Ольга шла домой, борясь с октябрьским ветром, который норовил забраться под воротник куртки. Небо затянуло тучами, день клонился к вечеру. Последний луч солнца пробился сквозь серую пелену и на миг озарил верхние этажи панельных домов, но тут же погас, словно сдавшись перед неизбежностью сумерек.
Рабочий день выдался тяжёлым. Тридцать два укола, два истерических припадка у мамаш, один обморок у папаши. Обычный день в прививочном кабинете, а потом ещё этот срочный вызов в детский сад, где половина подготовительной группы слегла с сезонным ОРВИ.
«Только бы добраться до дома,» — думала Ольга, перехватывая поудобнее сумку с медицинскими карточками, которые не успела оформить на работе.
Она представляла, как войдёт в квартиру, скинет неудобные туфли, наденет мягкие тапочки, включит любимую пластинку Пугачёвой и займётся приготовлением бабушкиных котлет — тех самых, с луковой поджаркой и кусочком чёрного хлеба в фарше. Максим их обожал.
«Может, и отношения наладятся,» — с робкой надеждой подумала Ольга, поднимаясь в лифте на пятый этаж.
Первым делом её встретил запах. Резкий, знакомый аромат валокордина смешивался с терпким табачным духом. Свекровь снова болела. За два года совместной жизни Ольга выучила этот знак. Когда Тамара Ивановна принималась капать валокордин в рюмочку, это означало, что грядёт что-то неприятное.
В прихожей стояли свекровины парадные туфли — коричневые, с пряжкой на устойчивом каблуке.
«Странно,» — подумала Ольга. — «По пятницам она обычно ходит в свой клуб ветеранов педагогического труда.»
— Я дома, — негромко произнесла Ольга, снимая обувь.
Никто не отозвался, только из кухни донеслось приглушённое бряцание чайной ложки о стекло. Свекровь размешивала сахар в своей обычной манере — не по часовой стрелке, а туда-сюда, словно колокольчиком звонила. Ольга прошла в комнату и замерла на пороге. Тамара Ивановна восседала в старом бабушкином кресле — глубоком, с потёртыми подлокотниками и выцветшей обивкой. В кресле, которое всегда стояло у окна и в котором Елизавета Фёдоровна любила читать свои бесконечные романы. Ольга не позволяла себе садиться в это кресло, хранила память о бабушке. А Тамара Ивановна не только села, но и передвинула его в центр комнаты, будто заняла место председателя на каком-нибудь профсоюзном собрании. За приоткрытой балконной дверью виднелась сутулая фигура мужа. Максим нервно затягивался сигаретой, стряхивая пепел в жестяную банку из-под леденцов — их свадебный подарок от сослуживцев.
— Добрый вечер, — сказала Ольга, всё ещё стоя в дверях. — Что-то случилось?
Тамара Ивановна выпрямилась в кресле, словно проглотила аршин, и одёрнула кофту с вышитыми розочками.
— Проходи, Ольга! — проскрипел её голос, тот самый, каким она, должно быть, вызывала провинившихся воспитателей к себе в кабинет. — Нам нужно серьёзно поговорить.
Максим на балконе вздрогнул, но не обернулся. Ольга медленно опустила сумку на диван, расстегнула куртку, но снимать не стала. В комнате было прохладно. Или это внутри неё всё похолодело от предчувствия беды?
— Мы с сыном решили, — Тамара Ивановна сделала ударение на слове «сыном», будто подчёркивая, что Максим прежде всего её ребёнок, а уж потом чей-то муж. — Тебе пора жить отдельно.
Слова упали, как камни в тихую воду. По лицу Ольги пробежала судорога, но она тут же взяла себя в руки.
— Простите, не поняла, — тихо сказала она. — Куда отдельно?
— Куда хочешь! — Тамара Ивановна всплеснула руками, а потом прижала их к груди. — Ты молодая, справишься. Хоть комнату снимай, хоть к подружкам перебирайся. А мне в моём возрасте некуда деваться, сама понимаешь. У меня давление скачет, сердце шалит. Вон, валокордин уже не помогает.
Максим наконец затушил сигарету и вошёл в комнату. Лицо у него было бледное, взгляд бегал, как у нашкодившего мальчишки.
— А как же я? — спросила Ольга. — Я ведь тоже здесь живу.
Тамара Ивановна поджала губы.
— Квартира хоть и на тебя записана, но семья важнее бумажек. Бабка твоя, конечно, схитрила, всё тебе отписала. А Максим — мой единственный сын. Ему нужен покой, уют, домашняя еда. Я уж постараюсь, чтобы ему было хорошо.
— Максим, — Ольга повернулась к мужу. — Это действительно твоё решение?
Максим переминался с ноги на ногу, теребя в руках зажигалку.
— Понимаешь, Оля, мама права. Ей нужен покой, забота. А ты молодая, устроишься. Найдёшь что-нибудь.
— Кто я для тебя? — тихо спросила Ольга.
Максим закашлялся, словно подавился дымом, хотя сигарету уже погасил.
— Ну, жена, конечно, но мама — это святое. Ты ведь понимаешь?
Тамара Ивановна победоносно улыбнулась.
— Вот видишь, Ольга, мы всё решили. К первому числу ты уж будь добра освободить жилплощадь.
Ольга стояла оглушённая, глядя на эти две фигуры: большую, грузную женщину в бабушкином кресле и сутулого мужчину, своего мужа, который уже не смотрел на неё, а разглядывал пол, будто там было что-то необычайно интересное. В голове всплыли воспоминания, как два года назад Тамара Ивановна появилась на пороге с двумя чемоданами и кошёлкой.
— Я к вам ненадолго, — говорила она тогда. — Только пока с соседями разберусь. Представляешь, Максим, они затеяли ремонт. Перфоратором долбят с утра до ночи, а у меня сердце. Я им говорю: «Имейте совесть, я ветеран труда». А они смеются.
И Максим тогда сказал:
— Конечно, мама, оставайся сколько нужно.
А Ольга промолчала. Думала, и правда ненадолго. Потом привыкла, смирилась. Их спальня постепенно превратилась в проходную комнату. Утренний кофе стал похож на допрос о вчерашнем дне, а вечерние посиделки с мужем сводились к бесконечным рассказам свекрови о её героическом прошлом заведующей детским садом. Бабушкины вазочки, салфетки, безделушки — всё куда-то исчезло, заменилось громоздкими статуэтками слонов и фарфоровыми пастушками, которые свекровь зачем-то притащила из своей квартиры.
А ведь бабушка предупреждала.
— Береги дом, внученька, — говорила Елизавета Фёдоровна перед смертью, сжимая руку Ольги своими сухими пальцами. — Он даст тебе силы. В этих стенах твои корни, твоя память. Не дай его разорить.
И что сделала Ольга? Впустила чужих людей, позволила им хозяйничать, отодвинула себя на второй план. А муж — когда он перестал быть её мужем? Может, в тот момент, когда впервые промолчал, услышав, как его мать отчитывает жену за неправильно развешанное бельё? Или когда согласился с тем, что спальню надо переделать под гостиную, потому что маме неудобно принимать гостей в такой тесноте? Брак давно стал формальностью. Два чужих человека, живущих под одной крышей, как соседи по коммуналке, вежливые, но равнодушные.
«А я ведь любила его,» — подумала Ольга. — «Или мне так казалось?»
— Хорошо, — наконец сказала она, удивляясь спокойствию собственного голоса. — Если я вам мешаю, найду выход.
На лице Тамары Ивановны отразилось удивление. Она ожидала слёзы, истерики, уговоров — всего, что бывало прежде, когда Ольга пыталась отстоять свои права. Но только не этого ледяного спокойствия.
— И правильно, — быстро нашлась свекровь. — Незачем разводить трагедию. Все живы, здоровы, и слава богу.
Ольга молча развернулась и вышла из комнаты. В спальне — или теперь уже в будущей гостиной — она открыла нижний ящик комода, где хранились документы. Достала папку с завещанием, свидетельством о праве собственности, техпаспортом на квартиру. Посмотрела на фотографию бабушки в простой деревянной рамке — единственное, что осталось нетронутым в этой комнате.
«Прости, бабуля,» — подумала Ольга. — «Я не уберегла твой дом, но я всё исправлю.»
План действий формировался стремительно, словно все эти месяцы и годы унижений и уступок выкристаллизовались в чёткое понимание того, что нужно делать. Ольга почувствовала, как внутри неё что-то окрепло, стало твёрдым и надёжным, как стержень, на который можно опереться.
— Ты ещё мне спасибо скажешь, Тамара Ивановна, — прошептала она, сжимая в руках папку с документами. — За науку.
***
Утреннее октябрьское солнце неуверенно пробивалось сквозь тюлевые занавески. Ольга проснулась ещё до будильника, лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к звукам квартиры. За стеной Тамара Ивановна о чём-то вполголоса говорила с Максимом. Обсуждали её — это было понятно по интонациям, по тем паузам, которые возникали, когда произносилось её имя. Сон не шёл. Ольга встала, накинула халат и прошла на кухню. Достала с полки старую фотографию, бережно протёрла стекло. С пожелтевшего снимка смотрела Елизавета Фёдоровна — статная женщина в строгом платье с белым воротничком. На обороте выцветшими чернилами было выведено: «Лучшей работнице фабрики “Рассвет” Елизавете Хромовой. 1978 год». Бабушка. Швея высшего разряда, передовик производства, кавалер ордена Трудового Красного Знамени. Сорок два года стажа, сорок два года за швейной машинкой.
— Мои пальцы знают ткань лучше, чем жена знает мужа, — любила повторять Елизавета Фёдоровна, демонстрируя свои руки с узловатыми суставами.
Эту самую квартиру она получила уже под конец трудового пути, в 1987 году. Как долго ждала, как радовалась каждому уголку, сама выбирала обои, сама шила шторы и покрывала. А раньше была комната в коммуналке на пять семей с одним туалетом и вечно сломанной плитой.
— Знаешь, Оленька, — говорила бабушка. — Когда я впервые вошла сюда с ключами, — я заплакала. Первый раз в жизни могла закрыть дверь и побыть по-настоящему одна.
Ольга отложила фотографию и принялась готовить завтрак. Яичница с помидорами — нехитрое блюдо, но руки делали всё автоматически, а в голове кружились воспоминания…
Бабушка умирала тяжело. Рак съедал её изнутри. Врачи только разводили руками. Ольга тогда только-только закончила медучилище, работала в поликлинике и каждый вечер бежала к бабушке — делать уколы, менять постель, просто сидеть рядом.
— Уже не больно, — шептала Елизавета Фёдоровна в последние дни, когда морфин делал своё дело. — Только жаль, что не увижу, как ты устроишься.
А потом был последний разговор, за день до ухода. Бабушка вдруг очнулась, глаза стали ясными, как в молодости.
— Ольга, слушай меня внимательно, — голос её окреп. — Я всё тебе оставляю. Квартиру, сбережения, всё. Ты одна меня понимала и любила по-настоящему. Не позволяй никому отнять то, что твоё по праву. Это не просто стены. Это дом, где ты выросла, где каждый уголок помнит тебя маленькой. Дом хранит нашу память, нашу силу.
— Бабуль, ты ещё поживёшь, — сквозь слёзы говорила Ольга.
— Нет, родная, моё время вышло. Но я спокойна за тебя. Ты справишься. Только береги дом. Он будет беречь тебя.
На следующий день Елизаветы Фёдоровны не стало.
— Эй, ты что застыла? Яичница горит! — резкий голос Тамары Ивановны вернул Ольгу в реальность.
Свекровь стояла в дверях кухни, поджав губы.
— Извините, задумалась, — Ольга поспешно сняла сковородку с огня.
— О чём думать-то? — фыркнула Тамара Ивановна, присаживаясь за стол. — О том, куда вещички свои перевести?
В кухню вошёл Максим, помятый, с отпечатком подушки на щеке.
— Доброе утро, — буркнул он, не глядя на Ольгу.
— Присаживайтесь, завтрак готов, — ровным голосом сказала Ольга, выкладывая яичницу на тарелки.
Тамара Ивановна довольно хмыкнула и подмигнула сыну.
— А мы с Максимом уже решили, как тут всё переделаем. Твою комнату в гостиную превратим, мебель перевезём из моей квартиры. Там диван-кровать есть, журнальный столик красивый. А тот шкаф, что у тебя стоит, придётся выбросить. Старьё советское.
— Это бабушкин шкаф, — тихо сказала Ольга.
— Вот именно, — подхватила свекровь. — Рухлядь. Мы с Максимом в «Икею» съездим, что-нибудь современное возьмём. Наконец-то будет как положено. Мать с сыном — всё чин чином.
Максим неловко ковырялся в тарелке, избегая смотреть на жену.
— Да, мам, конечно, — только и сказал он.
Ольга молча ела, не чувствуя вкуса пищи. Внутри неё что-то окончательно оборвалось, но вместо боли пришла удивительная ясность. План, зародившийся вчера вечером, обретал чёткие очертания.
После завтрака Ольга закрылась в ванной и достала телефон. Пролистала контакты, нашла нужный номер. Светлана, её одноклассница, работала в агентстве недвижимости уже пять лет и знала о рынке жилья всё.
— Света, привет. Извини за ранний звонок в выходной, — начала Ольга.
— Олюха, сто лет не слышались! Что случилось?
Ольга глубоко вздохнула и коротко изложила ситуацию.
— Погоди, погоди, — перебила её Светлана. — Твоя свекровь что, совсем охренела? Квартира твоя, досталась от бабушки, а она тебя выгоняет?
— Именно так.
— А муж твой что? Так и стоит рядом, пока его мамаша тебя выживает?
— Хуже. Он с ней заодно.
Светлана присвистнула.
— Какая наглость. Знаешь что? У меня как раз есть клиент. Учитель, ищет жильё после развода. Интеллигентный мужчина. Не пьёт, не курит, платит вовремя. А главное, ему нужно срочно и на длительный срок.
— Отлично, — твёрдо сказала Ольга. — Когда он сможет посмотреть квартиру?
— Да хоть завтра. Погоди, а ты-то что планируешь? Куда пойдёшь?
— Сниму комнату или однушку, если повезёт найти недорого.
— С твоей-то зарплатой? Оля, может, не надо так резко? Поговори с мужем, образумь его.
— Нет, Света, — Ольга почувствовала, как окрепший за ночь стержень внутри неё становится всё прочнее. — Хватит уступать. Я больше не хочу быть половичком, о который вытирают ноги.
— Ну, смотри. Тогда давай завтра в одиннадцать я привезу клиента. Как раз успеешь морально подготовиться.
— Договорились. Спасибо тебе, Светлана.
Остаток дня Ольга провела, изучая документы. Свидетельство о праве собственности было оформлено по всем правилам: единственный собственник, никаких обременений. Завещание бабушки, удостоверенное нотариусом, не оставляло сомнений в её намерениях. В интернете Ольга нашла статьи о правах собственника жилья. «Собственник вправе по своему усмотрению владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом», — гласила статья 209 Гражданского кодекса. «Имущество, нажитое супругами во время брака, является их совместной собственностью», — говорилось в статье 34 Семейного кодекса. Но тут же было уточнение: имущество, полученное одним из супругов в дар или по наследству, является его личной собственностью. Всё ясно. Закон на её стороне. Ольга составила чёткий план действий на завтра, расписав по пунктам каждый шаг. Под конец добавила ещё один пункт: снять жильё для себя.
Вечером она сидела в кухне у окна, глядя на засыпающий двор. Детская площадка опустела, только ветер раскачивал качели, скрипя проржавевшими цепями. В доме напротив зажигались окна. Люди возвращались с работы, начинали свой субботний вечер. Кто-то готовил ужин, кто-то смотрел телевизор, кто-то ссорился, а кто-то, возможно, мирился после долгого дня разлуки.
— Почему я так долго это терпела? — прошептала Ольга, прихлёбывая остывший чай.
В кухню доносились голоса Максима и его матери. Они смотрели какой-то сериал, хохотали над шутками, совершенно не замечая её отсутствия. Последние годы она была несчастлива в браке. Это стало очевидно только сейчас, когда внутри всё перевернулось. Она боялась остаться одна, боялась перемен, боялась, что скажут люди. Терпела неуважение, насмешки, пренебрежение, уступала шаг за шагом — сначала в мелочах, потом в важном. А теперь она понимала, что больше не боится. Ей нечего терять — ни мужа, который давно превратился в маменькиного сынка, ни иллюзий о счастливой семейной жизни. Зато ей есть что обрести: свободу, уважение к себе, возможность начать заново.
— Я справлюсь, бабуля, — снова прошептала Ольга, глядя на тёмное небо, где робко проглядывали первые звёзды. — Ты научила меня быть сильной. Я сохраню твой дом и стану настоящей хозяйкой своей жизни.
***
Воскресное утро выдалось неожиданно ясным после недели промозглой слякоти. Солнечные лучи прорезали облака, играя на оконном стекле замысловатыми узорами. Ольга проснулась рано, несмотря на бессонную ночь. Тело ныло от напряжения, но внутри царила странная, почти звенящая решимость.
Максим и Тамара Ивановна ещё спали. Из-за двери комнаты доносился размеренный храп свекрови. После вчерашнего семейного совета они, похоже, считали дело решённым. Но сегодня это изменится. Ольга аккуратно достала из шкафа свой лучший брючный костюм — тёмно-синий, строгий, купленный по случаю повышения в поликлинике, но так ни разу и не надетый.
— Зачем медсестре такие наряды? — ворчала тогда свекровь. — Только деньги переводить.
Сегодня костюм пригодится.
В десять пятнадцать в квартире раздался телефонный звонок. Ольга поспешила снять трубку, пока звук не разбудил домашних.
— Мы внизу, — деловито сообщила Светлана. — Клиент со мной, и его дочка тоже приехала. Всё, как договаривались.
— Да, поднимайтесь, — ответила Ольга. — Пятый этаж, квартира двадцать шесть.
Она положила трубку и глубоко вздохнула. Возврата нет. Тамара Ивановна и Максим вчера сами определили её судьбу. Теперь она принимает правила игры.
Дверной звонок прозвенел ровно в одиннадцать. Ольга одёрнула пиджак и пошла открывать. На площадке стояли трое: Светлана в своём неизменном красном плаще и с ней двое незнакомцев.
— Олюша, знакомься, — затараторила Светлана. — Это Сергей Иванович Морозов, тот самый клиент, о котором я говорила. А это его дочь Елена.
Сергей Иванович оказался высоким мужчиной лет пятидесяти, с аккуратной бородкой с проседью и в очках в тонкой оправе. Одет он был в твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях и тёмные брюки со стрелками. Настоящий интеллигент старой школы. Такой мог бы преподавать литературу в университете.
— Очень приятно, Сергей, — он протянул руку для рукопожатия.
— Ольга, — ответила она, пожимая крепкую сухую ладонь.
Елена, молодая девушка лет двадцати с небольшим, с тёмной косой, уложенной вокруг головы, вежливо улыбнулась.
— Здравствуйте. Простите, что мы так рано. Папа очень торопится с поиском жилья.
— Ничего страшного, проходите, — Ольга отступила, пропуская гостей в прихожую.
Из спальни послышались шаги. Домочадцы проснулись. В коридор выглянул заспанный Максим в майке и спортивных штанах.
— Оля, кто там? — он потёр глаза и застыл, увидев незнакомцев.
— Максим, познакомься, — спокойно сказала Ольга. — Это Сергей Иванович, он будет снимать нашу квартиру. А это его дочь Елена.
Сонливость мигом слетела с лица мужа. Он открыл рот, закрыл, снова открыл, как выброшенная на берег рыба.
— Какую квартиру? — только и смог выдавить он.
— Эту, — так же спокойно ответила Ольга. — Проходите, Сергей Иванович, я покажу вам комнаты.
Она провела растерянных гостей в гостиную, где всё ещё красовался старенький гарнитур, доставшийся от бабушки: стенка с книжными полками, диван-книжка, журнальный столик и то самое кресло, в котором любила сидеть Елизавета Фёдоровна.
— Здесь большая комната, восемнадцать квадратных метров, — начала Ольга экскурсию. — Окна выходят на восток, утром светло, но не жарко. Вечером, наоборот, прохладно и спокойно.
Сергей Иванович с интересом осматривался, трогал корешки книг на полке.
— Фолкнер, Хемингуэй, Ремарк. У вас хороший вкус, Ольга.
— Это бабушкина библиотека, — улыбнулась Ольга. — Если хотите, можете пользоваться. Книги должны жить.
В дверях возникла фигура Тамары Ивановны в цветастом халате, с наспех накинутым на плечи платком. Лицо её выражало крайнюю степень недоумения.
— Ольга, что происходит? — резко спросила она, оглядывая незнакомцев. — Ты что, экскурсию по квартире устроила?
Елена смутилась и отступила к отцу. Светлана скрестила руки на груди, готовая к бою. Ольга осталась невозмутимой.
— Тамара Ивановна, познакомьтесь. Это Сергей Иванович и его дочь Елена. Они будут снимать квартиру. — Она повернулась к гостям. — А это мои родственники. Они как раз собираются переезжать.
— Что? — Тамара Ивановна побагровела. — Какие квартиранты? Мы здесь живём. Это наш дом!
Максим, до этого момента стоявший столбом, наконец отмер и бросился к Ольге.
— Оля, ты что задумала? Это же наш дом. Мы же вчера просто говорили!
— Вы вчера чётко дали понять, что мне здесь нет места, — перебила его Ольга. — Я с вами согласна, поэтому нашла решение, которое устроит всех.
Она повернулась к ошарашенным гостям.
— Пойдёмте, покажу вам спальню и кухню.
Сергей Иванович неловко кашлянул.
— Ольга, может быть, нам стоит зайти позже? Кажется, у вас семейные обстоятельства.
— Нет, всё в порядке, — твёрдо сказала Ольга. — Мы как раз заканчиваем обсуждение, а вам нужно знать, во что вы вселяетесь.
Она провела гостей в спальню — небольшую комнату с двуспальной кроватью и письменным столом у окна.
— Здесь двенадцать квадратов, но очень удобная планировка. Шкаф встроенный, не занимает места.
— Очень уютно, — искренне сказала Елена, проводя рукой по кружевной накидке на подушке. — Здесь чувствуется домашняя атмосфера.
Тамара Ивановна, следовавшая по пятам, не выдержала.
— Да какое вы имеете право? Здесь мой сын живёт! Это его квартира!
Ольга спокойно достала из кармана пиджака сложенные вчетверо документы и протянула их Сергею Ивановичу.
— Вот. Ознакомьтесь. Свидетельство о праве собственности. Технический паспорт. Выписка из ЕГРН. Квартира принадлежит мне. Никаких обременений нет.
Сергей Иванович с интересом изучил бумаги.
— Всё в порядке, оформлено должным образом, — констатировал он и вернул документы Ольге. — Скажите, район тихий? И как насчёт интернета? Мне для работы нужен стабильный канал.
— Район прекрасный, — подхватила Ольга. — Рядом школа, поликлиника, два супермаркета. Шума от дороги нет. Интернет проведён, оптоволокно, скорость хорошая.
— Какая наглость! — Тамара Ивановна всплеснула руками. — Максим, ты слышишь? Она продаёт нашу квартиру!
— Не продаю, а сдаю, — спокойно поправила Ольга. — И не нашу, а мою. Вчера вы решили, что мне здесь нет места. Я с вами согласна. Квартира принадлежит мне. Вот документы. Я её сдаю. А вы можете жить где угодно, но не здесь.
Максим, бледный как полотно, прислонился к стене.
— Оля, не делай этого, — взмолился он. — Давай поговорим.
— Мы уже поговорили, — отрезала она. — Вчера всё было предельно ясно.
Светлана, до этого момента наблюдавшая за сценой с плохо скрываемым удовольствием, подошла к Тамаре Ивановне.
— Вы, кажется, не понимаете ситуации. По закону Ольга имеет полное право распоряжаться своей собственностью. Если вы откажетесь освободить помещение добровольно, будет составлен акт о незаконном проживании.
Елена, заметно смущённая происходящим, тихо сказала отцу:
— Папа, может, нам действительно прийти в другой день?
Сергей Иванович нерешительно посмотрел на Ольгу. Та покачала головой:
— Не нужно, я всё решила. Давайте продолжим осмотр.
Они прошли на кухню — небольшую, но светлую, с окном во двор.
— Плита газовая, но новая, с автоподжигом, — демонстрировала Ольга. — Холодильник тоже остаётся. Все счётчики опломбированы, документы в порядке.
Тамара Ивановна, следовавшая за ними по пятам, вдруг сменила тактику.
— Это же семейная собственность! — воскликнула она. — По закону жильё, нажитое в браке, принадлежит обоим супругам!
Ольга достала из папки ещё один документ и протянула его опешившей свекрови.
— Вот завещание от Елизаветы Фёдоровны Хромовой на моё имя, заверенное нотариусом. Квартира получена мной по наследству до брака с вашим сыном. По закону это моё личное имущество, а не совместно нажитое.
Сергей Иванович одобрительно кивнул.
— Всё верно. Имущество, полученное одним из супругов по наследству, не является совместной собственностью.
Лицо Тамары Ивановны исказилось.
— Ах ты! — она задохнулась от гнева. — Значит, вот как ты с нами после всего, что мы для тебя сделали!
Ольга холодно посмотрела на неё.
— А что именно вы для меня сделали, Тамара Ивановна? Выжили из собственного дома, унижали, манипулировали. Спасибо. Этого добра мне хватит на всю оставшуюся жизнь.
Она повернулась к Сергею Ивановичу.
— Ну что, квартира вам подходит?
После того как Сергей Иванович с дочерью и Светланой ушли на кухню обсуждать детали договора аренды, в гостиной воцарилась гнетущая тишина. Тамара Ивановна сидела в кресле, машинально комкая в руках платок. Максим мерил шагами комнату, то и дело бросая на Ольгу растерянные взгляды.
— Ты не можешь так с нами поступить, — наконец нарушила молчание свекровь. — У меня гипертония, ты же знаешь. Куда я пойду в моём возрасте?
Она прижала ладонь к груди и закатила глаза, словно вот-вот упадёт в обморок. Этот трюк Ольга видела десятки раз. Как только разговор принимал неудобный для Тамары Ивановны оборот, та немедленно заболевала.
— У вас есть собственная квартира на улице Мира, — спокойно напомнила Ольга. — Вы о ней вчера упоминали.
— Там холодно, сыро! Я не могу там жить, — всплеснула руками свекровь. — Там ремонт нужен, трубы текут. Да и район неблагополучный.
— Тогда не выгоняли бы меня отсюда, — твёрдо ответила Ольга.
Максим подскочил, схватил её за руку.
— Оля, ну чего ты? Мы же просто говорили. Никто тебя не выгонял. Мама просто хотела, чтобы нам всем было удобно.
— Вчера вы были настроены иначе, — Ольга высвободила руку. — Вы чётко сказали: «К первому числу освободи жилплощадь». Я лишь следую вашим указаниям, только немного быстрее.
— Мы можем всё обсудить, — заныл Максим. — Давай сядем, поговорим. Может, есть какой-то компромисс?
Ольга достала из папки с документами распечатанные листы.
— Статья 209 Гражданского кодекса Российской Федерации, — начала она ровным голосом. — Собственник вправе по своему усмотрению владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом. Собственник может передать своё имущество в доверительное управление другому лицу. — Она перевернула страницу. — Статья 288. Собственник осуществляет права владения, пользования и распоряжения принадлежащим ему жилым помещением. Всё предельно ясно, я думаю.
— Да плевать мне на твои статьи! — вскочила Тамара Ивановна. — Ты совсем совесть потеряла? Родного мужа на улицу выгоняешь!
— Не на улицу, а в вашу квартиру, — поправила Ольга. — Если не освободите помещение добровольно, я буду вынуждена подать в суд. И, поверьте, выиграю дело.
Она произнесла это спокойно, без злорадства или торжества, просто констатировала факт. Внутри неё словно натянулась стальная струна — тонкая, но невероятно прочная. В кухне раздались голоса. Светлана и Сергей Иванович закончили обсуждение. Они вошли в комнату, и Светлана, как опытный риелтор, сразу взяла инициативу в свои руки.
— Ну что же, все детали обговорены. Сергей Иванович согласен на условия аренды. Вот договор найма жилого помещения на одиннадцать месяцев.
Она положила на стол несколько листов, скреплённых степлером.
— Арендная плата составляет двадцать пять тысяч рублей в месяц плюс коммунальные платежи. Сегодня вносится залог в размере месячной оплаты, который будет учтён при расчёте за последний месяц проживания.
Сергей Иванович достал из внутреннего кармана пиджака конверт.
— Вот, Ольга, двадцать пять тысяч рублей. Пересчитайте, пожалуйста.
Ольга пересчитала купюры и кивнула.
— Всё верно.
Они подписали договор в трёх экземплярах. Елена, стоявшая рядом с отцом, нервно теребила косу, но когда бумаги были подписаны, с облегчением улыбнулась.
— Спасибо вам за доверие, Ольга. Папа очень переживал, что не найдёт приличное жильё после развода. А тут такая удача. И район хороший, и до школы близко.
Светлана сложила документы в папку.
— Итак, въезд назначен на послезавтра. Завтра в девять Ольга передаст ключи. Остались какие-то вопросы?
Тамара Ивановна, наблюдавшая за происходящим с выражением оскорблённого достоинства, не выдержала.
— Есть вопрос: куда нам деваться? Вы хоть подумали об этом?
— В вашу квартиру, разумеется, — пожала плечами Светлана. — В чём проблема?
— Но там ремонт нужен! — возмутилась Тамара Ивановна.
— Значит, сделаете, — отрезала Светлана. — У вас сын, сантехник, сам всё починит. Да и пенсия у вас приличная, не бедствуете.
Когда гости ушли, Максим бросился к Ольге.
— Оля, не торопись, мы же можем договориться. Ну хочешь, я маме объясню, что она не права. Мы же всё-таки семья.
— Вчера вы уже всё решили, — устало ответила Ольга. — Теперь моя очередь. У вас есть время до завтра, чтобы собрать вещи.
— Ты пожалеешь, — Тамара Ивановна ткнула пальцем в её сторону. — Без семьи пропадёшь. Думаешь, кому-то нужна будет старая дева с детской поликлиники? Сдохнешь одна, никто слезинки не прольёт.
Ольга молча вышла из комнаты. В голове звенела пустота, словно внутренний механизм, поддерживающий весь этот спектакль, наконец остановился. Решение принято, пути назад нет.
К обеду атмосфера в квартире стала невыносимой. Тамара Ивановна демонстративно слегла с приступом, требуя то валокордина, то воды, то открытой форточки. Максим метался между матерью и женой, уговаривая то одну, то другую.
— Оля, ну давай хотя бы повременим. Ну зачем так срочно? Мама правда плохо себя чувствует.
— Завтра в девять утра я передаю ключи, — непреклонно повторяла Ольга.
К вечеру, когда стало ясно, что уговоры не действуют, Тамара Ивановна «выздоровела» и вместе с сыном начала угрюмо паковать вещи. Из спальни доносились причитания и шуршание картонных коробок. Ольга зашла туда ближе к семи вечера и протянула Максиму моток скотча.
— Вот, пригодится для коробок.
— Ты действительно нас выгоняешь? — Максим смотрел на неё с недоумением, словно до последнего не верил в происходящее.
— Не я это начала, — тихо ответила Ольга.
Она помогла упаковать посуду и книги, аккуратно завернула в газеты хрупкие статуэтки — подарки Тамары Ивановны самой себе на все праздники. Работала молча, методично, не поддаваясь на провокации и всхлипывания свекрови. К девяти вечера большая часть вещей была собрана. Максим вызвал такси, и они начали выносить коробки. Ольга помогала, но оставалась непреклонной. Когда машина была загружена, Тамара Ивановна с показной горечью обвела взглядом квартиру.
— Я всегда знала, что ты неблагодарная, но чтоб до такой степени…
— Женечка, пойдём? Нам здесь не рады.
Она вышла, грузно ступая, и хлопнула дверью. Максим задержался на пороге.
— Оля, я же тебя люблю, — выпалил он с отчаянием в голосе.
Ольга посмотрела на него — по-настоящему посмотрела. Впервые за долгое время увидела опущенные плечи, испуганные глаза, дрожащие губы. Мальчик, а не мужчина, никогда не выросший, никогда не научившийся отвечать за свои поступки.
— Любовь — это не слова, а поступки, — тихо сказала она. — Ты сделал выбор ещё вчера.
Максим открыл рот, словно хотел что-то возразить, но передумал. Молча кивнул и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Ольга подошла к окну. Внизу у подъезда Тамара Ивановна суетилась вокруг такси, командуя водителем. Максим грузил последние коробки. Потом они сели в машину, и та тронулась, увозя их в однокомнатную квартиру на окраине города. Ольга выдохнула и впервые за долгое время почувствовала, как с плеч словно свалился неподъёмный груз. В квартире стало тихо — так тихо, что слышно было тиканье старых часов из кухни, тех самых, с кукушкой, которые бабушка купила на свою первую зарплату.
— Ну вот, бабуля, — подумала Ольга, глядя на темнеющее небо за окном. — Я снова хозяйка в своём доме, как ты и хотела…
***
Декабрьский снег укрывал город пушистым одеялом, скрадывая неровности дорог и смягчая угловатые очертания домов. За окном тихо кружились снежинки, рассеиваясь в свете уличных фонарей. Ольга смотрела на это волшебство, прихлёбывая горячий чай с имбирём. Новая привычка, маленькая роскошь, которую она теперь могла себе позволить.
Прошло два месяца с того дня, когда её жизнь перевернулась. Два месяца, за которые она сняла небольшую однокомнатную квартиру в соседнем квартале — всего в десяти минутах ходьбы от поликлиники. Восемнадцать тысяч в месяц — немалая сумма из её зарплаты, но с учётом арендных денег, которые исправно платил Сергей Иванович, можно было жить вполне достойно. Квартирка была маленькой, с минимумом мебели, но впервые за годы Ольга наслаждалась тишиной и покоем. Никто не врывался в ванную комнату, когда она принимала душ. Никто не пересчитывал куски сахара в сахарнице и не выговаривал ей за расточительность, если она покупала себе новую блузку. Никто не проверял её сумку, выискивая чеки из магазина, чтобы контролировать расходы.
Светлана, забежавшая на днях с очередным предложением по недвижимости, только ахнула:
— Оля, ты как будто помолодела лет на десять! Прямо светишься вся.
Это заметили и коллеги. Старая медсестра Нина Павловна, с которой они работали в одном кабинете, как-то сказала:
— Красавица ты стала, Олюша. Глаза блестят, спина прямая. Видать, правильное решение приняла.
Действительно, Ольга чувствовала себя обновлённой, словно с плеч сняли невидимый груз, и она смогла наконец расправить крылья. А бабушкина квартира обрела достойного жильца. Сергей Иванович оказался образцовым квартирантом — аккуратным, тихим, предупредительным. Платил вовремя, даже на день раньше срока. Однажды, приехав проверить показания счётчиков, Ольга обнаружила, что он своими руками отремонтировал подтекающий кран в ванной и поменял прокладки.
— Ну что вы, Ольга, не стоит благодарности, — улыбнулся он в ответ на её удивление. — Мелочь, а приятно. Да и не привык я жить среди неисправностей.
А ещё была Елена — милая, умная девушка, с которой у Ольги сложились тёплые, почти дружеские отношения. Елена училась на педагогическом, готовилась стать учителем, как и отец. Она часто заходила к Ольге, даже когда той не было нужды проверять квартиру. Они обсуждали книги, особенно новинки психологической литературы, которыми увлекалась Елена. Иногда готовили что-нибудь вместе. Ольга обучала девушку бабушкиным рецептам, которые та мечтала освоить для отца.
— Знаете, Ольга, — сказала как-то Елена, помешивая борщ, которому Ольга её учила. — Я восхищаюсь вашей смелостью. То, как вы поступили, — я бы не решилась на такое.
— Каждый человек способен на многое, если речь идёт о самоуважении, — ответила тогда Ольга. — Просто иногда нужен толчок.
И этот толчок, как ни странно, оказался благотворным для многих сфер её жизни. Освободившись от токсичных отношений, Ольга словно расправила крылья. Она записалась на курсы компьютерной грамотности при районной библиотеке — давно хотела научиться работать с электронными таблицами, да всё времени не хватало. Начала изучать английский язык по онлайн-курсам — каждый вечер по полчаса с усердием ученицы, жаждущей новых знаний. В поликлинике шутили:
— Наша Ольга за границу собралась!
А ещё она стала ходить в театр, покупала недорогие билеты на галёрку и наслаждалась каждым спектаклем, впитывая музыку, игру, атмосферу. Раньше Максим не любил театр, а свекровь считала это баловством и пустой тратой денег. Теперь никто не мешал ей получать это удовольствие.
Максим звонил несколько раз. Первый — через неделю после отъезда, пьяный, умолял вернуться. Второй — через месяц, уже трезвый, пытался давить на жалость.
— Мама болеет, у неё депрессия. Врач говорит: «Нервное истощение». Вернись, пожалуйста.
Ольга отвечала сочувственно, но твёрдо:
— Нет, Максим, наш брак закончился ещё до того, как я ушла. Я желаю тебе и Тамаре Ивановне здоровья, но возвращаться не буду.
Однажды вечером в конце рабочего дня Ольгу вызвала к себе заведующая поликлиникой.
— Ольга Степановна, — начала Светлана Игоревна, постукивая карандашом по столу. — У меня к вам предложение. Ольга Николаевна уходит на пенсию. Должность старшей медсестры освобождается. Я вижу на этом месте вас. Опыт, квалификация, ответственность — всё при вас. Зарплата тридцать пять тысяч плюс премии. Что скажете?
Год назад Ольга отказалась бы. Свекровь сразу принялась бы выяснять, почему так поздно возвращается домой и как будет успевать с домашними делами. Да и Максим наверняка бы заныл, что видит жену только спящей.
— Я согласна, Светлана Игоревна, — твёрдо сказала она. — Спасибо за доверие.
Открывались новые горизонты. Ольга мечтала о поездке к морю следующим летом. Давно не была на курорте, а теперь могла позволить себе отложить немного из новой зарплаты. Она даже начала просматривать сайты туристических агентств, выбирая недорогие, но комфортные варианты. Ещё в планах были водительские курсы. С детства хотелось научиться водить машину, да всё откладывала.
— В следующем году обязательно пойду, — решила Ольга, откладывая деньги на первый взнос.
А самым смелым планом было поступление в медицинский институт на заочное отделение.
— Тридцать восемь — не возраст, — убеждала себя Ольга, разглядывая программы вступительных экзаменов.
***
В этот вечер, когда за окном кружился декабрьский снег, Ольга сидела у окна с чашкой кофе и новой книгой. На столике рядом стояла фотография, где они с бабушкой вдвоём: Ольга ещё школьница с косичками, а Елизавета Фёдоровна в строгом платье с брошью. Рядом с фотографией — букет хризантем, который Ольга купила себе по дороге с работы. Просто так, для настроения. Зазвонил телефон. На экране высветилось: «Сергей Иванович».
— Добрый вечер, Ольга, — раздался в трубке приятный баритон. — Извините за поздний звонок. Хотел спросить: мы с Еленой очень довольны квартирой. Всё отлично. Срок договора истекает через девять месяцев, но хотел бы уже сейчас уточнить, возможно ли продление ещё на год. Просто решаем с дочерью, планировать ли переезд.
— Конечно, Сергей Иванович, — с улыбкой ответила Ольга. — Я только рада, что у меня такие хорошие жильцы. Продлим без проблем.
Закончив разговор, она вернулась к окну. В свете уличного фонаря кружились снежинки, создавая почти волшебную картину. Ольга задумчиво коснулась фотографии бабушки.
— Ты была права, бабуля, — подумала она. — Дом действительно даёт силы тому, кто его ценит. Не обязательно жить в нём физически. Важно хранить его в сердце.
Эти два месяца изменили её больше, чем предыдущие десять лет. Она наконец-то стала хозяйкой своей жизни. Принимала решения, не оглядываясь на чужое мнение. Строила планы, опираясь только на свои желания. Впереди столько возможностей. Эта мысль больше не пугала, а вдохновляла. Ольга отложила книгу и подошла ближе к окну. Во дворе соседнего дома, несмотря на поздний час, несколько детей играли в снежки. Их смех доносился даже сквозь стекло. Они лепили снеговика, старательно катая огромный снежный ком.
«Может быть, когда-нибудь и у меня будет настоящая семья,» — подумала Ольга.
Настоящая — значит, построенная на любви и уважении, а не на привычке и зависимости. Но торопиться она не собиралась. Жизнь только начиналась — новая жизнь, в которой она сама определяла правила. Ольга улыбнулась своему отражению в стекле. Женщина, смотревшая на неё из тёмного окна, выглядела моложе и увереннее той, что была ещё пару месяцев назад.
— А пока я счастлива просто быть собой.
0 комментариев