Дверь в кабинет, где был заперт малолетний хулиган, со скрипом распахнулась. Саша резко встал со стула, недовольно глядя на полицейского:
-Наконец-то! Я уже задницу отсидел!
Его тон не произвел на полицейского впечатления:
-Ну, придётся тебе ещё посидеть… Пару-тройку лет.
-В смысле? – Насупил светлые брови задержанный.
-В общем, так, малой. – Сказал полицейский, садясь за стол и раскладывая перед собой документы. – Мать с тобой справиться не может, отрекается. Всё-таки она одиночка, и так долго промучилась, за тебя, дурака, боролась. Пусть поживёт уже спокойно. В приют тебя не возьмут, по возрасту не подходишь. Да и кому эти проблемы нужны? Ты же всё равно сбежишь… В общем, исход у нас один – воспитательная колония. Иными словами – тюрьма для таких малолетних хулиганов, как ты.
-В смысле, тюрьма?! – Ахнул Сашка и сел обратно на стул. – За что?! За пиво?! Разве это не условка?!
Полицейский покачал головой, кивнул на распечатки, что принес:
-Не, пацан. Решили на тебя побольше дел повесить. Раз ты прикрываешь своих, так сказать, друзей, то будь готов нести за них ответственность. – Мужчина смерил парня взглядом. — Всё-таки ты – как бельмо на глазу. Устали тебя каждый месяц в участок таскать.
-Но это несправедливо! – Побледнел Балабанов.
-«Dura lex, sed lex». – Хмыкнул Ермаков. – Так римляне говорили. В переводе с латыни обозначает: «Суров закон, но это закон»… Или что-то вроде того.
Затем полицейский быстренько рассказал парню о том, в чем его обвиняют. Не дав ему опомниться, Ермаков щелкнул на запястьях парня наручниками и повёл его в камеру:
-Ты здесь временно. – Сообщил он, отворяя решётку. – Посидишь, познакомишься с, так сказать, братьями по духу.
Сашка исподлобья посмотрел на тех, кто сидел в камере. На его спине выступил холодный пот. Мальчик попятился, но врезался спиной в Даниила.
В камере сидели и смотрели на него трое зэков. Самому молодому было лет двадцать пять, а старшему – за пятьдесят. Те, что постарше, улыбались ребенку, показывая крупные грязные зубы. У старика их не хватало. Однако в выражениях лиц заключённых не было ничего доброжелательного. Наверное, потому, что на лицах были следы шрамов. Молодой парень, с волосами, постриженными почти под «ноль», смотрел хмуро, по-волчьи, из-под густых бровей.
-Но они же взрослые! – Испугался парень, глядя на скалящихся зэков.
-И что с того? – Пожал плечами полицейский. – Ты же был таким смелым парнем. Сказал, что зоны не боишься, колония под тобой ходить будет… Так, вроде?
Даниил толкнул Сашу в спину, заставляя зайти в камеру. С лязганьем за парнем закрылась решетка.
-Это твоё будущее, Балабол. – Сказал Ермаков. – Знакомься и решай, правильный ли ты выбрал путь.
***
Мальчик стоял у решетки, переминаясь с ноги на ногу.
-Че, зеленый такой… — Произнёс старик. – Не учили тебя, как правильно в хату входить?
-Да не, он ещё таблицу умножения, видать, осилить пытается. – Фыркнул рыжий мужчина с множеством веснушек.
-За что сидишь? – Издевательски протянул худой, словно жердь, старик.
Зэки заржали, а Саша голову втянул в плечи.
-Ну, раз ты не рассказываешь, то мы можем. – Предложил он же, когда Саша не проронил и слова. – Ты это, садись давай.
Балабанов не посмел спорить, осторожно присел на свободный участок скамьи.
-Ну что, пацан… — Рыжий мужик плюнул прямо под ноги мальчишке, заставляя его брезгливо и с опаской убрать ноги под лавку. – Настало время офигительных историй, верно?
Рыжий, устроившись поудобнее, начал свой рассказ:
-Знаешь, я был в твоем возрасте, когда вступил на скользкую дорожку. – Поделился заключенный. – Меня всегда манила улица, все эти «стрелки», разборки, адреналин… Проблема в том, что оттуда нельзя выбраться. Как из зыбучего песка. Нельзя замарать руки, а потом просто помыть их и надеть чистое пальто, не-а. Назад дороги нет. Твоя банда – это как стая голодных злобных волков. Если ты хочешь от них отбиться, то тебя загрызут.
Рыжий потер подбородок, покачал головой и продолжил:
-В основном мы хаты обносили. Среди бела дня, кстати. Это гон, что по ночам воры шастают, не… Мы солнышко любим. – Он загоготал, а затем продолжил. — В первый раз я и сел за грабеж и разбой. Меня не сразу поймали, подали в федеральный розыск. Я в родной город вернулся, думал переждать. Только прошлое мне покоя не давало. Помню, как шел с мамкой с рынка, купил продуктов ей. Она гордилась так. Тут на встречу – полицейские. Я тогда испугался, бросил ее овощи и фрукты, они по земле покатились, а я по тапкам ударил… Стыдно было перед матерью. Долго бегать не пришлось, взяли меня. Начались приключения ещё с порога. Ко мне подошли дружелюбные и улыбчивые парни, радушно встретили. Слово за слово, стали спрашивать, сколько я могу отжиматься? Я не знал, что правильным ответом будет – нисколько. Думал попонтоваться, произвести впечатление. Стал отжиматься, из сил выбился, на пол рухнул. И вот тогда меня и избили. Плюнули сверху и сказали, чтобы больше не смел выделываться и знал своё место. Худо там было…. А второй раз посадили через три дня после освобождения. Я даже подышать не успел. От радости, что оказался на воле, я напился до беспамятства. Ввязался в баре в драку, завалил паренька. Вот и снова оказался здесь, но статья потяжелее. Даже мать родную не успел увидеть и обнять.
Рыжий внезапно вытянул вперед кулак, да так резко, что Саша вздрогнул:
-Вот, гляди, какой портак себе набил. Тебе такой же советую, подходит.
Александр сглотнул и, вытянув шею, прочитал фразу на предплечье, написанную черно-синими чернилами:
«Дайте в юность обратный билет, я готов заплатить за дорогу».
Тут в разговор вступил старик:
-Я тоже с детства по колониям мотаюсь. Каждый раз клялся себе, что завяжу, но не выходит. Для общества ты становишься гнилым отбросом. – Сказал он, а рыжий закивал.
Старик прищурился да предался воспоминаниям о былом:
-Помню, по молодости, как в тюрьму попал, поругался с местным авторитетом. Когда пошёл в душ, меня подкараулило пятеро парней. Они достали бритву и сказали, что сначала научат меня слушать, что говорит Пахан. А если я не научусь внимать его словам, то они придут снова и научат меня молчать. – Мужик повернулся левой стороной и показал дыру, вместо уха. – Вот, видишь? Я урок усвоил. Не знаю, есть ли сейчас такой беспредел, но в мои времена чего только не было… Была эпидемия вируса, были те, кто расставался с жизнью, были и опущенные. Я видел, как один парень вытащил лезвие из точилки для карандашей, спрятал его, затем приделал к зубной щетке, наподобие скальпеля. Он порезал им лицо своего недруга. Исполосовал среди ночи. Крики стояли ужасные. Я видел драку, после которой камеры была похожа на скотобойню… Да что я рассказываю, ты и сам всё увидишь, верно?
Сашка сглотнул вязкую слюну, вжался тощей спиной в стену. Его начало потряхивать. Он покосился на железные прутья, что отделяли его от свободы. Парень мечтал снова попасть на волю. Нет, Саша понял, что хочет, как в детстве, крикнуть:
«Я хочу к маме!».
Обнять её, спрятать на груди матери, словно он был маленьким ребенком, которому требовалась защита. Зэки молчали недолго. Слово взял самый молодой из компании.
-Я – клептоман. Знаешь, что это такое? – Спросил тощий парень, а его взгляд забегал по стенам камеры.
Мальчик покачал головой. От испуга он забыл собственное имя, не то, что значение умных слов. Зэк хмыкнул и пояснил:
-Клептомания – это болезнь, если хочешь. Огромная тяга к воровству. Мне просто надо что-то ухватить, понимаешь? При этом мне плевать, нужна эта вещь или я ее выкину в ближайшую урну… Просто руки зудят и чешутся от желания стащить хоть что-то. Я получаю кайф, когда прячу чужую вещь в карман. – Этот заключенный говорил более понятно и размеренно, чем его сокамерники. – Только вот зэкам в тюрьме плевать с высокой колокольни на то, что я, так сказать, больной. Для них я – крыса. А крыс принято травить… Меня били ногами, палками, табуретками. Приглашали всех желающих помять мои бока, как на аттракцион. Остальные смотрели на это, развлечений же в тюрьме мало… Я потом на нарах месяц лежал, встать не мог.
Она покачал головой, вспоминая пережитый ужас.
-На самом деле, я не плохой парень, понимаешь? В том смысле, что там есть другие… Например те, кто лишал людей жизни и теперь гордится этим. Они спокойно обсуждают это за завтраком. – Парень сглотнул. — Один из зэков хвастался, как он расправился с жертвой, разделал по кускам болгаркой, а затем закапал в разных частях леса. При этом все ели проклятую кашу, словно это было нормально.
Он нахмурился, сокрушенно уронил голову на руки, потер лицо ладонями. Парень словно желал стереть воспоминания, но не мог. Тяжко и судорожно выдохнув, он снова посмотрел на мальчонку:
-Знаешь, что самое страшное? – Спросил парень, глядя в глаза Саше. – Тюрьма – это не татуировки, игра в шашки или баланда, как показывают в фильмах. И не всегда получается оттуда выйти новым человеком. Да, такое тоже имеет место быть, но порой… Тюрьма ломает психику настолько, что после освобождения ты не можешь стать полноценным членом общества.
Он снова сглотнул, словно ему было сложно говорить, но продолжил:
-В общем… Был у нас в тюрьме один парень. Посадили его за распространение. На самом деле, он был не виновен, просто следователь заставил признаться, обещал отпустить. Развел, в общем… — Сокрушенно покачал головой клептоман. – Парень пытался добиться справедливости, но вместо этого все стало хуже. Страдал он не от зэков, а от сотрудников изолятора. Они сказали, что он зря на них варежку раскрыл. До этого написал заявление, отдал оперативнику. Постановление из отдела полиции пришло, что никакого насилия со стороны сотрудников СИЗО не было, он всё придумал. Только вот оно было… Они издевались над ним, причем ужасными способами. Не буду я всё вспоминать. Самому тошно. Довели парня. Нашёл он способ на себя руки наложить. Скоро будет год, как его не стало. Студентом был, на последнем курсе. Хотел химиком стать…
Молодой помолчал, посмотрел на свои руки. Лишь у него на костяшках пальцев татуировок пока что не было.
-Это друг мой был. Посадили его из-за меня. Я распространял дрянь всякую, деньги поднимал. – Признался он глухо. – Не знаю, что дальше будет, но я хочу выйти… И тебе советую пересмотреть свои взгляды на жизнь. Нет здесь счастья. Не было и нет.
Саня всхлипнул и вытер рукавом слезы и сопли, что текли по лицу, не переставая. Он не мог их сдержать, как не пытался. Ему было страшно, плохо и одиноко.
***
Ермаков оставил своего сослуживца следить за порядком в камере. Не смотря на то, что этих зэков он знал лично и мог им доверять, оставлять ребёнка наедине с преступниками – было страшным решением.
-Твои погоны не полетят? – Спросил Иванов, когда Даниил объяснил другу затею.
-Будем на это надеяться. – Буркнул полицейский.
Он вспомнил лицо матери Александра, что сегодня вновь пришла за сыном. Обычно за детьми приходят в детский садик, в школу, забирают их из спортивных или творческих секций. Порой – от друзей, если они засиделись в гостях или на празднике. Только вот Инна Игоревна постоянно ходила за Сашкой в отделение полиции. Ребёнка задерживали так часто, что уже узнавали в лицо. Причины для задержания были разные. Хулиганство, вымогательство, драки…
Например, в этот раз патрульные выловили его среди ночи. Он распивал алкогольные напитки в компании корешей. Балабанов был несовершеннолетним, поэтому ему досталось больше, чем остальным. Банду Сашки полицейские тоже знали, только вот на «горячем» никак не могли поймать. Лишь пара из их бывших товарищей уже сидела на зоне, за распространение веществ. Ситуация была жуткая. Они продавали всякую дрянь даже школьникам. Одного парнишку недавно хоронили, но своей вины малолетние бандиты не чувствовали.
Ермаков хорошо знал эту шпану и понимал, что лишь дело времени, когда они все окажутся в колонии. Правда, Саню ему было жалко. Александра Балабанова, которого друзья окрестили Балаболом, воспитывала мать-одиночка. Возможно, она не всегда уделяла сыну должного внимания, ведь трудилась на нескольких работах, но любила она его всей душой.
Вот и сегодня, придя за ребёнком, она бросилась на колени перед полицейским. Женщина рыдала, умоляла помочь ей. Смущенный Ермаков поднял безутешную мать, усадил на стул и заварил ей чая. Женщину трясло, она же жаловалась полицейскому:
-Саша мой был прекрасным ребёнком. Все началось, не поверите, с его доброты. Видел, что я пашу, как лошадь. Руки мои от воды и мойки полов офисных совсем растрескались. Вот он и решил маме помочь… Хотел денег заработать. Только его никуда не брали, мал был. Стал листовки раздавать. Пару раз все хорошо было, а потом ему денег не заплатили. Да ещё и сказали, что он справедливости не добьется, потому что договор не заключал, а несовершеннолетним вообще работать нельзя. Он тогда жутко разозлился и обиделся… Вот тут и появилась в его жизни новая компания.
Женщина судорожно вздохнула и, поставив нетронутый чай на стол, вытерла лицо от слез:
-Не знаю, как нашёл он этих ребят, может, когда работу искал… Но деньги стали предлагать ему большие. Я сначала не знала ничего, дура слепая. Думала, мой мальчик просто подрабатывает. Однако стала догадываться, что он занимается чем-то незаконным… — Она покачала головой, словно коря себя за невнимательность. – Деньги-то были большие, а где он их берёт – не говорил. Начал увиливать, злился, если я задавала вопросы. Кричал, мол, я должна радоваться, что он помогает. Только я плакала, боялась очень. Сказала, что мне такие деньги не нужны. Я же почему работаю, рук не покладая? Чтобы у него было светлое будущее, счастливое детство. А он себя губит… Тогда мы впервые поругались, и он сбежал из дома. Я в полицию тоже впервые пришла в то время, сына искала. Но там сказали, что раз сам сбежал – сам вернётся.
Ещё один тяжелый, полный боли вздох, разнесся по кабинету полицейского. Инна продолжила свою историю:
-Затем он стал пропадать по ночам из дома, курить, пить. Грубил мне. Сбегал с друзьями. Когда одного из компании поймали, я ему сказал, что он может также закончить… Однако он знаете, что выдал? Что ему тюрьма не страшна… Что колония под ним ходить будет. Это что вообще за слова и откуда у моего ребёнка такие мысли?
Даниил побарабанил пальцами по рабочему столу и задумался. Он анализировал услышанное. Жаль ему было Инну. Тут в его голову пришла идея. Дикая, странная, рисковая…
Но Ермаков понимал, что в бою – все средства хороши. Даже если бой они вели с тем, кого хотели спасти.
-Я готов вам кое-что предложить. – Начал полицейский нерешительно, ведь он даже не придумал до конца, что хочет сделать.
Инна, утерев лицо бумажной салфеткой, посмотрела на него с надеждой. Глядя в глаза этой горюющей женщины, Ермаков решился:
-Предлагаю вам посадить Сашку туда, куда он рвётся… В камеру к заключённым.
Инна похолодела. Она молча выслушала слова полицейского, но сразу согласиться не могла.
-Я не могу представить сына среди преступников! – Ахнула она.
-Да? Удивительно, ведь он уже там находится. – С сожалением напомнил ей полицейский. – Инна Игоревна, я не знаю, как повлиять на вашего сына иначе. Я боюсь, что еще один проступок, и его отправят в колонию.
После такого прогноза Инна сдалась и обреченно кивнула.
***
Сашка Балабанов, что уже более часа сидел в камере, вздрогнул, услышав очередной лязг двери. Он резко вскинул голову и увидел, что там стоит офицер Ермаков. Парень вскочил со скамьи и бросился к полицейскому:
-Пожалуйста, дайте мне ещё один шанс! Я исправлюсь, клянусь! – Взмолился мальчик. – Я не хочу оказаться за решёткой… Я… Я хочу к маме…
Последнюю фразу он произнес тихо, робко. Саша даже зажмурился, ожидая, что сейчас зэки поднимут его на смех. Будут орать, что он – маменькин сынок, трусливый цыпленок, что захотел под юбку…
Только вот они молчали. Сашка не знал, что каждый из них, глубоко в своей душе, тоже хотел вернуться к любящей матери. Только у них такого шанса не было, а вот у Сани – был. Ермаков внимательно посмотрел на ребенка:
-Врёшь, Сашка? Или одумался?
-Не вру! – Запричитал парниша. – Готов на всё, честное слово! Я завяжу с прошлым…
Ермаков задумчиво хмыкнул, словно обдумывает какую-то мысль. Затем он кивнул неспешно:
-Ладно, Саня. Ещё один шанс. Если ты снова попадешься в нашу камеру, то тебе уже ничего не поможет. – Пригрозил Даниил. – И у меня есть условия…
Саша, не веря в свое счастье, закивал судорожно:
-Любое исполню! Только скажите!
-Я буду вынужден за тебя поручиться, чтобы отпустили. – Пояснил служитель закона. – Поэтому ты будет ответственен передо мной. Будем с тобой дружить, Саша. Покажу тебе, как работаю. Сможешь помогать. Проверят тоже буду, с мамой говорить… Усёк?
Александр снова закивал, глядя в лицо полицейскому и боясь даже моргнуть. Вдруг это окажется миражом и Ермаков испарится, вместе с надеждой выбраться из злополучной камеры.
-Ладно, Саня. Вижу, что ты меня понял. Теперь иди уже… Тем более, тебя кое-кто ждёт. – Он кивнул своему сослуживцу, что стоял у двери.
Тот распахнул её. Саша заметил, что там стоит его мама. Бледная и взволнованная, с глазами – мокрыми от слез. Балабанов бросился к ней, крепко обнимая, просил прощения. Он снова плакал, а мама целовала его в светлую макушку.
Конечно, она его простила. Ведь в материнском сердце нет места для зла на своего ребенка. Инна Игоревна подняла голову, взглянув на полицейского. Она кивнула ему, молча говоря: «спасибо». Женщина не знала, что будет завтра, но снова надеялась, а это было уже не мало. Как и то, что сын ее обнимал. Даниил кивнул ей в ответ. Инна бросила взгляд на заключенных и, зная их роль в этом деле, улыбнулась и мужчинам. Свирепые с виду, они растаяли, под взглядом чужой матери. А рыжий, тот, которому так стыдно было перед мамой, вовсе отвёл взор. В глазах его блеснули слёзы.
Когда заключенный и полицейский остались наедине, Артем поблагодарил их за содействие. Конечно, одним «спасибо» он не отделался. Зэков, за их нравоучительные истории, полицейский щедро вознаградил. Сигаретами, да парой поблажек и кулинарных шедевров.
-Вы не перестарались? – Спросил Ермаков с сомнением, вспоминая, как трясло пацана.
Рыжий рукой махнул:
-Не, начальник. Самое оно. – Он почесал подбородок и кивнул. – Меня бы кто в юности в камеру посадил, я бы был благодарен. Может, ему по ночам и будет сниться наша камера, или то, как старику нашему, Чебурашке, ухо отрезают… Только вот видеть кошмары он будет лежа в своей кровати, а не на нарах.
Спорить Даниил не стал. Он понимал, что теперь лишь время покажет, был ли он прав.
***
С того дня в камере минуло уже много лет. Даниил Ермаков сдержал свое слово и взял подростка под протекцию. Он помог парню не просто встать на верный путь исправления, но и найти себя. В итоге Саша стал полицейским. Мать он больше не обижал, а стал ее верным защитником и помощником. Саша нашёл себе девушку, Кристину. Она была педиатром. Молодые люди планировали пожениться. Знакомство с невестой тоже произошло на службе. Друзья и знакомые шутили, что все было «в лучших традициях голливудского кинематографа». Сама Кристина намеревалась рассказывать историю их знакомства детям. Поведать было что…
В ту ночь, младший сержант Балабанов, смог предотвратить трагедию. Проходил День города, поэтому Саша дежурил на центральной улице, чтобы граждане могли наслаждаться праздником. Только внезапно раздался звук шин, скользящих по асфальту и крики. Неуправляемая иномарка на бешеной скорости неслась прямо на людей. Они бросились в рассыпную, но вот девушка не успела. Сначала ее толкнули прохожие, а когда она поднялась, машина была слишком близко. Фары её ослепили, от ужаса ноги словно вросли в асфальт. Балабанов даже не успел обдумать свои действия. Он бросился вперед и оттолкнул девушку из-под колес, принимая удар на себя. Машина врезалась в полицейского, заставляя его оторваться от земли и упасть на спину. Пока ждали врачей, Кристина, а это была именно она, держала своего спасителя за руку, благодарила и плакала:
-Все будет хорошо. – Обещала она.
Младшего сержанта госпитализировали. Вскоре он пошел на поправку. Медики назвали это чудом, ведь при таком ударе он мог получить гораздо больше травм. Как выяснилось позже, водитель поссорился с невестой и сел за руль в состоянии алкогольного опьянения. К счастью, кроме Балабанова никто не пострадал.
Кристина же пришла к своему герою в больницу. С тех пор они больше не расставались. Сашу же наградили медалью. Его мама снова плакала, но на этот раз от гордости за сына. Порой Саша думал, как бы закончилась его история, если бы он не свернул с выбранного пути? Ответа он не знал. Однако знал, что никогда не поздно сделать правильный выбор. И хорошо, что есть те, кто готов тебя к нему подтолкнуть…
0 Комментарий