Руслан наконец-то дождался тепла. И пусть это ещё не лето, но самая настоящая весна. Теперь можно сесть в свою коляску и поехать туда, где ему так нравилось: на обочину шоссе, которое никогда не бывает пустым.
Этот путь Руслан освоил прошлым летом, сразу после того, как волонтёры сделали ему королевский подарок: привезли импортную коляску. Она надёжная, прочная. Колеса с таким диаметром, что коляска едет без натуги. Главное, чтобы не застрять в грязи. Но грязи ни на поселковых дорогах, ни на шоссе не было. К счастью, их пригородный посёлок выгодно отличался даже от областного центра: тут когда-то асфальт проложили качественно. Наверное, потому что в посёлке был очень хороший санаторий. Тут можно было отдохнуть и поправить здоровье – по части медицины в санатории был не только отличный штат, но и оборудование одно из самых современных. А сегодня, когда система здравоохранения переживала не лучшие времена, санаторий взяли под свою опеку волонтёры. И это они, волонтёры, обратили внимание на Руслана, когда проезжали мимо магазина и увидели, на какой допотопной инвалидной коляске передвигается Руслан. А он дважды в неделю добирался сюда с бабушкой, помогая ей с доставкой продуктов. Волонтёры остановились и разговорились с ними. Узнали адрес, диагноз, группу инвалидности, попрощались и поехали в санаторий. А через неделю у их дома засигналил джип. Бабушка вышла, а вошла в дом уже с симпатичной женщиной и молодым мужчиной, который нёс новенькую, сверкающую хромом инвалидную коляску. Пока бабушка с гостьей накрывали в кухне стол, а иначе бабушка бы гостей не отпустила, Руслан смотрел, как мужчина подгоняет коляску под его рост, и читал инструкцию. Тогда он даже не успел в полной мере порадоваться – так всё было неожиданно.
Но уже через неделю понял, каким отличным транспортом владеет. Он освоил управление, целыми днями обкатывал коляску во дворе и в доме. А потом упросил бабушку поехать к шоссе. Руслан знал, что там можно увидеть разные автомобили. Интерес к ним у него был с самого раннего детства. Но видеть машины он чаще всего мог в журналах и по телевизору. Не считая тех, которые были у поселковых – «Жигули», «Москвичи» и «Запорожцы». Бабушка сначала никак не хотела его отпускать. Потом согласилась, но только в ее сопровождении. Она и сопровождала Руслана, отставив все домашние дела – понимала, как ему хочется посмотреть на машины. Так в её сопровождении и катался Руслан к шоссе и обратно почти месяц, пока бабушка не убедилась: справляется с управлением Руслан, можно его отпускать. Да и недалеко это было.
Ну, а этой весной вопрос о сопровождении уже не стоял – Руслан брал с собой холодный компот, мобильный телефон и отправлялся к шоссе. Теперь он мог быть с бабушкой постоянно на связи – недавно у них появился ещё один мобильный телефон. Правда, совсем простенький, как и первый. Но и это было здорово. Жили они небогато – а как ещё на две скромные пенсии? Единственное, чего в этой маленькой семье было в достатке – заботы и внимания. А с двумя мобильными телефонами ещё меньше тревоги друг за друга.
Руслан остановился на обочине шоссе – это место стало для него постоянным. Он ещё в прошлом году облюбовал его. Отсюда все шоссе было как на ладони. Руслан и видел проезжающий транспорт, и слышал заранее его приближение. Тут до самого полудня была тень от раскидистого клёна. Даже бабушка одобрила его стоянку, говорила, что тут голову не напечёт. Некоторые фургоны были Руслану как старые знакомые. Это дальнобойщики. В одну сторону едут с большим грузом, а назад – налегке. И мотору, наверное, веселее, что ли.
Руслан и знакомым фургонам, и вообще всем автомобилям приветливо махал рукой. И ему всегда отвечали – сигналили. Руслан сам придумывал истории о тех, кто проезжал по шоссе. Если это легковой автомобиль, возможно, он вез семью в гости к бабушке. За рулём был отец, рядом – мама. Ну, а сзади дети. Иногда он видел всех, кто сидел в машине. Так и было: на переднем сидении родители, на заднем – сын или дочка. Нередко и сын, и дочка. Или в машине могла быть ещё и собака. Значит, едут надолго. Ну, и собака с ними. Часто в автомобиле был только водитель. Едет, наверное, по делу. Тогда открыты окна, слышна музыка. И правильно: одному в дальней дороге скучно.
А вот что в кабине больших грузовиков – этого Руслан не знал. Несколько раз он видел, как ловко спрыгивает и запрыгивает в высокую кабину водитель. Он так не смог бы. Ноги не дадут это сделать. Руслан привык уже к своим ногам. Они только назывались ноги. На самом деле ходить они не умеют. Правда, он может немного постоять, если опереться на что-то. Зато одна рука у Руслана почти рабочая. А бабушка ему рассказывала, что врачи сомневались. Он иногда думает, что если бы не бабушка, кто бы он был сейчас. И где жил бы. Он лет в семь узнал, что болезнь его непростая. Диагноз «детский церебральный паралич» или, если сокращённо ДЦП, лечить пока не научились. А вот встречается ДЦП часто. Иногда в такой тяжёлой форме, что не только ограничивает движения, но может повлиять на слух, зрение, на умственное развитие. Бабушка объяснила Руслану, что у него, слава Богу, отличные и слух, и зрение, а уж умница он какой! «Умница» — это он часто слышал, когда учился в школе. Сначала бабушка возила его в детской коляске в школу. В классе дети помогали посадить его за парту. Писал он левой рукой – правая не хотела. И все время роняла карандаш и ручку. Почерк у него со временем стал понятным. Ну, а математика вообще шла хорошо. Он привык считать в уме. Делить, умножать, прибавлять и отнимать – ну, что в этом было сложного!
Когда Руслану исполнилось десять лет, его отправили в соседний город на реабилитацию. На целый год. Вернулся и в школу больше не ездил. Не на чем было – в детскую коляску не помещался. Простенькая и неуклюжая коляска появилась позже. Теперь к нему домой приходили учителя. Он, как все, писал контрольные работы, сдавал экзамены.
Руслан успешно закончил школу. И они с бабушкой выбирали, куда бы поступить. Надо было выбирать, чтобы и недалеко было, и интересно. Об этом Руслан тоже думал, наблюдая за машинами на шоссе. Интересно, а где учились все эти люди? И вообще, как они живут? Хорошо уже то, что они не зависят от инвалидной коляски…
Все, кто знал Руслана, удивлялись: откуда у этого парнишки столько чистоты и доброты? Он никогда не жаловался, не требовал к себе повышенного внимания. А как рассказывал интересно! Особенно про автомобили и про разные материки и страны. География была его коньком. И у него одного, наверное, во всем поселке был глобус, а над кроватью – большая карта мира. Но хоть она и была большая, некоторые города на ней Руслан без лупы прочесть не мог. Сначала не мог. Потом уже знал их на память. Поэтому бабушка давно сдалась: сама научила играть Руслана в города, но он быстро стал у нее выигрывать. Называл такие города, что она сначала не верила, а потом признавала свое поражение, когда Руслан показывал такой город на карте. Особенно Руслан любил Африку. Знал все африканские страны. Знал животный мир Африки. Львы, слоны, обезьяны – о них Руслан мог рассказывать часами. Но была особенная для Руслана птица марабу. Прочитав, что ее длина порядка полутора метров, Руслан попросил бабушку принести сантиметр. Когда увидел, сколько это, удивился: как летает марабу? Но потом узнал, что это наземная птица. Хотел рассказать бабушке, но она что-то делала во дворе. А рассказать ему очень хотелось. Тогда собеседником Руслана, и это не в первый раз, стал волнистый попугай Гриша. Он сидел в клетке на жёрдочке и внимательно слушал Руслана. А тот раз десять произнёс «марабу», рассказывая об этой необычной птице. И Гриша поддержал разговор: он взял и сказал, причем, внятно «Марабу».
Руслан уже почти час сидел на своем посту. Автомобили, проезжающие по шоссе, были узнаваемы. А ему хотелось хоть раз увидеть «Ламборджини». Но это едва ли – Руслан много читал о ней, знал, что она итальянская. Но слишком дорогая. Так что здесь «Ламборджини» не станет наматывать километры. И вдруг послышался несколько непривычный шум, а потом показалась горчичного цвета «Ауди», если можно так сказать, родственница «Ламборджини». Руслан смотрел на нее, не отрывая глаз, и чуть не забыл помахать вслед рукой. Но всё-таки успел! «Ауди» проехала пару десятков метров, не просигналив в ответ на приветствие Руслана, а потом остановилась. Из неё вышел мужчина средних лет. Он был очень хорошо одет, а солнцезащитные очки на нем были вообще необыкновенные – таких Руслан ещё не видел. Мужчина шёл к Руслану – больше не к кому было, Руслан сидел в своей коляске один. И пока мужчина шёл, Руслан успел смутиться и покраснеть – он предчувствовал что-то необычное. Мужчина тоже шёл, волнуясь так, что даже выступил пот на его высоком лбу.
Мужчину звали Глеб Николаевич. Ему было сорок шесть лет. Последние четыре года он вдовец. Его жена умерла, хоть Глеб Николаевич делал всё возможное, чтобы этого не случилось. Вот только она, его Лена, не хотела жить…
***
Глеб после аварии на Чернобыльской АЭС остался сиротой – его родители работали в ночь на 26 апреля 1986 года на соседнем с четвертым реакторе. И хотя их лечили потом, но с разницей в три месяца сначала умерла мама, потом папа. Осталась только бабушка по маме. Она жила с ними в Припяти. Она же и эвакуировалась с внуком. Смерть дочки и зятя бабушка еле пережила. Если бы не Глеб, наверное, и не пережила бы вообще. А так…
Надо было внука растить. Но продержалась бабушка недолго: в пятом классе Глеб уже был в интернате как круглая сирота. Здесь он и подружился с Леной. Судьба у Лены была один в один с судьбой Глеба: после Чернобыля девочка тоже осталась сиротой. Так получилось, что в их классе были только они двое из Припяти. И хоть там жили на разных улицах, но оба помнили парк, аттракционы, лес. Они часто говорили о своем городе, о родителях. До самого выпуска сидели за одной партой. Оба учились хорошо. Оба выбрали один университет. И оба поступили. О том, что любят друг друга, не говорили: само собой разумелось, что после университета поженятся. Когда получили дипломы, уже полным ходом открывались фирмы и компании, вытесняя государственные предприятия. Глеб и Лена отослали свои резюме по разным адресам. И стали получать приглашения на собеседование. Никаких особенных требований молодые инженеры не выдвигали, да и не посмели бы, но одно условие было: они хотели работать в одной компании. И у них это получилось: шеф одной фирмы, сам ещё недавно студент, понял ребят и предложил работу в компьютерном отделе. Ещё и выдал обоим аванс, когда узнал, что молодожены съезжают из общежития и ищут съёмную квартиру. Работа захватила обоих. Помогало и то, что компьютерщики, все, как на подбор, были молоды, амбициозны и с немаловажной в любом коллективе порядочностью. Тут никто никого не подсиживал. А общий успех ценился не ниже индивидуального. Так прошло почти пять лет. Они принесли не только опыт, повысили профессионализм, но и материальные блага.
Лена и Глеб купили первую в своей взрослой жизни квартиру. Правда, на вторичном рынке недвижимости. Зато в центре. И зато двухкомнатную. Ремонт делали всем отделом. И ничуть не хуже, чем нанятые мастера. Потом компания шагнула за границу – в Прибалтике открылись друг за другом несколько филиалов. А это регулярные командировки. Использовали все виды транспорта – летали, ездили поездами и на автомобилях. Они были молоды, дорога не напрягала. Первым сошел с дистанции их коллега Игорь: молчал-молчал, а потом пришёл на работу невыспавшийся и с шампанским:
— Ребята! Зоя сына родила! И посыпалось!
Через два года вольными стрелками оставались только Глеб и Лена. Но они все ещё, как говорят, не заморачивались на этот счёт. Считали: успеем! А потом опомнились: надо до тридцатилетия родить сына. Или дочь. Когда Лена сказала, что беременна, Глеб подхватил ее на руки и закружил. Он был счастлив! И она тоже. И оказалось, что они суеверны: решили ничего заранее не покупать. Вот родится ребёнок, тогда все и купят – кроватку, коляску, разную детскую одёжку.
Во второй половине беременности Лена почувствовала лёгкое недомогание. Она сразу пошла к своему врачу в женскую консультацию. Сдала анализы. Оказалось, что у нее самая, пожалуй, типичная для беременных проблема – пиелонефрит. Вскоре Лена и сама почувствовала, как он отыгрывается поздним токсикозом. На ранней стадии она обошлась без токсикоза. А сейчас он угрожает ей самопроизвольным прерыванием беременности и развитием тяжёлой анемии. Вердикт врача: нужно срочно лечь в больницу. Что она и сделала на следующий день. И стала беспокоиться больше не за себя, а за Глеба: он так и не смог скрыть тревогу за неё и будущего ребёнка. Лена ни на йоту не нарушила предписания врача и честно отлежала в больнице.
До родов оставалось ещё два месяца. Ей предложили ещё больше укрепить своё здоровье в санатории за городом.
Сначала туда поехал Глеб. На разведку. И на беседу с главврачом. Вернулся успокоенным: отличные условия, современный медицинский арсенал, прекрасная природа. Был ещё один момент, который подталкивал к санаторию: Глеб получил повышение, требовавшее инспекции всех прибалтийских филиалов компании. Но пока Лена лежала в больнице, шеф откладывал командировку Глеба. А теперь, когда Лена будет в санатории под присмотром специалистов, он мог бы поехать. Правда, командировка достаточно длительная: больше месяца. Но до родов оставалось время. Так что Глеб вернулся бы к сроку. Лена была рада, что Глеб занял новый более высокий пост. И тот факт, что она какое-то время проведет в санатории, пока мужа не будет, был на руку им обоим. Но правду говорят, что беда приходит по своему графику.
У Лены с Глебом был уговор, что они перезваниваются утром и вечером. Лена специально выходила на прогулку и начинала её с торца здания санатория – тут всегда была мобильная связь. В другом месте телефон её не ловил. Вот и в этот вечер сразу после ужина Лена пошла позвонить Глебу. Они долго говорили. Сначала Глеб расспрашивал о том, как прошел ее день, потом она. У мужа новостей было больше: он закончил инспектировать один филиал компании. Положение дел и коллектив его порадовали: тут все было четко. Отдельной похвалы заслуживал офис: вроде бы и небольшой по площади, но современный, комфортный, с кухней, где всегда можно было выпить чашку кофе. Рассказал Глеб и об идее, которую ему предложили: разработку проекта для морского пассажирского транспорта. В конечном счёте, это должно было вылиться в создание отдела логистики. А тут без компьютерной системы не обойтись. Лена сразу поняла, насколько это направление было перспективным. И как два специалиста, они обсуждали идею. Потом Лена пошла в свой номер. Посмотрела телевизор и поняла, что вот прямо сейчас хочет спать. Время как для нее было немного рановатым. Но победил сон. Только спать ей долго не пришлось: ещё не было и двенадцати ночи, как Лена проснулась от резкой боли внизу живота. Замерла, решив перетерпеть. Но следующая болевая атака вынудила Лену найти дежурного врача. Тот не стал испытывать судьбу и вызвал скорую помощь.
Лена больше недели пролежала в реанимации: мало того, что роды были труднейшие, а кровопотеря критическая, так ещё ребёнок родился с отклонением. Лена как чувствовала беду: она настояла, едва придя в себя, чтобы ей сказали правду. И узнала, что родился мальчик. С неизлечимым диагнозом ДЦП. Собрав всю волю, Лена позвала к себе в палату главврача и заведующую отделением. Что она говорила, неизвестно. Но они пошли на должностное преступление: примчавшемуся к Лене мужу сказали, что ребенок родился мертвым. Когда Глеб увидел жену, он не узнал ее: в лице ни кровинки, руки такие тонкие, что вряд ли смогут что-то держать…
Но страшнее всего были глаза Лены. Хотя она и держала их прищуренными, но всё равно был виден пустой отрешённый взгляд. Если бы Глеба заставили выстроить горе по ранжиру, Лена стояла бы на правом фланге: он буквально чувствовал, что жизнь уходит из нее. Нет, он и сам понимал, что потерял сына. Но, может, потому что не видел его, а Лена – вот, перед глазами. Да только какая там Лена! От неё осталась половина…
Глеб настоял, чтобы жену перевезли в областную больницу. Поднял на ноги лучших врачей, сумел добиться двух, один за другим консилиумов. Он уже знал, что для начала надо, чтобы повысился гемоглобин и нормализовалось давление. И когда Глебу сказали, что эти показатели увеличились, он в больничном дворе выпил бутылку водки. Прямо из горлышка…
Тогда у Глеба появилась надежда: Лена придет в себя, и они снова будут вместе. Работать. Жить. Родят обязательно ребенка. Даже двух или трёх. Но потом Глеб узнал, что у Лены не может быть детей. Понял, что и она это знает. Думал, как бы ей предложить взять малыша из детского дома. Но Лена его не слышала. Не только про малыша. Она вообще ни его, ни кого-либо другого не слышала.
«Вся в себе» — вспомнил Глеб вычитанную где-то фразу.
Лена, вернувшись домой, будто перестала жить. И он стучал в закрытую дверь –Лена не хотела его услышать. Но смириться с этим Глеб не мог. Не романтик, не сентиментальный взрослый человек считал Лену частью его самого. И не представлял, как это лишиться того, что он есть сам. Нет, были, конечно, просветы. Лена на неделю-другую выходила на работу. Но стоило ей появиться в бюро, как все чувствовали себя виноватыми. Она была вежлива. Могла поддержать разговор. Но все было как за стеной. При Лене старались не шутить и не смеяться. Напряжение прямо висело в воздухе. И Лена это прекрасно понимала. Потом она окончательно слегла. В больницу ложиться наотрез отказалась. Глеб уходил на работу, по несколько раз звонил ей. Она отвечала на его звонки и сразу же говорила, что хочет спать. За последний год Лена похудела так, что стала напоминать подростка из блокадного Ленинграда. У нее не просто пропал аппетит, а одно упоминание о еде вызывало у Лены рвотный позыв. Глеб собрался с духом и пошел просить помощи у врачей. Участковый врач регулярно приходил к Лене и без вызова. Это был пожилой доктор, за спиной которого не один год практики. Вот он, когда Глеб пришел к нему, и сказал:
— Можно назвать состояние Елены Сергеевны затяжной послеродовой депрессией. И это будет отчасти правдой. Но я вижу тут другое. Считайте, что это из области психики: она чувствует какую-то огромную вину за собой. И не может себя оправдать. Может только наказывать. Что Елена Сергеевна и делает уже столько времени. Но ресурс её не безграничен. А главное – нет эффективного медикаментозного средства… Честно скажу вам: мы тут бессильны…
Наступил такой день, что Глеб понял: он должен оставаться с Леной. Не сиделка, а он.
Глеб взял отпуск и был с Леной. Они почти не разговаривали. Нет, Глеб задавал вопросы, что-то рассказывал про работу. Но Лена в лучшем случае кивала головой и очень редко могла улыбнуться краешком губ. Она почти ничего не ела. И сил у неё становилось все меньше. А когда Глеб увидел, что Лена не может сама подтянуть одеяло, чтобы укрыться, он поправил одеяло и в изнеможении сел на пол у кровати. И услышал слабый голос Лены:
— Глеб, наклонись поближе! Я хочу тебе всё рассказать… Только не перебивай меня, хорошо, Глеб?
У Глеба перехватило дыхание. Он только и мог, что кивнуть головой. И Лена стала говорить. Времени на то, что она рассказала, раньше понадобилось бы, ну, минуты три. А сейчас эта исповедь из нескольких предложений длилась почти час.
— Я не прошу тебя простить меня – такое не прощают. Ребёнок, который родился, мальчик наш с тобой, он не умер. Я тогда была очень не в форме. Но о смерти не думала – думала о тебе и о сыне. Я знала, что вот ты вернёшься, и всё будет хорошо. Потом я узнала, что у мальчика ДЦП. Это страшная неизлечимая болезнь. Откуда она берётся, врачи до сих пор не знают. И я испугалась… Отдала всё деньги, которые у меня были, и уговорила сказать тебе, что ребёнок родился мёртвым… Но он родился живым! Я помню, что он закричал… Но я, узнав про его диагноз, даже не попросила, чтобы его хоть раз принесли ко мне… Я его бросила. Я его предала. И он с тех пор каждый день приходит ко мне, смотрит и улыбается… Нет, он не сердиться… Он смотрит и улыбается… Глеб, я тебя умоляю: найди его! Это он меня никогда не простит. Но ты же ни в чем не виноват. Найди его, Глеб!
Глеб не мог в это поверить. И тут же до него дошло, как сильно себя наказывала Лена, избрав мерой наказания медленный уход из жизни. Это же невозможно представить, чтобы столько лет жить с такой виной! Сколько же страданий приняла на себя его Лена! И у него не было ни капли злости на жену – за свою ошибку она так платит, что это и в самом деле трудно пережить…
А вечером следующего дня Лена умерла…
Когда у её могилы стояли коллеги, друзья и соседи, Глеб услышал, как кто-то сказал:
— Отмучилась, бедняжка!
И он отчётливо понял, что Лена именно мучилась всё это время…
И теперь он знал, почему…
Глеб стал искать сына. Во всё специализированные интернаты были разосланы письма. Ответ был как под копирку: не числится. Потом ему подсказали, что если мальчик взрослый, искать надо в домах инвалидов. Оттуда тоже пришёл отказ. А сейчас он возвращался из роддома, в котором рожала когда-то Лена. Это был его второй приезд туда. Но если первый ничего не дал, на этот раз повезло: его на пороге встретила пожилая нянечка. И он, сам не зная, почему, рассказал ей, кого ищет. Нянечка посмотрела на него внимательно и сказала:
— Езжай в посёлок, в котором санаторий. Там спроси школьного библиотекаря Екатерину Григорьевну. Езжай прямо сейчас…
И вот он, ещё не доехав до посёлка, остановлен парнишкой в инвалидной коляске. Остановлен, хотя тот вроде бы и не просил остановиться. И вот он идёт к нему на непослушных ногах и в полной уверенности, что идёт, туда и к кому надо. Он встал перед парнишкой и смотрит. Но не в лицо – смотрит на открытую шею. На ней, от правого уха спускаются родинки. На том же месте, что и у Глеба. В таком же количестве, что у Глеба. А потом видит глаза парнишки. Это же глаза Лены!
Бабушка, Глеб и Руслан сидят на кухне и делают вид, что пьют чай. Из другой комнаты к ним просится Гриша. Но он лишний при этом разговоре. Тут говорят о том, как бабушка, узнав случайно о мальчике-отказнике, у которого ДЦП, сразу решила его усыновить. Но она была не замужем. И ей могли отказать. Тогда она упросила своего соседа-вдовца оформить с ней фиктивный брак. Объяснила, почему. И они тайком от всех расписались, чтобы через два года, так же тайком развестись: сосед давно присмотрел себе тоже вдовушку из соседнего района. Вдовушка оказалась понятливой – знала, что брак фиктивный и не обиделась. Так Руслан совсем крошкой стал жить с бабушкой. Её в посёлке уважали, поэтому никто и словом не обмолвился Руслану о том, что он не родной.
— Вы, наверное, сделаете тест ДНК? – спросила у Глеба бабушка.
— Уже сделал, — сказал Глеб.
Он подошёл к Руслану, присел рядом, расстегнул ворот своей и его рубашек. Бабушка всплеснула руками: на одной и второй шее справа от уха спускались одинаковые родинки… Потом Глеб с бабушкой замолчали. Руслан понял, что они ждут его слова. И ещё он понял, что они ждут со страхом: сейчас от Руслана все зависит. А он уже любил свою маму, которая так дорого заплатила за свою ошибку. Любил Глеба, своего папу. Любил свою бабушку, которая навсегда ею останется. Он строил в уме предложение, которое должен был им сказать. Но когда раскрыл рот, у него получилось:
— Я вас обоих люблю. И свою маму Лену тоже…
В конце июня Глеб приехал за ними. Договорились, что ничего из дома брать не будут. Кроме Гриши, разумеется. Закроют дом, а ключи отдадут соседке. И будет теперь у них дача. А сами станут жить в городской квартире Глеба. На попытку бабушки сказать:
— Может, я вам теперь и не нужна!
Оба возмущенно возразили. А Руслан даже сказал так, как никогда раньше не говорил:
— Бабушка! Закрыли тему навсегда!
Отец после этих слов пожал ему руку и подмигнул бабушке:
— Мужик сказал!
Весь июль Руслан жил по строжайшему расписанию: разминка на тренажере, репетитор по английскому, час с массажистом, дневной сон, занятие, правда, самостоятельное, по физике и математике. Проверял отец. И всякий раз не мог скрыть довольную улыбку: Руслан прекрасно успевал. Что подтвердили и экзамены в университет — он поступил.
В ноябре Руслан с Глебом полетели в израильскую клинику, где после консультации Руслана взялись лечить. Полного выздоровления не обещали. Зато гарантировали большую подвижность обеих ног и восстановление, пусть частичное, правой руки.
Через пять лет в отцовскую компанию был принят новый айтишник. Это был Руслан. Парень внешне изменился: стал крепче и сильнее. Он изменился и внутренне: теперь он жил в семье, в которой были дорогие ему люди – бабушка и отец.
0 Комментарий