семья-то у него уже была. Жена была настоящая, любимая, и дочь…
***
Максим и Ольга вместе учились в институте, были знакомы больше двадцати лет. Он влюбился в неё с первого взгляда, и не только потому, что она была красавица, хотя от неё глаз было не отвести. В Ольге было то, чего не хватало Максиму. Она была бойкой, активной, смешливой и дерзкой. Грудью стояла на защите справедливости, бросалась в бой и защищала всех, кому нужна была помощь, даже если это вредило в конечном счёте ей самой. Первая студентка на курсе, Ольга отлично училась, пела в студенческом ансамбле, писала статьи в газету. Её энергии хватало на всё.
Когда они стали встречаться, Максим поверить не мог, что такая потрясающая девушка выбрала именно его.
Сейчас Ольга работала в пресс-центре крупной компании, была успешной и даже ещё более красивой и искромётной, чем в юности.
Когда говорят, что мужчины изменяют, потому что в семье им чего-то не хватает, чаще всего это самооправдание и ложь. Максиму, например, хватало всего: и любви, и внимания, и поговорить с женой было о чём, и общие увлечения имелись.
Пытаясь отстранённо взглянуть на случившееся, он и сам не мог понять себя и простить. Связь с Екатериной тянулась больше шести лет. И началась она не в период кризиса, непонимания или ещё чего-то, чем многие оправдывают своё предательство. Всё у них с Ольгой складывалось отлично. Дочь и жена были самым дорогим, что имелось у Максима. Ему не было нужды искать на стороне благодарность, любовь, понимание. И на рутину не пожалуешься, и на скуку. От добра добра не ищут. Да Максим, собственно, и не искал. Он просто не смог отказаться от того, что само шло в руки.
Каждый день, каждый час он боялся, что Ольга узнает, заподозрит. Ведь поводов усомниться в его честности было так много. Будь Ольга подозрительным человеком, задалась бы вопросом: куда муж пропадает на выходных, где бывает вечерами после окончания рабочего дня. Нелепые отговорки о командировках и сверхурочной работе звучали порой до того нелепо. Врал Максим неумело. Ну, по крайней мере, поначалу. Потом-то втянулся.
Но страх был напрасен. Ольге даже в голову не могло прийти, что у мужа есть любовница, что он изменяет ей. На работе тоже никто бы не поверил. Все считали Максима Павловича порядочным, честным, немного недотёпой, простодушным и чересчур мягким. Разве станет такой человек врать, изворачиваться, вести тайную жизнь? Из-за его характера плохого о муже не думала. Причина крылась ещё и в том, что сама Ольга была чиста и честна. Поверить в обман и предательство близкого она не сумела бы, а выискивать доказательства неверности не стало бы тем более.
Максим мог попасться сто раз, покупая что-то для Екатерины или Артёма, отправляя SMS-сообщения, разговаривая потихоньку по телефону. Он утаивал половину премии, деньги за подработки и сверхурочное отдавал Екатерине. А Ольга ни разу не спросила, почему его зарплата годами не растёт, а порой он приносит домой даже меньше, чем прежде.
Так и жил Максим, и обе его женщины годами оберегали Штирлица от провала, поддерживали хрупкий баланс. От разоблачения Максима защищала слепая вера жены. И тот факт, что Екатерина, всегда зная о наличии соперницы, не настаивала на разводе, не просилась замуж. Её устраивало быть на вторых ролях, но иногда Максим был уверен, что она лишь выжидает, ждёт своего часа.
***
Тем временем Артёму исполнилось семь. Настало время идти в школу.
— Сын хочет, чтобы ты пошёл на линейку, — сказала Екатерина. — Все там будут с папами и мамами. А он что, у нас сирота при живом отце?
— Да, пап, ты придёшь? — спросил Артём.
Внешне он был как две капли воды похож на отца. Хотя в характере ребёнка Максим своих черт почти не находил. В Артёме чувствовались материнская хватка, хитрость и некоторая неуравновешенность. Максим, разумеется, пообещал.
Линейка проходила во дворе, и он дёргался, боялся встретить кого-то из знакомых. Хотя город-то огромный, школа, как и дом Екатерины, находилась в другом районе, далеко от дома Максима и от офиса, где он работал.
Всё шло в полном соответствии с многолетними традициями. Дети болтали, изнывали от скуки. Родители переминались с ноги на ногу, поглядывая на часы. Выступление директора, потом спонсора школы, какого-то депутата и по совместительству директора завода. После — песня детского музыкального коллектива, стихи, добросовестно прочитанные учащимися школы, и, наконец, звонок — знак, что пора расходиться. Родители первоклашек взяли детей за руки и повели к школьному крыльцу…
Вот там-то всё и случилось.
На крыльце рядом с представителями администрации школы и пузатым спонсором стояла Ольга. Раньше Максим не видел её, да, Ольги и не было. Видимо, только что подошла, поднялась по ступенькам, хотела подойти к депутату, но застыла на месте.
«Точно, она же в пресс-центре этого индюка работает», — вспомнил Максим.
Индюк явился на мероприятие, и Ольга с ним — фотографировать, ещё как-то увековечивать его деяния для широкой публики. Максиму показалось, что все звуки, голоса, смех, музыка разом стихли, и люди исчезли. Не было никого и ничего, только Ольга, стоявшая с белым, опрокинутым, искажённым болью лицом. И он, Максим, рядом с сыном и Екатериной, рядом со своей второй семьёй.
Ольга не закричала, не заплакала, не сбежала по лестнице с требованием объяснить, в чём дело. Она лишь смотрела на него, просто смотрела мужу в глаза, не произнося ни слова. И Максим понимал: «Всему конец». Вот так просто. В один сентябрьский день вся лживая конструкция, которую он выстроил за минувшие годы, рухнула ему на голову, придавила чудовищным весом, погребла под обломками.
Ничего больше между ним и женой никогда не будет. Бесполезно просить прощения, объяснять, уверять, что он всегда, всю жизнь любил только её, свою Ольгу. Она уже всё решила, и решение не изменит.
Максим знал это, но всё равно не мог поверить. Попытался не согласиться, сделал шаг вперёд, бросился к Ольге, но она вскинула руку.
— Нет, не подходи, не смей приближаться, — словно сказала её жест.
А потом повернулась и ушла. Ушла из его жизни. И Максим отчётливо понял, что вместе с нею исчезли счастье и радость. Теперь предстоит жить в этой опустевшей, сиротливой, серой, новой реальности.
— Пап, ну мы идём, — дёрнул Максима за руку Артём.
Екатерина улыбалась. Она всё поняла, и её всё устраивало. Сколько можно сидеть на скамейке запасных? Перезревший плод в итоге сам свалился в подставленные ладони, и Максиму оставалось лишь согласиться принять его. Уступить, как обычно.
Понравилось. Жалко мужика.