Сколько уже историй написано-рассказано про неудачную делёжку наследства. Наверняка они исчисляются сотнями тысяч, но люди не умеют учиться на чужих ошибках. Каждый раз, слушая, как какое-то семейство перегрызлось из-за наследства покойного деда, мы про себя думаем: что за дикость, в моей семье царят мир и покой, такого уж точно никогда не случится! А потом, спустя пару лет, мы сами становимся героями таких историй. Неприятная правда, которую не хочется признавать за собой.
Семья Курпатовых о себе думали также, но обо всём по порядку. Сегодня почти в каждой семье есть глубоко пожилой родственник. Чаще всего это какая-нибудь вздорная проблемная бабушка или дедушка с тотальными провалами в памяти. Словом, заботиться о каком-то пенсионере из нашего рода – практически генетический код, своего рода очень важное, но иногда трудное испытание. Часть взросления, как сказали бы психологи.
У Курпатовых это бабушка Вероника. На вид сухонькая старушка с перекошенным от перенесенных болячек лицом. Голосок тихий, по виду – божий одуванчик. А по сути – Сталин в юбке. Она уже вырастила поколение внуков, которые категорически решили, что правнуков под её крыло не отдадут ни за что.
Вероника – дитя послевоенного времени, времени дефицитного. Семья у неё была большая. Заметьте, большая по меркам того времени, по нашим – просто гигантская. Её мать произвела на свет десять детей, которые, каким-то чудом, не иначе, выжили, и сейчас с завидным постоянством отравляли жизнь своим потомкам. Грешно так говорить про пожилых – скажете вы, и будете правы. Но это поймёт только человек, который пережил на своих плечах вечно ноющего, страдающего, а потом до кучи сыпящего оскорблениями, как матрос, по поводу и без.
Забота о пожилых – тяжкий труд. А зачастую она ложится только на одного из детей. Представим ситуацию. Вероника, преисполненная воспитанием собственной матери, произвела на свет шесть (вдумайтесь, шесть!) детей. С разницей буквально в два-два с половиной года. Сейчас им всем было уже сильно за сорок, а самой Веронике – сильно за восемьдесят. И у всех, разумеется, были свои семьи, свои дела, свои потребности, свой уровень жизни, к которому человек уже успел привыкнуть, и в который пожилое капризное дитя никак не вписывалось.
Когда стало ясно, что дальше Вероника просто не может жить самостоятельно, вопрос встал ребром. А предтеча ему была такая – пожилая дама, скорая на необдуманные решения, умудрилась сломать ногу в трёх местах, чем окончательно поставила крест на автономной жизни. Врач кричал, доказывал и ругался: никакими правдами и неправдами бабушку нельзя оставлять в одиночестве. Круглосуточная сиделка, конечно, неплохой выход, но сейчас с этим тяжелее – найти порядочную работницу практически невозможно.
А Вероника была женщиной зажиточной. Дети даже представить не могли, какое количество ценностей бережно распихано по квартире дрожащей морщинистой рукой. Не дай Бог какая-то проходимка обворует бабушку. Начнутся расследования, суды, вот эта вся волокита – кому это надо?
Вариант с сиделкой отпал сразу. Никто из детей не готов был так рисковать «семейными ценностями». Поэтому на очередном празднике это был ключевой вопрос. Вероника, между делом, тоже сидела за столом, но особого интереса к своей судьбе не проявляла. Она вообще обладала талантом вести себя как мебель. Женя, старший сын, шутил, что она слишком много лежит на диване, поэтому буквально слилась с ним. Шутка, конечно, злая, но и сама Вероника не аленький цветочек – и не такое заслужила…
В общем, бабушка сидела, прихлебывала супец, стучала ложкой по тарелке – эта привычка бесила буквально всех, поэтому и без того накаленная обстановка обострялась сильнее. Здесь были все, по старшинству: Женя, Андрей, Вика, Света, Вова и Катя, все при семьях, кроме последнего брата – Володя стал заядлым карьеристом, поэтому поиск супружницы оставил на потом. Надо отдать должное, большинство вторых половин на этом ужине сохраняли спокойную безучастность, подражая Вероники. Потому что, вероятно, понимали, что их слово здесь менее весомо, чем слова тех, кто состоит в родстве с этой не самой нормальной женщиной. Единственная Настя не замолкала с самого начала вечера, как раз супруга Жени. Человеком она была неплохим, но склочным – что та баба на рынке. Вроде, по общим меркам, происходила из успешной семьи, была в меру балОванной, ни в чем не нуждалась, да и с мужем не промахнулась. Но вот была в ней эта жилка старой обделенной пенсионерки. Причём, даже в двадцать она иногда давала о себе знать. А уж в такой ситуации… Ну не могла Настя остаться в стороне, когда решалась судьба её внутренней и внешней гармонии. О чем она не преминула сообщить уже раз четвёртый:
— Мне достаточно общения с Вероникой в том формате, в котором оно существует сейчас, — кисло сообщила Настя, а все поняли: когда она переходит на канцелярит, дело – дрянь. — Извините, бабушка, — чуть погодя добавила женщина, намеренно выдавливая такую отвратную мину, что даже Вероника за пеленой глаукомы наверняка разглядела. – Не в обиду вам сказано, просто я бы не хотела нарушать ваше спокойствие.
Бабушке, надо отдать должное, было просто всё равно. Пока ситуация позволяла игнорировать окружающих, она этому не противилась. А что касается Насти – её Вероника недолюбливала в особенности. Знаете, бывает, когда двух родственниц одного пола связывает такая неподдельная ненависть, что её даже в слова с трудом можно оформить. Вот эта ситуация как раз была про этих двух дам.
Пока Настя в очередной раз сообщала, как сильно она не хочет стеснять бабушку, все остальные молчали. Честно сказать, и без Настиного голоса, который в эти моменты становился немного писклявым, было тошно, что уж говорить теперь. Все понимали – пока вопрос с бабушкой не решится, никто не встанет из-за стола. Но и вставать с новой ношей, пусть это и всего пятьдесят килограмм, никому не хотелось.
— Я выражу общее мнение, — прокашлявшись, завёл Володя.
Все взгляды переключились на него, хотя Настя продолжала что-то вещать на своем конце стола – вроде как в этот раз под раздачу попала жена Андрея, — если скажу, что у нас есть ещё один вариант, который мы, почему-то, не рассматриваем…
— Дом престарелых, — жутковато-унылым голосом произнесла Вика. – Ты ведь это хотел сказать. И все вы, в общем-то, это хотите сказать.
— Не начинай, — оборвала её Света, младшая сестра, но на этот раз её никто не послушал.
— Почему вам так не нравится этот вариант? – спесиво продолжил Володя. – Это же лучший выход в нашей ситуации. Мы оплатим ей лучший дом престарелых, деньги – не проблема!
— И там за ней будет постоянный квалифицированный уход, — добавила Света своим тихим, низковатым голосом. – Хорошее питание, может быть, новых друзей заведет…
— Тогда, может, ты своего Коленьку в интернат отдашь? – фыркнула Вика, и взгляды сестёр скрестились.
В глазах Светы мелькнул недобрый огонёк.
– А что? Оплатишь ему хороший интернат, там будет хорошее питание, может, новых друзей заведет…
— Заткнись, Вика, — рыкнула Света. – Это разные вещи. Не смей так говорить про моего ребёнка, иначе я тебе голову откручу.
— Значит, про ребёнка так говорить нельзя, а про мать родную можно? – вступилась доселе молчавшая Катя.
Ей до дрожи не нравились все эти споры, но у нее всегда было обостренное чувство справедливости, не дававшее молчать в такие моменты.
— Тихо! – рявкнул Женя и для пущей убедительности вдарил по столу кулаком.
Все разом подпрыгнули, даже Вероника потеряла интерес к пустому бултыханию ложки в супе и посмотрела на него.
– Так мы ничего не решим, а очередные препирательства оставьте до лучших времен. Володя предложил дельную мысль. Тишина, я сказал! – снова рявкнул Женя, хотя больше для вида, потому что никто толком не решился вякнуть в ответ. – Поэтому самое простое, давайте голосовать. Кто за, поднимите руки!
Мысль-то, может, и дельная, но это ничего не дало, потому что голоса разделились ровно пятьдесят на пятьдесят – частая история в большой семье. Поэтому компромисс, нарисовавшийся на горизонте, растаял в утренней дымке.
Это застолье длилось ещё два с половиной часа – можете себе представить более унылое мероприятие? Бабушка сидит во главе стола и колотит ложкой по пустой тарелке, оставшееся поколение семьи постоянно переходит на крик, а потом смотрит друг на друга, как мышь на крупу, в голове перебирая самые обидные оскорбления. Принятие решений грозилось перетечь ещё в несколько дней, если бы один из детей не нашел в себе силы поставить точку. Этим человеком оказалась Вика. Она поднялась, оглядела братьев и сестер взглядом – было видно, как она колеблется, как меняется её лицо, но в конце концов женщина собралась с духом и сказала следующее:
— Я вижу, что на вас надеяться бесполезно, — Женина Настя попыталась её перебить, но ту урезонил муж – мол, тихо, спугнёшь же, и Вика продолжила:
— Но я категорически против того, чтобы маму увозили в дом престарелых. Положа руку на сердце, никто из нас не хотел бы оказаться в таком месте, каким бы оснащённым оно не было. Значит, её должен взять на попечение кто-то из нас.
— Да, бойтесь меня, — ухмыляясь, продолжала Виктория, — я сказала те слова, которых вы больше всего боялись. Но нужно посмотреть правде в глаза. Это наша мама и наша ответственность. Бесполезно пытаться договориться с вами, чтобы мы брали её по очереди. Вон, Настя уже готова на меня накинуться. Значит, поступим так, я заберу маму к себе. У нас двушка, ничего страшного, мы с Игорем и Сонькой потеснимся. А вы хотя бы деньги на её содержание время от времени отправляйте, это будет по крайней мере честно.
Игорь, муж Вики, тоже был за столом. Речь жены он прослушал спокойно. Видно было, что такое развитие событий они уже обсудили заранее, поэтому для мужчины это не стало шоком. Он только кивнул в ответ на слова жены, тем самым выражая немое согласие.
Было забавно наблюдать, как переменились в лице все присутствующие. Слова Вики как будто заставили их расцвести после затяжной зимы – вот что с людьми делается снятие ответственности. Атмосфера резко изменилась, за столом потекли обыденные разговоры, где-то слышались шутки, Андрей начал травить анекдоты – словом, выглядело все так, будто не они ещё минуту назад готовы были перегрызть друг другу глотки, только бы спихнуть кому-то пожилую мать.
Торжество свернулось довольно быстро, а Игорь и Вика уехали последними, кое-как усадив на сидение бунтующую Веронику. Послевкусие встречи стало ещё более гадким, когда мать начала ругаться и размахивать руками, рискуя покалечить либо дочь, либо зятя. Но кое-как с пробудившейся мегерой они справились, а потом размеренно покатили домой, а радио натужно пыталась перекричать возмущение Вероники.
С этого дня жизнь маленькой части этой семьи сильно переменилась. Как потом скажет Игорь, они добровольно согласились поселить в своем доме Горгону, которая не знала ни отдыха, ни пощады. Родители всячески старались сделать так, чтобы от выходок Вероники страдала меньше всего Соня, но и это оказалось им не по силам. Игорь и Вика работали на полной занятости, Вика пять-два, а Игорь посменно. Поэтому полностью уберечь ребёнка от влияния и прихотей бабушки никак не получалось.
Однажды Вика вернулась домой и застала Соню плачущей в углу. На вопрос, что произошло, девочка рассказала, что бабушка Вероника сломала ножку у торшера и принялась колотить ею Соню, приговаривая, что это она во всем виновата и её съедят крысы. Рассказывая это, Сонечка залилась слезами ещё сильнее, а Вика почувствовала, что никогда не была так зла на мать. Старуха заперлась в своей комнате и на крики дочери не выходила. Вике не оставалось ничего другого, кроме как позвонить Игорю. Муж, несмотря на высокую занятость, ответил сразу:
— Вика, не могу долго говорить, занят. Что случилось?
— Ты знаешь, что сделала моя мать? Я не знаю, как её терпеть. Бог свидетель, Гоша, я пытаюсь! – И она вкратце рассказала о случившемся.
Игорь ненадолго отвлёкся, что-то крикнул коллеге и снова весь обратился в слух. Когда история подошла к концу, Вика чётко услышала, как он скрипнул зубами.
— Ты знаешь, я не в восторге от твоей матери. Возможно, дом престарелых был не худшим вариантом. – Вика и сама уже так думала, но признаться в этом мешало тотальное чувство вины и стыда.
– Вот что. Звони своим братьям и сестрам, пусть заберут её у нас хотя бы на пару недель. Нам всем надо передохнуть. А ты возьми отпуск, съездите с Сонькой куда-нибудь. Отдохнуть, на экскурсии. Иначе это уже ни в какие рамки не лезет. Со школой я сам договорю.
— Спасибо, — с тяжелым вздохом ответила Вика и положила трубку.
Но, конечно же, никакого отдыха не случилось. Бонусом Вике только изрядно помотали нервы. Никто не хотел брать бабушку не то что на пару недель, даже на пару дней. У всех резко образовались какие-то дела, даже у Андрея, который на это время был в отпуске. Как следствие, с некоторыми Вика ещё и поскандалила с отдельными родственниками. А что было дальше – вы сами легко можете предположить. Изначальную договоренность никто и не думал соблюдать. Деньги на содержание мамы тоже переводились из-под палки. Вике приходилось звонить каждый месяц и напоминать. Сначала были неловкие извинения, потом обещания перевести «когда-нибудь потом», дальше: «Вика, ну ты же понимаешь, у нас тяжелый период», а в конце концов её просто все стали прямым текстом посылать. И все денежные траты легли на плечи Вики и её семьи.
Вы когда-нибудь ухаживали за глубоко пожилым человеком? Если нет, то вы даже близко не представляете масштаб трат. Во-первых, регулярные посещения врача. Поскольку Вероника сейчас была не в состоянии передвигаться на дальние расстояния самостоятельно, отпал даже вопрос с такси – а даже оно вышло бы дешевле. Потребовалось оплачивать визиты врача из платной клиники – недешёвое удовольствие. Первое время он ходил раз в три дня, потом перешли на еженедельный формат, но Веронике так понравилось не выходить из дома и не стоять в очереди, что даже после заживления травм она отказывалась посещать больницу сама. Поэтому платный врач на дом стал излишеством, которое приходилось оплачивать безоговорочно. Во-вторых, лекарства. Пожилые люди – это целый букет заболеваний, которые требуют больших финансовых вложений. Ежемесячно на лекарства уходило около семи тысяч, это ещё без учёта дополнительной терапии на медицинском оборудовании и массажа, чтобы от сидячего образа жизни мышцы бабушки оставались в порядке. В-третьих, питание. Врач твердил, как важно питание в возрасте Вероники. Дескать, оно способно кардинально продлить её жизнь, поэтому стоит отдавать предпочтение самым дорогим продуктам в категории. У неё организм нежный, хрупкий. Чуть что – язва. Такие запугивания практикуют многие врачи, насколько они справедливы – сложно сказать, но Вика прислушалась, поэтому в холодильнике появилась полка «Только для Вероники», которая изобиловала фруктами, овощами, хорошим сыром и прочее. И четвёртое, это, конечно, регулярные обследования. В норме человеку желательно проверять состояние и процессы организма где-то раз в год, иногда – в два года. Когда речь идёт о старике такого почтенного возраста, как Вероника, эта необходимость сокращается до полугода, а иногда – до трёх месяцев. Врач твердил – лучше перебдеть, лучше перехватить заранее, чем потом лечить более страшный недуг дорогостоящими препаратами. Само можете посчитать, какая сумма примерно выходит. И эта сумма была равна полутора зарплатам Вики. Нет, она в общем-то не жаловалась, потому что Игорь зарабатывал хорошо, они могли себе позволить такие внушительные траты, вот только многие другие сферы сильно пострадали. Например, финансы на отдых они теперь почти не откладывали, мечту о новой квартире пришлось похоронить и многое другое…
В принципе после года такой жизни Вика даже успела привыкнуть. Игорь поостыл, Соня больше не плакала – просто не принимала глупые слова старенькой бабушки близко к сердцу. Их жизнь даже под игом Вероники можно было назвать счастливой. По крайней мере, она текла своим чередом. Регулярные скандалы, конечно, никуда не делись, всё-таки с возрастом рассудок человека легко может дрогнуть. Вероника тоже этого не избежала, поэтому часто обвиняла дочь и зятя в несуществующих вещах.
— Вы меня похитили, — дрожащим пальцем Вероника тыкала в дочь, а сама завывала так, будто в квартире жил по меньшей мере здоровый волк-самец. – И держите здесь, чтобы получить мои сокровища… Мои сокровища…
Игорь стоял, перегородив дверь – его широкие плечи как раз скрывали дверной проём. А Вика, сжав зубы, пыталась урезонить мать тихими, ласковыми словами. Но та в очередной раз как будто взбесилась.
— Моя шкатулочка, маленькая шкатулочка, где она… Ты её не получишь, проклятая чертовка! Я всё про тебя знаю! Про тебя и любовника твоего! – И она опалила взглядом Игоря.
Доказывать, что они уже столько лет женаты было бесполезно. Шкатулка, которую все поминала старуха, лежала прямо у неё под подушкой – лучшее место, куда никто без её ведома не залезет. А когда Вика перестилала белье, бабка выхватывала шкатулку у неё прямо из рук и с глумливым хихиканьем убегала в соседнюю комнату. Там она опускала старые кости в кресло и поглаживала шкатулку так любовно, что становилось жутко.
— Моя хорошенькая, мы никому тебя не отдадим, моё сокровище, моё богатство.
Поэтому о проклятой шкатулке знали все. Внешне – ничего примечательного. Обычная деревянная шкатулка с облупившейся краской. Запиралась она на двойной замок, а ключ бабка также имела свойство перепрятывать. Один раз она рассказала, что в шкатулке лежат старые золотые монеты, стоимостью в целое состояние. Такие дорогие, что их можно продать и жить до конца жизни. Но, разумеется, старушка их берегла – как же иначе? Она никого не подпускала к своему тайнику, поэтому шкатулка сделалась самым желанным наследством из всего, что бабка могла оставить. Впрочем, больше у неё ничего особо привлекательного и не было. Старая квартира – хрущевка на окраине. Выглядела она так, словно была ровесницей самой Вероники. Продастся за гроши, сдавать – да там больше пяти тысяч никто не даст, а жить в ней – слишком сильно надо постараться с ремонтом, чтобы такую обстановку вообще стало возможным выносить. Поэтому все в тайне надеялись, что монет там окажется столько…
Деменция Вероники обострялась, а к концу следующего года окончательно получила в собственность голову старушки. Вика держалась из последних сил, пока однажды ночью её мучения не подошли к концу. Скорая даже не успела приехать. Вероника ушла тихо и молча, что было само по себе удивительно. В жизни её рот почти не закрывался, а в смерти, видимо, пожилая женщина решила сохранить некое таинство и покой для своей измученной души. Шутка ли – прожить девяноста с небольшим лет, и практически всё время в здравых памяти и рассудке. Вика где-то слышала, что только самые лучшие люди уходят из этого мира во сне. Что ж, возможно, что-то о Веронике они так и не узнали…
К организации похорон подключились все. Приехали все братья и сестры, началась такая бурная деятельность, что Вика в какой-то момент просто опустила руки – пускай сами разбираются. Она уже своё отмучилась, теперь пришёл черед тех, у кого вечно не было времени на мать. Естественно, как это водится, приехали дальние родственники – все хотели высказать соболезнования детям.
— Бедная маленькая Вероничка, — причитала одна из многочисленный тёть, которых Вика почти не помнила. – Я же её вот такусенькой на руках нянчила…
Все со смирением опускали глаза и сочувствовали горю женщины, которая была лет на двадцать младше Вероники, но при этом все детство держала её на руках. Игорь тогда стоял рядом с женой и поддерживающе сжимал её руки: всё хорошо, Вика, скоро этот театр абсурда закончится, и мы все поедем домой.
— Спасибо, Гоша, — еле слышно отвечала тогда Вика, но сдерживала эмоции она все же с большим трудом.
И все же поддержка мужа стала неоценимой. Он максимально отстранил жену от всего, даже все домашние обязанности взял на себя. Готовил Игорь отвратно, поэтому Соня всегда помогала папе. У неё на носу были вступительные экзамены, но она и без слов понимала, что маме сейчас гораздо тяжелее, а значит, нужно оградить её от всех трудностей. Сама Соня бабушку не сильно жаловала. Вика даже не помнила, называла ли её дочь когда-нибудь так Веронику. В основном и было только «Вероника опять вышла без спросу», «Вероника не хочет есть твой суп» — но Вика не могла требовать от ребенка другого. Её мать была для семьи чужим человеком: властным, агрессивным и очень капризным. И Соня, будучи неглупым ребенком, понимала, что её детская ласка Веронике и близко не нужна. Соответственно, и сама девочка больших чувств не проявила. Поэтому в то утро, когда мать сообщила, что Вероника скончалась, Соня только и ответила:
— Мои соболезнования, — хотя внутри, сколько не стыдись таких эмоций, было чувство освобождения.
Наконец эта женщина ушла из жизни, наконец мама перестанет так сильно уставать, а её глаза снова начнут улыбаться. И впрямь, за что Соне жалеть склочную бабку? Просто за факт родства? Спорный вопрос, у которого так и не будет однозначного ответа. Зато она жалела ту женщину, которая дала ей все. Свою родную мать, для которой несколько лет с Вероникой стали непомерными.
Когда похороны остались позади, какая-то бабка (черт её знает, кому она там приходится роднёй) начала неистово выказывать Жене и его супруге соболезнования, а Настя, супруга Жени, если вы вдруг забыли, так неистово вторила ей и так сильно плакала, что Вике сделалось противно.
— Спасибо, тётя Анжела, — всхлипывая, выдавила она. – Вы даже не представляете, как тяжело это было, как она мучилась последние дни…
Вика скрипнула зубами: конечно, мучилась. Ты даже не видела свекровь в её последние дни, но тебя это ни сколечки не волнует. А бабка всё кивала, поглаживала Настю с Женей по плечам, и неистово косила в сторону Вики:
— А эта, вертихвостка, даже в похоронах не поучаствовала. Всех видела, а её – не видела. Конечно, мать-то уже и не нужна…
— И не говорите, — добавила Настя, надменно ухмыльнувшись.
Вика вздрогнула. С неё хватит. На этом моменте долгий день наконец подошёл к концу, и Вика впервые легла в постель в полном спокойствии. Правда, сон был тягостным – она вскакивала, просыпалась, привыкшая реагировать на любой звук. За ней вставал Игорь, слушал её слова и слёзы, а потом брал жену за руку и возвращал в кровать. Он понимал, что так будет ещё какое-то время, сам он уже давно похоронил обоих родителей. Какой бы склочной и злобной ни была Вероника, она всё равно оставалась матерью Вики, а значит, ей нужно позволить пролить слезы, вспомнить редкие теплые моменты, которые все же были в их жизни. Только так человек сможет отпустить ушедшего и продолжить жить дальше собственную жизнь. Игорь был человеком мудрым, он всё это понимал, поэтому никогда насильно не успокаивал жену, не прерывал поток бурных слёз. Зачем этой боли оставаться внутри? Пусть она выходит, рано или поздно её не останется совсем. Пустоту заменят добрые воспоминания, и со временем Вероника станет для всех любящей, но слегка требовательной мамой. Так ведь происходит почти со всеми умершими, правда?
И действительно, после ухода Вероники поплыла тихая, приятная жизнь, почти начисто лишенная любых раздражителей. Конечно, проблемы случались, куда ж без них? На то они нам и даются, чтобы радоваться счастью. Для Вики после стольких лет усиленной борьбы против наступающих недугов и деменции матери таким счастьем стало спокойствие. Та самая стабильность, которой ей так не хватало. День за днём она уходила на работу и боялась представить, что увидит, когда вернется. Поворачивая ключ в двери, она могла только гадать, что на этот раз учинит мать. Теперь она просто возвращалась в свой тихий спокойный дом. Внутри была тишина и пустота. Соня наконец получила обратно собственную комнату, где теперь наводила ремонт – негоже девочке жить в комнате, где столько лет господствовала пожилая женщина. С пар дочка возвращалась по-разному, поэтому иногда Вика наслаждалась тишиной и тотальным одиночеством, а иногда они с дочкой весело проводили время вместе. Игорь все также работал сменами, поэтому либо отсыпался, либо присоединялся к своим девочкам.
И так бы всё было и дальше, если бы, спустя время, между членами семьи снова не вбили гвоздь. Думаю, многие уже догадались, в чём дело. Конечно же, наследство. Камень преткновения многих семей назрел на горизонте. Первым об этом сообщил Женя. Обзвонил всех, предложил снова собраться в исходном месте – на квартире матери. О точной цели визита Женя ничего не сказал, но нужно было быть полным идиотом, чтобы этого не понять. Когда он набрал Вику и весело отрапортовал ей заученное приглашение, она сдержанно согласилась и повесила трубку. Игорь, сидевший в этот момент перед ней за столом, вопросительно поднял брови.
— Кто это был?
— Мой братец. Сказал, чтобы в субботу мы все приехали к двум часам на квартиру матери.
— Решил, что настала пора делить наследство?
— Ещё бы. И деликатно мне напомнил, чтобы я забрала материну шкатулку. Ещё и не постеснялся спросить, не лазила ли я в неё, сволочь такая.
Если до того, как Вероника переехала к старшей дочке, отношения между ней и братьями-сестрами можно было с натяжкой назвать неплохими, то за годы мучений Вика охладела к семье настолько, что перестала вообще считать их родственниками. На что имела полное право. У каждого была «своя жизнь», и никто не собирался отщипнуть от нее хотя бы кусочек в пользу больной матери и сестры, которая в одно лицо вытаскивала все тяготы. Поэтому всё чаще в адрес родных летели только оскорбления. Игорь жену в этом поддерживал.
— Решили, как бы не продешевить, — хмыкнул он, отрезая слишком большой ломоть колбасы. – Как делить наследство, так они первые. А как ухаживать за больной старухой – нет, пожалуйста, мы подождём в сторонке. Родня твоя, Вика, те ещё…
— Сама знаю, — перебила его женщина, но в её голосе не было ни раздражения, ни злости, только горечь. – Честно, Гоша, мне это её наследство никуда не уперлось. Хотят – пусть хоть всё забирают. А я посмотрю на это…
— Но так неправильно, мама, — на пороге появилась Соня.
Обычно ей не разрешалось вмешиваться во взрослые разговоры, но девушке было уже почти двадцать, и она тоже была частью этого болота, как ни крути. Поэтому, когда она посмотрела на отца за одобрением, тот кивком разрешил ей продолжить.
— Я говорю, что неправильно, если ты ничего не получишь. Ты ведь ухаживала за ней столько лет, это об тебя она била тарелки. Чего смотришь? Я уже не настолько маленькая была, чтобы не помнить. Папа только вмешиваться запрещал.
Соня вздохнула, Вика вздохнула за ней. Как ни пытайся скрыть от детей что-то, они всё равно узнают. Вике стало очень горько, ко всему примешалось ощущение униженности, но дочка обняла её и поцеловала в щёку.
— Мамочка моя, я тебя очень люблю, ты у меня такая сильная. Но ты должна ещё немного побороться, чтобы получить то, что заслужила. В конце концов, где они были все эти годы, когда папа брал двойные смены, чтобы ей операцию оплатить? А ты вставала ни свет ни заря, чтобы приготовить завтрак, который она даже пробовать не будет? Это несправедливо…
— Соня права, — отозвался Игорь, который зачем-то начал мельчить колбасу на салат, хотя готовку никто не планировал.
Вика улыбнулась – так он справлялся с нервами, а на плите часто был вкусный необычный ужин.
– Мы не нуждаемся в наследстве, но будет справедливо, если ты получишь свою, большую часть, а не эти…
Кто там её родственники на этот раз Вика так и не услышала, потому что Игорь заворчал и пошёл искать в холодильнике огурцы. Стало быть, будет делать оливье. А почему бы и нет? Оливье в июне – это отличная идея. Особенно, если представляешь на месте салат, кое-что другое.
Наступила суббота.
Как договорились, поехали на общий сбор. Квартира Вероники была на другом конце города. В последнее время её сдавали квартирантам. Вике этого очень не хотелось, настолько помещение было ушатанным. Но Соня настаивала: мама, так даже лучше. Снимут какие-нибудь студенты, а им как раз хорошо, чтобы подешевле. К качеству жилья они обычно не прихотливые. Соня даже вызвалась сама найти квартирантов и справилась буквально за один вечер. Следующим утром Вика встретилась с двумя приятными девушками с параллельной группы Сони и передала им ключи. Те жили спокойно, соседи на них не жаловались, а сейчас в июне, после закрытия сессии, девушки уехали в свои города. Квартиру Вика пообещала за ними придержать, если не случится непредвиденного. Она не могла знать, кто в итоге заявит права на эту хибару, поэтому заранее уведомила девочек, что всё-таки может статься, им придется искать другое жилье, но пока не надо паники.
В квартиру Вика приехала в первые с того момента, как сюда заселились студентки. И, что говорить, она была приятно удивлена. Вокруг царила чистота, насколько это было возможно. Девочки даже сделали ремонт в одной из комнат. Стены были без обоев, девушки перекрасили их в приятный бежевый оттенок, заказали новые окна. Старший брат Вики уже был на квартире и категорически одобрил перемены с легкой руки сестры.
— Как же так, Сонька? – растерянно спросила Вика дочь, когда брат отошёл. – Чего ж девочки мне не сказали? Я бы им деньги за ремонт вернула…
— Никаких денег, — отрезала Соня. – Во-первых, Лиза и Маша мои хорошие подруги, и я могу гарантировать, что ремонт решили сделать их родители – как подарок тебе за то, что пустила их дочек пожить по такой небольшой цене в квартиру, где есть все удобства. Тут даже не холодно зимой.
Вика все также растерянно смотрела на дочь. Она уж точно не воспринимала это место, как «квартиру со всеми удобствами». В аренду жилье сдавалось правда за чисто символическую цену – пять тысяч, то есть с каждой девочки было всего по две с половиной тысячи в месяц.
— Вот они и решили тебя так отблагодарить, — подытожила Соня и обняла маму. – Ну ты чего?
— А если их в следующем году сюда жить не пустят… Я ж не знаю, к кому эта квартира в итоге перейдёт, Соня, так не делается…
— Так делается, — прервала её Соня, — и они это сделали не для того, чтобы ты их сюда гарантированно ещё на год поселила. Они так тебя за этот год отблагодарили, потому что ты очень хорошая хозяйка. Аренда маленькая, к ним ты без ведома не приходила, их не беспокоила. А когда они залили соседку снизу, ты прибежала к ним ночью, все решила и все расходы на себя взяла. Это просто благодарность, мам. Я понимаю, что за столько лет жизни с Вероникой ты отвыкла, но люди хотят и умеют быть благодарными.
С этими словами Соня оставила мать и пошла здороваться с Никитой и Леной, детьми Андрея. В отличие от старшего поколения, молодёжь находилась в хороших комфортных отношениях. Причиной этому, наверное, общее детство. Лет до двенадцати братья и сестры часто оставляли детей друг у друга или доставали им совместные путевки в лагеря и прочее. А из-за того, что у детей была привилегия не видеть друг друга так часто, как это происходило у родных, они успели хорошо подружиться. Хотя Вика и не знала, какая позиция у них насчёт Вероники, наследства и вообще. Соня никогда не рассказывала, а Вика, собственно, не спрашивала.
Когда все наконец собрались, квартира буквально ломилась от людей. Потому что приехали буквально все. Все дети со своими семьями, с супругой и детьми. В итоге хрущёвка-двушка наполнилось почти тремя десятками людей. В этот момент все, наверное, поблагодарили Володю, что он так и не женился. Стол решили не готовить – кухня стояла у всех в печенках ещё с поминок, потому что явились тёти и дядья, которые заявили, что поминки в ресторане – это грех, нужно готовить всё самому. Поэтому тут решили обойтись заказной едой. Выбор доверили детям, которые прекрасно справились. Стол получился очень плотным и разнообразным. Все ели очень медленно, разговаривали какие-то свои разговоры. Особо громкие, вроде Насти, постоянно пытались привлечь внимание какой-то очередной странной историей из своего быта. Когда все более-менее утолили голод, настало время переходить к главному.
— Итак, — слово снова взял Евгений по праву старшинства, — самое время обсудить то, зачем мы все с вами здесь собрались. Давайте для начала почтим память нашей покойной матери. Она была хорошим человеком и заслужила такую долгую жизнь.
Все опустошили стаканы, не чокаясь. Вика промолчала, хотя сложнее всего далось молчание Соне. Её окликнул двоюродный брат, и она немного успокоилась. Женя только начал свою речь.
— Так как нас здесь с вами всех очень много, думаю, не секрет, что нужно как-то перейти к дележке вот этого всего. Мать наша, конечно, нажила не много, потому что человеком она была честным – все отдавала нам, своим детям.
Настолько неприкрытая ложь раздражала даже саму Вику, но ничего не поделаешь. Так принято – зачем нарушать традиции? Да и кому в этой ситуации нужна та неприглядная сторона, которую Вика лицезрела столько лет? Так рассудив, она снова промолчала, позволила родственникам обменяться слезными вздохами, как же тяжела стала жизнь без Вероники, как сильно она освещала каждый их праздник одним своим присутствием. Приятно было, что лица младшего поколения в этот момент говорили совершенно об обратном. Не только Соня, но и все ребята, включая самую младшую, Дашеньку, которой было всего девять, явно показывали, что речь идет о какой-то другой бабушке, которую они не знают. Но все были обучены не открывать рот, пока взрослые разговаривают, поэтому им оставалось только непонимающе смотреть на этот фарс. А Женя продолжал:
— Поскольку последние годы наша мама стала слаба здоровьем так сильно, ей пришлось жить у Вики какое-то время…
«Какое-то время» звучит так лицемерно, что комментировать это тоже не было никакого смысла. Вика видела, как напрягся её муж, но она оставалась неподвижной. Слушала, что придумал Женя, для чего нужна такая длинная подводка.
— Я попросил нашу любимую сестру, — он с улыбкой посмотрел на Вику, и она как могла выдавила любезное выражение лица в ответ, — принести самое дорогое, что было у нашей матери.
Он протянул руку за шкатулкой, но отдавать её прямо в руки старшего брата Вике отчего-то не захотелось. Поэтому она молча поставила её в центр стола, прямо рядом с главным блюдом. Картина вышла символическая, но смеяться здесь было неуместно, даже саркастично. Женя как будто не заметил, что она постаралась обойти его, а потому просто продолжил говорить. Теперь его вниманием полностью завладела вожделенная шкатулка. Вика впервые увидела, как у человека ярко могут гореть глаза при виде какой-то вещи.
— Мама говорила, — закашлявшись, продолжил Евгений, — что в этой шкатулке хранятся какие-то старые монеты, способные обогатить нас до конца нашей жизни. Пришло время разделить это между всеми нами поровну!
Догадывалась Вика, что понятие «поровну» у Жени было свое, но вслух решила об этом не говорить. Но всё-таки прервать брата на секунду было необходимо. Ремонт, который затеяли девушки, не шёл у Вики из головы, поэтому она очень хотела как-то отблагодарить Лизу и Машу.
— Давайте прежде чем делить то, что в шкатулке, — начала Вика, — решим один вопрос. Ремонт здесь сделали девочки, которые у меня эту квартиру снимали. Я им сдавала по чисто символической цене, за пять тысяч. И я бы хотела удостовериться, что в следующем году они могут сюда въехать. Иначе получается как-то не по-человечески. Что думаете? – и она вопросительно оглядела собравшихся.
В рядах родственников собрались все эмоции. Настя изобразила на лице брезгливость, что в принципе было её характерным выражением. Женя наклонился к Жене и что-то ей втолковывал. Андрей переговаривался с Володей и с недовольством глядел на Вику: в последнее время братья нашли общий язык на почве внезапно усилившейся неприязни к Вике, но ей было всё равно. Сёстры, Света и Катя, смотрели на неё удивленно: видимо, их возмутила преступно маленькая сумма сдачи квартиры. Наверняка обе думали, какая же Вика доверчивая идиотка, даже не представляет рынок аренды сегодня. Младшее поколение что-то обсуждало, но поскольку диалог курировала Соня, иногда выбирая очень уж громкие интонации, Вика сделала вывод, что там всё идёт как надо. Время шло, но никто не отвечал. Вике пришлось напомнить о своем вопросе, и тогда слово взял Володя – самый младший, что само по себе редкость.
— Поправьте, если я ошибаюсь, — начал Володя, а другой рукой поправлял галстук – таким отработанным жестом, как на деловых переговорах, — но мы все понимаем, что пять тысяч – не цена для аренды такой квартиры.
Слово «такой» он выделил особо, из-за чего Вика немного скривилась, но Соня опередила её:
— Такой ушатанной ты хотел сказать, дядь Володя? – Дочка Вики была скора на язык и не обладала и третью стеснения матери, из-за чего Вика ею страшно гордилась. – Ты прав, такую хибару и за меньшее грех сдавать.
— Соня, — вступился Женя, брови которого насупились сами собой, — не встревай, когда разговаривают взрослые, будь так любезна.
— А мы для чего здесь собрались, как декор? – усмехнулась Соня. – Или для массовки? Если у нас даже слова нет, как выяснилось.
— Вся в мать, — прошипела Настя.
Женя ещё больше закипал, а она похлопывала его по плечу.
– Никакого уважения к старшим.
— А нас кто будет уважать? – вступился Олег, сын Насти и Жени.
На его лице играла ухмылка, а родители смотрели на молодого человека потрясенно.
– Что? Вы говорите, даже когда вас никто не спрашивает, а мы должны молчать в тряпочку, даже если не согласны?
Вика искренне удивилась такой неожиданной поддержке младшего поколения, посему решила, что благоразумным будет помолчать.
Старший брат закипал всё сильнее, но готовящуюся тираду прервал Володя. Он был в своей компании начальником, а потому умел очень талантливо лавировать между разными категориями недовольных людей. В этот раз он выбрал более льстивый тон, который, признаться, удавался ему очень неплохо. Он похлопал Женю по руке и начал:
— Соня, Олег, попридержите лошадей, — деликатно произнес Володя, — мы, конечно же, спросим ваше мнение, когда сочтём его важным. Но во взрослых вопросах вы ещё, к сожалению, не так хорошо разбираетесь, поэтому просто молча послушайте. Итак, я хотел сказать следующее. Раз в квартире сделали ремонт, действительно, будет справедливым разрешить этим девушкам жить там и следующий год.
Вика удивленно на него посмотрела, но в глубине чуяла какой-то подвох. Следующая фраза Володи расставила всё по местам:
— Но, я предлагаю, повысить арендную плату хотя бы в полтора раза. А что? Квартира теперь частично с ремонтом, жить там комфортнее. Справедливо брать за это больше, чем раньше.
— Ты себя слышишь!? – неожиданно взбеленилась Вика. – Они сделали этот ремонт, за свои деньги. Да это мы остались им должны, а ты предлагаешь повысить аренду!? Да у тебя совесть есть!?
— Вот поэтому ты работаешь на обычной работе и никогда бы не создала успешный бизнес, — ухмыльнулся Вова. – Использовать все ресурсы, чтобы преумножить дивиденды – первое правило хорошего бизнесмена.
— Вот и иди варить свой бизнес где-нибудь в другом месте!
— Тишина. – Женя, который уже ощутил приятное чувство лидерства, снова рявкнул со всей силы и грохнул по столу кулаком. – Нашли о чём собачиться. Оставим это на конец вечера. А пока у нас есть дела поважнее.
Он нашел взглядом шкатулку и любовно прошёлся по ней глазами. И не он один: как только беседа возвращалась к исходной теме встречи, многие родственники украдкой бросали взгляд на шкатулку с заветным богатством. Даже кто-то из молодёжи нет-нет, да посматривал в ту сторону. Так устроен человек: если что-то, предположительно ценное, окутано ещё и какой-то дополнительной тайной, оно делается в тысячу, нет, миллион раз вожделеннее, чем до этого. Устоять перед таким соблазном практически невозможно.
В глубине души Вика признавалась сама себя: и она бы не отказалась от такого наследства. Даже гарантировать, что она бы никогда не стала ругаться с семьей ради такого, она тоже не могла. Просто конкретно сейчас, в текущий момент времени, она настолько истощила себя, что сил на какие-то склоки и выяснения просто не было. Все цели сменились на одну, самую важную – жить в тишине и спокойствии, со здоровым и любимым мужем, с успешной дочкой. А предполагаемое состояние было слишком эфемерным, чтобы его желать. Несмотря на заверения Игоря и Сони, она вовсе не хотела ввязываться в происходящее. Пускай её вовсе оставят без этих чертовых монет, только бы эта проклятая встреча закончилась побыстрее.
— Я готов выслушать ваши предложения по тому, как логичным будет распределить это наследство, поскольку мать завещания не оставила, — с этими словами Женя опустил голову в невыносимой скорби от факта, что Вероника при жизни не позаботилась о такой мелочи.
Другие молчали. Никто не хотел брать право первенства в таком деликатном, но желанном вопросе. Эта сконфуженность была присуща семье – воспитание Вероники сказывалось. В детстве она держала всех их в чёрном теле. В целом никто не был лишен какого-то процента любви и ласки, но командирская поступь матери пугала малышей до истерики. И сейчас всем казалось, будто дух сварливой бабки сейчас здесь, вместе с ними. Даже место во главе стола осталось пустым, но вовсе не в угоду каким-то суеверным традициям. Нет, сесть на него попросту побоялись. Тогда, не дождавшись другой инициативы, слово снова взял Евгений. Для этого он даже поднялся, взял со стола бокал и, опустив голову, начал говорить:
— Тогда, я полагаю, будет уместным прибегнуть к праву, которое существовало ещё задолго до нашего появления на свет, — театральная пауза, — к праву старшинства. Будет взвешенным и абсолютно правильным, если мы будем делить монеты таким образом. Я забираю половину от общего количества, следующий – половину от половины, и так далее.
По рядам собравшихся прокатилось возмущение. Словно цунами, эта волна нарастала, и теперь с разных мест слышались крики возмущения, которые должны были перерасти в общий гвалт. Так и случилось, и над всем этим возвышался Евгений, предельно довольный произведенным эффектом. Его агрессивно одобряла Настя, которая, услышав слова супруга, раздулась до неимоверных размеров от гордости и надменным взглядом обвела других женщин, присутствующим за столом.
«Что я говорила?» — читалось в её глазах, правильно выбирать мужа – это целое искусство.
Но если Настя надеялась, что оставшиеся члены семьи побесятся немного и примут предложение Евгения, она глубоко заблуждалась. Может быть, подавить её семью авторитетом и было не так сложно, но, когда дело касается денег, больших денег, даже кролики становятся опаснее леопарда. П оэтому первыми возмутились Света и Катя – младшие сестры, обычно тихие, ощутили, что из их рук уплывает богатство, поэтому показали себя мстительными фуриями, в особенности последствия. Устав перекрикивать общий поток, Катя вскинулась на месте, а потом, решительно посмотрев на Женю, ткнула ему в грудь своей «божественной десницей». Глаза женщины сощурились, и она зашептала, как змея:
— Хорошо устроился, Женечка, — просипела она; это явно свидетельствовало в пользу того, что сейчас наружу полезут самые разные гады, — а с чего это ты достоин половины всего? Хочешь заграбастать себе все денюшки, чтобы мне не досталось вообще ничего? Только попробуй, паскуда, иначе твоя женушка узнает, сколько, когда и с кем ты ей изменяешь. В деталях…
С лица Насти впервые схлынула краска. Она замерла, явно потрясенная услышанным, но не нашла в себе сил перевести взгляд на супруга. Видимо, всё-таки что-то человеческое Насте не было чуждо, и она правда любила Женю так сильно, что услышанное стало тяжелым ударом. Женя растерялся, но как будто на долю секунды. Глаза его забегали, но, напоровшись взглядом на шкатулку, он снова подобрался, нацепил на лицо маску святой невинности и продолжил говорить:
— Катя, как же низко ты опустилась, девочка моя, — со скорбью в голосе ответил Женя. – Ради каких-то денег клеветать так на собственного брата? Ты же сама жена, сама мать, неужели не понимаешь, какую боль твоя грязная ложь приносит моей жене?
— Если бы ты не хотел причинить боль жене, ты бы не трахался со всеми подряд, как только представится возможность! – Катя уже не орала, она просто визжала.
Вике захотелось заткнуть уши, но так просто из этого дурдома не сбежать.
– А знаешь, откуда я это знаю, Настенька? Потому что у меня лучшая подруга работает в его компании. Когда она пошла на собеседование, знаешь, что он ей за хорошую должность предложил? Догадаешься?
Настя резко зажала уши руками и тоже ударилась в крик. Причём, почему-то никого не волновало, что здесь и сейчас, помимо Насти, сидит их общий ребенок. Олег пребывал в прострации. Соня и Наташа, ещё одна двоюродная сестра, поддерживали его, поглаживали по рукам, но он не отвечал на прикосновение. А отцу, судя по всему, было все равно. Сберечь лицо – вот что самое важное, а эмоции сына – вторичны. Вика грустно улыбнулась: Вероника ведь была точно такой же. В этот момент ей пришло в голову, что в каждом из них есть частичка покойной матери. В некоторых даже больше, чем они бы того хотели.
Шум за столом все не утихал. Теперь Женя пытался успокоить Настю, которая не поддавалась совсем. Катя продолжала кричать, её перекрикивала Света. Начались перечисления всех заслуг, которые числились за Женей. Вика не знала, сколько из них правда. Да, брат не был святым, но, кажется, младшие сестры задались целью приписать ему все семь смертных грехов, увеличенные в геометрической прогрессии.
— И какого черта ты должен получить больше всех? Потому что мать родила тебя первым? Так ты всё равно был самым нелюбимым сыном! Мать всегда сокрушалась, что родила тебя!! Ты даже никогда ей не помогал! А Настю твою она вообще ненавидела!
Это был запрещенный прием, Вика это знала. Все знали. Вероника действительно не питала восторгов к невестке. Более того, она была уверена, что та соблазнила её невинного сыночка, чтобы заполучить все его деньги. В день знакомства между ними будто кошка пробежала, и даже спустя почти двадцать лет эту кошку никто не смог поймать. Насте было действительно тяжело, поэтому тема была под негласным табуированным запретом. А тут…
Катя ещё решила присовокупить ко всему, как покойная мать иногда называла Настю, не стесняясь чужого присутствия.
— С меня… — Настя вскочила, голос её оборвался, но она быстро пришла в себя. – С меня хватит! Я ухожу…
Катя ликовала, Света вторила ей, братья молчали, а Вика почувствовала, что заинтригована. Настя была не тем человеком, которого хотелось жалеть, поэтому её уход никому особо не повредил. Но вот то, что она решила так демонстративно покинуть обед, когда время подходило к дележке – вот это было необычно. Даже сын Насти Олег остался сидеть на своем месте и ждать. Только добросердечная Леночка, дочь Андрея, хотела побежать за тетей, но и ей этого не дали. Женя понял, что остался в меньшинстве, и начал говорить с меньшей уверенностью:
— Если вы не согласны со мной, предлагайте другие варианты, — ком в горле сглотнуть никак не получалось, поэтому брат говорил теперь тише.
— Предлагаю распределять не по старшинству! Больше всех получит тот, кого мама любила больше всего, это честно! – заявила Катя и гордо сложила руки на груди.
Ещё бы, у неё тут было явное преимущество. Последняя дочка Вероники, ещё и от другого мужчины. Предположительно, дядя Паша единственный, кого мать любила больше себя. Поэтому поздняя Катя действительно была обласкана матерью больше других. Более того, обласкана обоими родителями, потому как отец остальных был затяжным пьяницей, а в воспитании детей предпочитал держаться пассивно-агрессивной тактики. Что греха таить, Кате в этом все завидовали. И она была единственной, кому не пришлось донашивать шмотки за другими. Этим и иронично, что самая любимая дочурка так ни разу и не навестила Веронику с того момента, как её забрала старшая сестра. Хотя мать в минуты просветления часто вспоминала младшую дочь. Иногда она видела её в Соне, а потом, когда что-то в голове совсем прояснялось, в порыве чувств Вероника могла попытаться ударить Соню.
— Как вы посмели меня обмануть? Не Катя это, не Катя, не моя Катя! – орала старуха, швыряя во внучку все, что попадалось под руку.
А потом, когда агрессия заканчивалась, она падала на кровать и ревела – так сильно скучала по своей Катюше. Кто же знал, что Катюша вырастет такой мерзавкой. Вика подумала, что ей бы совесть помешала после такого отношения к матери на протяжении нескольких лет спекулировать любовью. И снова не выдержала Соня, хотя в глубине души Вика очень гордилась за это качество дочки – уж с его помощью в обиду она себя не даст, руку по локоть откусит.
— Так-то она тебя любила! – по-лисьи завела дочка. – А ты-то уж её как любила, тётка? Ни разу не приехала, даже и звонить-то толком не звонила, вон она, любовь-то какая!
Катино лицо исказилось злобой. Секунда – и она снова заревет, как баньши, а Соне только это и надо. Кажется, она единственная, кто пришел на этот праздник жизни не за деньгами, а с намерением…поругаться. Вика понимала, что у дочки за столько лет жизни с Вероникой тоже накопилось много чего сказать родственникам. А тут – такой соблазн. И Игорь это понимал, поэтому ни разу не попытался осадить дочь даже для вида.
— Да как ты смеешь! – заорала Катя, а Игорь едва не подавился от смеха.
Наблюдать за перепалкой Сони и Кати было очень забавно, потому что между ними разница в возрасте была меньше, чем между Катей и Викой. А исходя из характера Сони, она выглядела как разъяренная старшая сестра, которую Катя иногда до жути боялась.
— Да как ты смеешь, — нараспев передразнила Соня, и половина стола с молодёжью поддержала её негромким смехом, — простите, ваше высочество самая любимая дочь, как я могла сказать вам в лицо такую правду!
Соня, конечно, получала явное удовольствие, но обед грозил превратиться в балаган. Нужно было с этим что-то предпринять, поэтому инициативу на себя неожиданно взял Игорь. Он демонстративно почистил вилку от салата, отложил её в сторону и медленно поднялся. На него разом посмотрели все, а Соня резко замолчала – своего отца она, в отличие от многих других, сидящих здесь, действительно уважала. Игорь подождал, пока все уймутся. Он не делал театральных жестов, как Женя, не колотил по столу, не повышал голос. Последнее он вообще в жизни редко делал. Вика могла вспомнить только дни, когда он кричал на Веронику, если та совсем уже не видела границ. Вот и сейчас он молчал, поправлял бороду и призывающим взглядом обводил окружающих.
— Я не член вашей семьи, и по вашему кодексу мое слово ценится ниже вашего, я это знаю, — Игорь в такие моменты гудел, как электрический чайник, но голос его был приятным и спокойным – то, что нужно, после бесконечных истерик за этим столом. – И вижу, что о справедливости вы имеете смутное представление. Я надеялся, вы постесняетесь перед моей женой говорить, кто из вас был важнее для бабки Вероники… Подожди, я не договорил.
Ему стоило только посмотреть на возмутившуюся Катю, как она тут же притихла. Н-да, Соне ещё много чему есть поучиться у отца. Игорь продолжал.
— Вы не приезжали навещать её. Хорошо, если на день рождения хотя бы звонили. Мы договаривались, что вы будете платить за её содержание, но нет, этого тоже никто не делал. Если вы начнёте отрицать, то в век интернета все переводы на карты фиксируются. Поэтому, прежде чем переходить к разбирательствам, рекомендую вам ознакомиться вот с этой папкой.
И мужчина положил поверх шкатулки толстую папку, сантиметров десять толщиной, она даже не закрывалась до конца. Вика непонимающе смотрела на нее: как ни удивительно, даже она не имела представления, что затеял супруг. Первым к папке потянулся Женя. Развернул её и начал вчитываться в первый лист. Игорь продолжил.
— Здесь все документы на оказание медицинских услуг, все чеки от лекарств и прочее. Я человек-список, привык всё собирать и подкреплять, это меня успокаивает, — пояснил Игорь больше для жены, потому что смотрел как раз в её сторону, — а тут, кто бы мог подумать, что с твоей меркантильной родней это пригодится.
Женя листал папку, через плечо туда заглядывал Андрей. Вика слышала шепотки с той стороны стола. Видимо, суммы, которые её семья тратила на лечение и поддержку Вероники, их сильно впечатлили. Вика грустно усмехнулась: а если бы они держались вместе, как обещали друг другу, то эта общая беда только сплотила бы их. Они бы вместе были с матерью в этот трудный её период, делили бы расходы поровну, свыклись бы с фактом, что они все-таки семья, вопреки всему. Но так обычно бывает только в сказках. В реальной жизни «вопреки всему» не случилось, и из-за этого было еще тяжелее. Все эти люди, собравшиеся за столом, окончательно стали ей чужими. Хотелось просто уйти вслед за Настей, и Вика надеялась, что Игорь как-то сумеет ускорить этот процесс.
— Если хотите ознакомиться все, я вас не тороплю. Нужно было добавить сюда ещё чеки за продукты, потому как Вероника абы чем не питалась, но такие вещи я уже не собираю, — ответил Игорь, а на лицах родственников заметно потускнела решимость.
— Так и говори, раз хочешь претендовать на большую часть монет, — прошипела Катя, но смотреть в глаза Игоря всё ещё избегала.
Он действительно источал какой-то всеподчиняющий авторитет. Не мнимые театральные маски, с которыми умел обращаться Володя, а настоящий, убедительный, непоколебимый авторитет.
— Не мне это решать, — ответил Игорь и протянул руку супруги. – Будет справедливым, если Вика сама ответит на этот вопрос. Никакими деньгами не соизмерить усилия и нервы, которые она потратила на Веронику за эти несколько лет. Поэтому только ей выбирать, как с этим всем поступить. Раз вы так любите голосовать, имитируя демократию, то поднимите руки те, кто против.
Таковых не нашлось, к удивлению Вики, а Игорь довольно хмыкнул.
— Я так и думал. Вика, тебе слово. Как скажешь – так все эти люди и поступят.
Это были странные, абсолютно новые ощущения. Вика была средней дочерью и всю жизнь ощущала себя просто…средней. Слово редко доходило до нее, потому что за первенство всегда бились Женя и Андрей, куда уж тут девчонке? Света – старшая сестра, которой во всем подражала залюбленная Катя. А Володя – последний сын, воспитанный по образу и подобию властной и эгоистичной матери. Поэтому она обычно была для семьи никем. Об уважении говорить здесь не приходилось, поэтому, когда все замерли в ожидании вердикта, Вика почувствовала себя как на какой-нибудь престижной премии. Все взгляды прикованы к ведущему, который вот-вот огласит победителя. Эти слова навсегда изменят чью-то жизнь и растопчут чью-то мечту. Прям как в фильме…
Вика мысленно подбодрила себя, а потом неловко поднялась из-за стола. Видно, как не давались ей речи – она запнулась о скатерть, задела бедром стол, стакан почти навернулся в тарелку, но на этот раз никто не засмеялся. То ли Игорь, стоящий рядом, так действовал на родню, то ли зависимость от её решения действительно была такой важной…
Вика сама не верила, что ей доверили распорядиться наследством, это же просто смешно. И они все послушают? Её..?
— Я плохо говорю речи, — начала Вика, а Игорь плотнее сжал её руку. – Мы с Гошей и Соней действительно отдали несколько лет жизни маме. И я никогда не прощу вас за то, что вы обрекли меня на это. Я звонила вам и просила забрать её на несколько дней, но вы даже на это были не способны. Так боялись, что мы не приедем за ней обратно. А в итоге не приехал никто из вас…
Тяжело давались Вике эти слова. С ними выходила накопленная боль, которую она так и не смогла выпустить до конца, сколько бы Игорь не помогал ей – все было напрасно. Оказывается, нужно было просто высказать всё в лицо тем, кто был виноват во всей этой боли.
— Мама никогда не любила меня по-настоящему, и вы все это знаете. Я сомневаюсь, что она вообще кого-то так сильно любила, как вы о ней говорите. Но больше всего я не прощу ей, как она кричала на мою дочь, как пугала её своими страшилками, как поднимала на неё руку. Ваши дети избежали этой участи, но за них всё взяла моя дочь. Я знаю, что никто из вас не вернет нам те годы, которые отравила мама, но я хотя бы прошу оставить меня в покое.
Здесь Вика на секунду замолчала, нашла взглядом шкатулку и усмехнулась.
— Если бы мне нужны были эти чертовы монеты, я могла бы их получить раньше. Или вообще сюда не приносить – вы бы ничего не доказали никакими угрозами. Но я их принесла и, знаете что…забирайте их к чертовой матери! Они мне не нужны. Я не хочу хранить что-то, что напоминает мне об этих днях. Вот ключ от шкатулки. Я её не открывала, поэтому замок мог заржаветь, но, думаю, для вас это не преграда. Я прошу только об одном – оставьте её квартиру в покое. Я долго не хотела её сдавать, но вижу, что квартиранты могут быть хорошими и с уважением относиться ко всему, о чем я просила. Пусть девочки и дальше там живут за свою стоимость. Этого мне будет достаточно. Кому эта квартира будет принадлежать – мне всё равно.
По мере того, как речь подходила к концу, некоторые из родственников повеселели. Видимо, особо алчущие, лишенные начисто совести – Катя, Вова, например. Если хотя бы до кого-то дошел смысл её слов, значит, она уже не зря это сказала. Поэтому Вика кивнула Игорю, и он встал из-за стола. Вместе с ним поднялась Соня, и они довольно скоро покинули этот праздник жизни, оставив родню наедине со своими распрями. Игорь ещё сказал в машине:
— Хорошо ты это придумала, Вика, — она подняла голову. – Что так и не сказала им, как распределить эти чертовы монеты. Они там ещё столько же грызться будут, прежде чем придут хоть к чему-то.
Вика улыбнулась, хотя понимала, что так далеко она не просчитывала. Она просто усталая немолодая женщина, которая хотела покинуть это сборище, и наконец отдохнуть так, как хочется ей. Соня напоследок попросила молодёжь, чтобы квартира была убрана – негоже матери сюда мотаться и мыть посуду и полы за родней. Ей пообещали оставить всё в частоте, и маленькая ветвь семейства отправилась домой. В принципе, для Виктории и её семьи на этом все должно было благополучно закончиться. Но это только для Вики, остальные так и остались за дележкой несправедливо нажитого.
И чуть позже Вика узнала, чем всё закончилось, и они с Игорем и дочкой очень долго смеялись. После их ухода препирательства длились ещё долго. Более того, вернулась Настя, которой пришлось кратко пересказывать пропущенные события. Оказалось, далеко она не ушла, поэтому, когда Вика и Игорь поехали домой, её это очень удивило, и женщина пошла удовлетворять свое любопытство. В конце концов, когда ей наконец изложили суть дела, Андрей пододвинул поближе папку, которую Игорь предусмотрительно решил не забирать – что ей тут сделается? У Насти аж глаза на лоб полезли, а по понимающим лицам остальных было понятно – никто не ожидал, что содержание их пожилой матери обходилось настолько дорого. Но делать нечего, факты – вещь упрямая.
— И что, она забрала все монеты? – А потом сама увидела, что шкатулка лежит на прежнем месте в прежнем состоянии.
Очевидно, никто к ней так и не притрагивался.
– Тогда, раз вы не хотите делить по старшинству, давайте просто все разделим поровну.
Женя не особо обрадовался этой идее, потому как перспектива получить больше остальных стремительно таяла. Но даже если Настя решила дать заднюю, значит, скорее всего, это безнадежная затея. Поэтому он кивнул, а ото всех послышалось приглушенное одобрение. Радости в голосах не было, но после фактов Игоря и тирады Вики энтузиазм поубавился в целом. Перспектива разделить монеты поровну была хотя бы не такой плохой – так с большей вероятности они получат не так мало, как могли бы в противном случае. Плюс Вика окончательно дала понять, что не претендует на монеты, а значит, делить придется на пятерых, а не на шестерых. Не надо быть гением в математике, чтобы убедиться, что расклад более удачный. Если вы думаете, что дальше все просто спокойно открыли шкатулку – ох, как бы ни так! Начались препирательства, кто её все-таки будет открывать. Атмосфера недоверия накалилась до предела. А вдруг кто-то откроет шкатулку, а затем незаметно умыкнет несколько монет? Как потом это доказать? Вот, например, Андрей работал ассистентом хирурга, у них по природе должны были быть ловкие пальцы, разве нет? Тут недалеко и до финансовых махинаций…
Если выдумаете, что это всё просто наша шутка, то как бы не так: такие доводы и аргументы действительно звучали за столом, делая ситуацию ещё более нелепой. Родственники снова принялись неистово ругаться, оскорблять друг друга, подначивать – в общем, кошачья свара снова приобрела исходные масштабы. В них уже даже начинали вмешиваться дети – усталость сказывалась так сильно, что сидеть и молчать было всё труднее.
В конце концов начинающуюся перепалку прервал Олег – сын Насти и Жени. Он предложил, чтобы шкатулку всё-таки открыл тот, кому все доверяют. Например, Даша. Как самая младшая, она из всех, соответственно, самая честная. А детскими руками подменить что-то гораздо сложнее. Все согласились. Ещё десять минут ушло на то, чтобы объяснить Даше, что от неё требуется. Девочка устала, куксилась и хотела только домой. К тому же её любимая игрушка тоже осталась где-то дома, что совсем расстроило бедняжку. Пока отец не прикрикнул, она не успокоилась. Да и то состояние сложно назвать спокойствием: она была на грани истерики и вообще не понимала, какого черта от неё хотят. Но в конце концов согласилась открыть.
Вот только и тут всё пошло не по плану. Как и прогнозировала Вика, замок успел выйти из строя, поэтому маленькие детские ручки с ним не справились. Даша вертела и крутила шкатулку в руках, давила на несчастный ключик, но он так и не поддался. Множество пар глаз следили за ней не отрываясь. Началась игра, кто взбесится или не выдержит первым. Предсказуемо это оказалась Настя. Если бы Вика там была, она однозначно поставила бы на Настю. Та психанула и выхватила шкатулку из рук Даши. Что было дальше, догадаться нетрудно. Девочка, и без того замученная, заревела, и аргументы «ты же уже не маленькая» не работали. Тётя Настя в принципе была дамой резковатой, а тут она даже толкнула саму девочку. А это значит, слезы увеличиваются в несколько раз. Те, кто не успокаивал ребенка, кинулись на Настю: отдай шкатулку обратно, какого черта ты за нее вообще схватилась, а женщина уже неистово пихала несчастный ключ в небольшое отверстие. Видимо, пихала не той стороной, потому что у нее он даже этот барьер не преодолел, в отличие от Даши, которая хотя бы с очевидной задачей справилась без проблем. В конце концов, все снова переругались.
— Отдай мне эту чертову шкатулку!
— Не отдавайте её ему!
— Почему это мне!?
— Потому что ты вообще ничего в руки брать не должен!
— А ты истеричка! Зачем вообще вылезла из своего болота, кикимора!
— Не ори на меня при моём ребёнке! — А на моих детей никому дела нет? Может, подумаем о них, нет, никто не хочет?!
— Вы вообще не должны раскрывать рты, хватит уже устраивать эти сцены! Давайте просто поделим эти треклятые монеты, и всё!
Диалог, конечно, скорее всего, был не таким, но приблизительно суть мы передали. Дальше – новая волна истерик о том, кто же все-таки будет открывать шкатулку. В конце концов вроде договорились, чтобы открыл все Женя – по его излюбленному «праву старшинства». И банально потому, что у него силы оказалось больше, чем у других А остальные должны были четко смотреть и наблюдать за процессом, если вдруг Женя предпримет какую-то диверсию по этому поводу.
— Итак, подытожим, — завел своё Женя и громко начал декламировать. – Действуем следующим образом. Мы расходимся из-за стола и перемещаемся в зал. Все встаем ровным кругом, — звучало как в детском садике, но все слушали очень вдумчиво, — и я медленно открываю шкатулку. Как только мы увидим, что там, я высыплю все монеты на столик, на скатерть, мы их с вамие несколько раз посчитаем, и всё разделим. Всем понятно? Всех всё в таком случае устраивает?
Женя почти выдал свое любимое «голосуем», но вовремя оборвал себя – если они ещё и голосовать начнут, то домой сегодня никто не попадет. Послышались разные одобрительные возгласы.
— Конечно!
— Отлично, давай не тяни кота за яйца!
— Открывай уже!
— Давай уже! Сил моих больше нет!
И, вы не поверите, это случилось. Произошло то, чего все так долго ждали. Женя наконец открыл шкатулку. Вернее, не так, он тоже помучался с замком, налёг на маленький несчастный ключик, даже полил на него маслом, и заржавелый замок наконец поддался. А дальше всё должно было быть как в кино – перед ними должен был открыться миниатюрный сундук, до верху набитый монетами, от которых исходит приятное желтое сияние.
— Это что за хрень? — По тону не было похоже, что говорившего содержимое впечатлило в положительном ключе, но никто ему не ответил.
Вероника в этот момент на небесах, если все-таки обрела здравый рассудок после кончины, громко смеялась. Почти тридцать человек, которые угробили целый день своей жизни и целый год ожиданий на предвкушение несметных богатств, которые откроются им за ржавым замком, сейчас сидели, разинув рты. Шкатулка действительно открылась. Содержимое было не впечатляющим – она не была набита под завязку. Что-то барахталось на самом дне, настолько маленькое, что не тянуло даже на копеечные монеты. Только люди из «первого» ряда родни видели, что же на самом деле так неистово берегла Вероника. На дне шкатулки бренчали золотые зубы.
Что тут началось – вы бы знали. Оскорбления посыпались в двойном размере! Да как так, как вы могли, мерзавцы! Вика нас подставила, не иначе. Они открыли с Игорем шкатулку, забрали все монеты, а нам подкинули вот это вот дерьмо…
— Мама, — раздраженно заметил тогда Олег, — да вы же сами еле открыли эту чертову шкатулку. Её не открывали уже минимум лет двадцать. Прекрати позориться.
Но разве ж кого-то в такие моменты останавливает голос разума? Люди только сейчас поняли, что им ничего не светит! Представьте, дорогие зрители, сколько гадости полилось из этих людей. Они не стеснялись никого, а маленькая Даша в этот момент закрыла шкатулку, взяла её в руки и начала трясти. Все как-то замерли, и в тишине раздался тот самый голос разума, который никак не доходил до этого сборища родственников.
— А что, никто из вас не додумался потрясти шкатулку..?
На этой ноте мы оставим семью Курпатовых. Им есть что сказать друг другу.
0 Комментарий