Тимофей Иванович отрешённо смотрел в одну точку на потолке, находясь в камере следственного изолятора. Наступил последний день перед отправкой в колонию. Он надеялся на условное наказание, но благодаря стараниям папеньки – юного мажора получил 75-летний дед реальный срок – год на зоне.
«Дожил! Под старость лет вместо санаториев со шведским столом – тюремные нары с противной баландой», — думал дед.
Но не капельки он не жалел о том, что совершил. Его раздумья прервал сокамерник:
— Тимофей, тебя то за что?
— Превышение пределов необходимой обороны. Прямо под окнами моего дома под вечер трое пьяных мужиков молоденькую девушку схватили. Она истошно кричала, когда эти звери начали стаскивать платье. Ну я и не стерпел. Схватил ружьё, с которым на охоту хожу. Только припугнуть хотел, чтобы разбежались они. А ружьё возьми, да и выстрел. Я, садовая голова, патроны забыл достать. Двое сразу врассыпную побежали, а третий, раненный, на земле корячился. В больнице чудом откачали гада, на волоске от смерти висел. Да ещё не простым оказался, а мажором, сыночком богатого папеньки. Этот самый папенька из кожи вон вылез, чтобы меня по полной программе на зону определили.
— Да… Тимофей. Держись! На зоне тяжко тебе будет. Там простых стариков, «не из тюремных», не любят. Да и вообще старые никому и нигде не нужны, а там тем более.
И, правда, сокамерник как в воду глядел. Мучения деда начались, лишь только он переступил порог камеры в зоне. Увидев свободную койку, Тимофей Иванович захотел прилечь. У него раскалывалась голова от пережитого за день. Как отпетого преступника его привезли на зону. Такого позора он не испытывал никогда в жизни.
— Куда зад свой приземлил, а ну встал быстро! – вдруг послышался неприятный, резкий голос из глубины камеры. — Тебе, тебе говорю, — ещё раз крикнул зэк, увидев, что дед озирается по сторонам.
— Почему Вы мне приказываете? – не испугавшись, спросил дед.
Он был не из робкого десятка, когда-то давно довелось служить в Афганистане. Защищал народ от бандитов, примерно таких как этот зэк, который сейчас орёт на него. Только вот силы физические уже не те. Старость — не радость.
— Ты ещё имеешь наглость спрашивать – почему? Да потому что я здесь главный, а ты никто.
Мужик соскочил с нар и подошёл к деду. Молодой, высокий, накаченный, обросший щетиной. Тело его сплошняком было усыпано наколками и татуировками. С ненавистью он смотрел на Тимофея Ивановича.
— Ты что думаешь, я не знаю, за что тебя посадили. Я тут всё про всех знаю. Жаль, что мало дали, ну ничего, я это поправлю. Стрелком себя возомнил великим. Ты же Андрюху, двоюродного брата моего, с которым по малолетке сидели, практически инвалидом сделал.
Дед не дрогнул и мужественно, глядя прямо в глаза наглецу, сказал:
— И поделом твоему Андрюхе, чтобы больше не посмел на девчонок руку поднимать.
— Да я сейчас на тебя руку подниму! – закричал что есть силы мужик и только приноровился ударить старика, как в дверях лязгнул засов и вошёл надзиратель.
— Коробов! Прекрати, немедленно! С огнём играешь. Ещё одно избиение заключённых и получишь новый срок.
— Да я что? Я ничего. С новеньким просто знакомились.
Лишь только железная дверь с грохотом закрылась, мужик подскочил к деду и снова начал угрожать:
— Я тебе отомщу за брата Андрюху и за себя. Вот где ты у меня будешь, — с этими словами он потряс перед носом старика кулаком.
Когда все разбрелись по своим койкам и угомонились, Тимофей Иванович первый раз за день положил голову на подушку и почувствовал, что по щекам потекли слёзы. Это у него, который всю жизнь считал себя суровым, мужественным мужчиной, не привыкшим к слезам, несмотря ни на что. Даже, когда, хоронил жену Танюшку, внезапно умершую от инфаркта и дочку Леночку, которая ни с того ни с сего сильно заболела в 14 лет и ушла вслед за Таней. Он тогда переживал острую боль внутри себя, поселившуюся навсегда в его сердце. А вот сейчас полились слёзы от отчаяния, бессилия и безысходности.
Единственным лучиком в этом царстве кромешной тьмы были письма Зоиньки, той самой девушки, которую он спас от насильников. Бывшая детдомовка всю жизнь мечтала о семье и надеялась, что однажды в детдом приедут за ней будущие мама и папа. Но никто так и не приехал. Встреча с Тимофеем Ивановичем, отважным и добрым дедушкой, для неё была настоящим подарком судьбы. Строчки писем Зои, полученных ещё в следственном изоляторе, Тимофей Иванович запомнил наизусть:
«Здравствуйте, Тимофей Иванович. Как, Вы там, родненький? Как с Вами обращаются, как кормят? Чувствую, тяжело Вам, очень тяжело. Какое большое горе, что Вы в тюрьме из-за меня. Но какая огромная радость, что Вы у меня есть. Такой хороший, смелый, добрый, самый лучший. Держитесь, Тимофей Иванович. Я буду Вас ждать. Если бог смилостивится, то ещё на свидание приеду к Вам. Люблю всем сердцем. Скучаю за Вами. Ваша Зоя».
Эти письма были для него настоящим сокровищем и даже в такое чудовищное для него время согревали душу. С этими мыслями Тимофей Иванович под утро заснул. Проснулся от резкого толчка в бок:
— Ты чего разоспался? А ну встал! – прикрикнул на него вчерашний противный мужик, Коробов.
— Эй, ты, наверное, думаешь, что в санатории. Сейчас кефирчик с кашкой принесут, — слышался со всех сторон надрывный хохот сокамерников.
На завтраке нескончаемые издевательства продолжились. Лишь только Тимофей Иванович поднёс ложку ко рту с тюремной баландой, как Коробов выхватил миску из рук деда.
— Как ты посмел есть? Если мне понравится, я съем. Всё-таки молодой организм. Двойная доза нужна.
Со всех сторон раздался громогласный хохот, от которого, казалось, сотрясались стены.
— Фу, гадость какая, — сморщился Коробов, — и в эту же секунду вылил на голову деда, всё содержимое в тарелке.
Полный зал заключённых затрясся от смеха ещё больше. Дед сидел и обтекал кашей, смешавшейся со слезами от такой чудовищной несправедливости. Ведь он человека защищал от бандитов – кто бы они не были, нищие голодранцы или сыновья богатого папеньки. А оплеухи и издевательства в тюрьме получают не бандиты, а он.
Больше всего поразила реакция надзирателя, наблюдавшего со стороны за происходящим. Он не только не вступился за Тимофея Ивановича, а сделал вид, что ничего не произошло, и на его лице даже промелькнула улыбка.
Было видно, что Коробов – мучитель деда, здесь на привилегированном положении. Обычному уголовнику даже не снились такие блага! Он сидел за большие деньги, которыми откупился от него миллионер, за то, что взял вину его сынка на себя. Заключённый просто сказал, что он был за рулём машины, сбившей человека. Немалый куш от этих денег, конечно же, негласно получил начальник колонии. С такой мощной защитой, Коробов творил, что хотел.
Тимофей Иванович, несмотря на весь ужас ситуации, твёрдо решил держаться и во что бы не стало выжить в таких нечеловеческих условиях ради Зои. Она для него как внучка, за короткое время смогла стать единственным родным человеком.
Тимофей Иванович так и не смог оправиться после внезапного ухода жены и дочери. Всю жизнь прожил один. И вдруг под старость лет такое счастье. Как будто сам Господь послал Зою за все его страдания.
Под градом усмешек и издевательств, заключённых дед смог продержаться до конца недели. А потом наступил день, один раз в неделю, когда заключённым разрешали помыться. Лишь только Тимофей Иванович включил воду, в эту же минуту он ощутил сильнейший толчок в спину, от которого не смог удержаться на ногах на скользком полу, и упал.
— Что ты всё падаешь старый хрыч? – издевался над стариком Коробов, толкнувший его, — Чего не встаёшь – вставай!
Тут он увидел, что у старика плохо дело. Коробов очень испугался, как последний трус. Но не из-за деда, а из-за себя. Как бы ему новый срок не навесили.
— Чёрт, кончился что ли? Дохляком оказался. Эй, если ты жив – не вздумай наговаривать на меня.
Коробов поспешил удалиться, чтобы на него никто плохого не подумал. Тимофей Иванович остался лежать на холодном полу, не в силах пошевелиться. С каждой секундой усиливалась острая боль в области головы и дед почувствовал, что теряет сознание…
Очнулся он в комнате с белыми стенами и белой дверью, а над ним склонилось лицо прекрасной женщины. Тимофей Иванович подумал, что он в раю, где хорошо и нет боли, а рядом с ним — ангел. На землю его вернул приятный женский голос.
— Тимофей Иванович, Вы очнулись, это хорошо. Господи, что же они с Вами сделали! Что за звери, действительно им самое место на зоне – не смогла сдержать нахлынувших эмоций тюремный врач Антонина Сергеевна.
— Доктор, что со мной? – спросил Тимофей Иванович.
Он понял, что находится в тюремной больнице. Но, увы, ненадолго. И скоро весь этот кошмар последних дней продолжится.
— Ушиб мягких тканей головы, рук, многочисленные гематомы. Переломов и черепно-мозговой травмы славу богу, нет. Вас били. За что? Как можно поднимать на Вас руку, ничего святого нет у таких людей, — продолжала возмущаться врач.
— Спасибо, милая, на добром слове. Но меня никто не бил, я поскользнулся сам. Пол слишком скользкий.
Тимофей Иванович почему-то соврал врачу, просто не хотелось, чтобы к нему относились как к больному, немощному старику. Но, конечно, Антонина Сергеевна ему не поверила. То же самое он сказал следователю, который задал аналогичный вопрос. Дед поймал себя на неприятной мысли, что боится притязаний Коробова.
«Слабак!» — подумал он про себя.
Время, проведённое в тюремной больнице, было для деда раем по сравнению с камерными муками. Антонина Сергеевна оказалась неравнодушным к чужому горю человеком и, благодаря ей, Тимофей Иванович смог пробыть в больнице не два дня, а целую неделю.
Но и неделя подошла к концу, дед с содроганием думал о том, что его ждёт в камере. Пытался готовить себя морально, но к этому невозможно подготовиться. Как бальзам на его больную душу было новое письмо от Зои, которому он радовался как ребёнок.
«Дорогой Тимофей Иванович, пишу эти строки и плачу от счастья. Мне наконец-то разрешили приехать на свидание к Вам, всего десять минут. Но самых долгожданных, счастливых минут. Через три дня буду у Вас. Держитесь, берегите себя. Люблю. Скучаю за Вами. Зоя».
Сердце деда захватило чувство радости. После таких слов и умереть не страшно. Вечером привычно лязгнул железный засов на двери камеры и надзиратель втолкнул в неё Тимофея Ивановича. Он ждал уже ставших привычными насмешек, издёвок, оскорблений, издевательств. Но удивительно, ничего этого не было. Никто не обратил абсолютно никакого внимания на его появление. Сокамерники кучковались отдельными группами и шушукались между собой. Лишь один зэк, заметивший удивление Тимофея Ивановича, свесился с койки напротив и сказал:
— Повезло тебе сегодня, дедок. Короб приболел, занемог, не до тебя ему пока. Так что можешь откидывать копыта и дрыхнуть.
Дед ничего не ответил, лишь лёг на койку и отвернулся к стене. Тимофей Иванович забылся тревожным сном. Он не осознавал, сколько времени проспал, но вдруг сквозь сон ему послышались странные звуки и тихое, еле различимое слово: «Помогите!».
Сначала дед не придал этому значения, решив, что всё ещё продолжается сон. Но спустя несколько секунд звуки и умоляющий голос повторились. Тимофей Иванович резко сел на койке. Стояла глубокая ночь, все заключенные спали, храпя на разные лады. Лишь едва различимый стон доносился из глубины камеры. Дед пошёл в сторону, откуда шёл звук. Путь ему освещала узенькая полоска света из коридора, пробивающаяся через щель между дверью и полом.
Через мгновение Тимофей Иванович понял, что стон доносится с койки его обидчика Коробова. А вот и он сам. Мужчина лежал бледный как смерть, в холодном поту и трясся от страха, как будто за ним гналась стая бродячих собак. В первые секунды Тимофей Иванович хотел развернуться и уйти, как это сделал Коробов в душевой, когда, не задумываясь о последствиях, толкнул его. Несмотря на то, что Коробов был злейшим врагом, у Тимофея Ивановича, человека широкой души не хватило духа бросить его. Ведь даже зверей не бросают. А тут человек, зачем-то он появился на свет. Значит Богу было так угодно.
— Что с Вами? – спросил Тимофей Иванович. Мужчина прохрипел:
— Сердце. Очень болит….
— Держитесь, спокойно. Наверное, это сердечный приступ, может быть, пройдёт.
Но мужчине с каждой секундой становилось всё хуже. Он держался рукой за сердце и только еле слышно шептал:
— Не уходи, помоги…
Тимофей Иванович, не знал, что делать и чем может помочь. Он же не врач.
«Ааа… Господи, что же я время теряю. Ему срочно нужно в больницу».
— Я только вызову надзирателя, чтобы помог с больницей. Сейчас вернусь, — сказал дед Коробову.
А через мгновение понёсся к двери и что есть силы стал барабанить по ней. Со всех сторон на деда закричали недовольные сокамерники, вынужденные проснуться из-за разрезающих тишину громких звуков.
— Ты чего офигел, старый!
— Придурок!
— Сейчас спущусь, тебе несдобровать!
Тимофей Иванович не обращал внимания на гневные возгласы, а продолжал стучать по двери. Наконец, дверь открылась и в камеру вошёл сонный надзиратель, такой же недовольный, как и зэки.
— Что надо? – прошипел он, уставившись на Тимофея Ивановича.
— Человеку плохо с сердцем. Вот-вот потеряет сознание, его в больницу нужно, — взволнованно сказал дед.
Надзиратель подошёл к койке Коробова и увидел, что тот совсем плох. Почёсывая рукой затылок и зевая, он равнодушным голосом сказал:
— Я, конечно, сообщу, куда следует, но врач не приедет раньше утра. Не забывайте, что это тюремная больница, а не фешенебельная клиника. Нечего было попадать сюда.
Тимофей Иванович был поражён жестокосердию и чёрствости надзирателя.
— Но он до утра не доживёт. Сообщите начальнику колонии. Тот хорошо знает Коробова, — просил дед.
— Не умничай, раскомандовался тут, — ответил надзиратель и как ни в чём не бывало скрылся за дверью камеры.
Тимофей Иванович, не солоно хлебавши, вернулся к Коробову. Тот широко раскрытыми, полными ужаса, глазами смотрел на него. Говорить уже не мог, только мычал, а через несколько секунд мычания тоже прекратились. Дед взял его за руку, пульс практически не прослушивался. Сокамерники оживлённо обсуждали случившееся.
— Ничего себе, Короб кончается, вот это поворот.
— Туда ему и дорога, а то совсем борзый стал.
Дед не растерялся, он вспомнил своего отца. Как много-много лет назад, когда ещё Тимофей был подростком, у отца случился сильнейший сердечный приступ, впоследствии оказавшийся инфарктом миокарда. Мама до приезда скорой помощи несколько раз сделала ему массаж сердца. И это спасло отцу жизнь. А вот маму от инфаркта никто не спас. Просто рядом не оказалось человека, который бы мог ей помочь, а скорая помощь приехала слишком поздно.
«Кажется, сейчас такой же случай», — подумал Тимофей Иванович и, не раздумывая, приступил к действиям.
Положил ладонь на грудь мужчине в область сердца и начал делать ритмичные толчки. Зэки разинули рты и как стая зевак наблюдали за происходящим, время от времени, издавая нелицеприятные возгласы.
— Вот блин, дед даёт. Короб об него ноги вытирал, а он пытается его с того света вытащить.
— Точно ненормальный!
Труды Тимофея Ивановича не пропали даром. Пульс участился и сердце забилось сильнее. Мужчина приоткрыл глаза и даже беззвучно пытался шевелить губами. Видимо, Коробов родился в рубашке, а может быть просьбы Тимофея Ивановича подействовали, но только вскоре больного зэка вынесли на носилках из камеры.
Тюремные новости разносятся быстро, и на следующий день вся колония гудела о том, что произошло. Все были шокированы поступком деда. Из униженного человека он превратился в авторитета, уважаемого заключёнными.
«Самого Короба спас!» — шептались зэки.
Тимофей Иванович даже не думал о своём геройстве. К тому же и не геройство — это вовсе, а просто помощь попавшему в беду человеку. Мысли его были заняты другим. Дед измучился от своего тюремного существования. Ему хотелось домой в свой родной посёлок, где прожил всю жизнь.
Как в детстве забрался бы на свою любимую печку и закрылся одеялом словно занавесом от всех бед и несчастий. Но, несмотря ни на что, сегодня самый счастливый день. Долгожданная встреча с Зоей. Какая же эта радость!
— Зоинька! – крикнул Тимофей Иванович, лишь только в сопровождении конвоира в комнату для свидания зашла маленькая, худенькая девчоночка с большими серыми глазами.
— Тимофей Иванович! Дедушка! Как Вы? Боже мой, как похудели, родненький. Вас не обижают здесь? – испуганно спрашивала Зоя.
— Нет, милая, никто не обижает. А ты как живёшь, есть денежки, на что жить? – разволновался дед.
— Есть, у меня всё хорошо, только нет рядом тебя, дедушка Тимофей. Безумно скучаю.
— И я тоже, Зоинька, тоже очень скучаю…
Столько всего хотелось спросить друг у друга. Но ничего не успели. Десять минут пролетели неумолимо быстро. Когда конвоир объявил о конце встречи, на глаза Зои навернулись слёзы. Тимофей Иванович как не старался тоже не смог сдержать слёз.
Он так расчувствовался, что и ночью не мог успокоиться. Больше к нему никто не приставал, не издевался, не отпускал в его сторону колкости и насмешки. Но на душе от этого было не легче. Тимофей Иванович безумно тосковал по посёлку, уютному дому, который ещё хранил тепло родных ему людей, и конечно же по Зое, любимой девочке. Но не увидит он это целых восемь месяцев. Для отпетых преступников – маленький срок, а для него – целая вечность.
Время шло, а изменений к лучшему ждать ещё очень, очень долго. Но дед ошибся, счастливые изменения наступили уже на следующий день. Утром за ним в камеру зашёл надзиратель и в сопровождении двух конвоиров Тимофея Ивановича доставили к начальнику колонии. Седовласый мужчина средних лет сидел в кресле и пристальным взглядом глубоко посаженных глаз смотрел на Тимофея Ивановича. Дед в ужасе думал, что может ещё с ним произойти. Ведь всё что могло случится плохого, с ним уже случилось. Его волнение усиливалось с каждой секундой, пока он не услышал фразу, о которой уже даже не мечтал.
— Тимофей Иванович, открылись новые обстоятельства по Вашему делу, оно пересмотрено. В результате сокращён срок наказания до шести месяцев. Это наказание Вы уже отбыли – в следственном изоляторе и здесь. Так что с завтрашнего дня будете свободны.
Тимофей Иванович оторопел от неожиданности и не мог произнести ни слова в ответ. Начальник, заметив его смятение, ещё раз подтвердил поразившую Тимофея Ивановича новость:
— Да, да. Завтра Вы будете на свободе. И вот, это тоже Вам, — мужчина протянул деду конверт.
Когда вскрыл содержимое конверта, Тимофей Иванович был поражён не меньше, чем новостью об освобождении.
«Здравствуйте, Тимофей Иванович. Это – Павел Коробов. Если Вы читаете это письмо, значит Вам уже сказали об освобождении. Поздравляю, такие люди как Вы не должны находиться на зоне. У меня нет слов, чтобы выразить благодарность за Ваше отзывчивое сердце и руки, которые спасали мою жизнь. И нет слов, чтобы вымолить у Вас прощения за своё чудовищное поведение. Но всё же прошу простить меня. Жаль, что не могу всё это сказать лично. Теперь отбываю срок в другой колонии. Но может когда-нибудь свидимся. Прощайте, Павел».
«Прощаю тебя, прощаю… Нет ничего искреннее и светлее, чем покаяние», — прошептал растроганный дед.
За столько прожитых лет он не утратил веры в людей.
Когда за спиной Тимофея Ивановича закрылись тюремные ворота, он был счастлив, увидев яркое солнце и голубое небо. Вдохнул полной грудью воздух летнего утра.
«Всё теперь будет хорошо», — подумал дед.
Вдруг услышал звук стучащих по асфальту каблучков. Это Зоя, Зоинька. Чуть опоздала, но это не беда. Они обнялись так крепко, как никогда. И больше не расставались.
Прошло пять лет.
Тимофей Иванович уже почти не вспоминал про тюрьму. Разве только, как страшный сон, который имел неосторожность сбыться.
Однажды в один из воскресных дней, когда он посещал службу в местном храме, среди служителей заметил знакомое лицо, которое когда-то видел, но не мог вспомнить где. Не мудрено, в этом году Тимофею Ивановичу уже стукнуло 80 лет. Может, память и подводит. Мужчина, не отрываясь, смотрел на деда. Вдруг Тимофея Ивановича осенило:
«Это же Павел, тот самый Павел Коробов, из тюрьмы».
— Вот и свиделись, Тимофей Иванович. А я пока срок досиживал к Богу пришёл. Как будто в сознании, что-то переключилось. На мир посмотрел другими глазами, всё благодаря Вам. Я буду молиться за Вас.
— Молодец, что не потерял себя, Паша. Дерзай! – ответил дед, и его лицо словно лучиком осветила улыбка.
Тимофей Иванович вышел из храма в приподнятом настроении. Он любим и храним Богом. А значит жизнь продолжается, несмотря ни на что.
0 Комментарий