– Она будет тебе хорошей женой, – сказал Артём Дмитриевич, и глаза его потеплели.
«Слава Богу, – подумал он, – повезло парню!»
Гриша, просияв, крепче прижал к себе смущённую невесту…
– Выходит, это я на смотрины приходила? – лукаво улыбнулась девушка, уже вечером, когда жених провожал её домой.
– Не совсем, Олюшка… Просто я должен быть вас познакомить, потому что… – он ненадолго задумался, – Артём Дмитриевич мне как отец, понимаешь?
– Нет, – призналась девушка. – Но это неважно, я не понимаю, но верю тебе.
Конечно, она не понимала, и Гриша знал это, и не сердился на любимую. Где ж такое понять человеку, который вырос в семье, с любящими родителями?
Ему, Грише, в этой жизни не так повезло. Он и ласки-то материнской никогда не знал, и отец его не катал на плечах…не было этого. А был – детский дом номер двадцать четыре по Третьей Береговой. Там его, недельного малыша наспех завёрнутого в роддомовскую пелёнку, оставили на крыльце.
Кто оставил?
Может быть, мать…
Там и нашёл его ранним утром физрук Артём Дмитриевич. Завернул подкидыша в свою куртку, занёс в тепло.
– Давайте Григорием назовём! – предложил он, когда над младенцем уже хлопотали заботливые няни. – Я всегда хотел сына Гришкой назвать, да вот не случилось.
– А что, хорошее имя-то! – согласилась та, что была постарше. – Григорий!
– И звучит красиво! – поддержала её вторая. – Благородно, царственно даже.
Тогда Артём Дмитриевич ещё и не догадывался, как сильно он прикипит душой к этому подкидышу со звучным именем…
Поначалу он просто заглядывал иногда в ясли, посмотреть как там обжился новенький, а потом заметил, что малыш начал его узнавать: промелькнет в круглых голубых глазёнках какая-то осмысленность, и вот он уже улыбается беззубо, дрыгает всеми лапками, так и просится на руки.
– Скучает он по вам, – заметила молоденькая нянечка. – С утра плакал, как будто ждал. А вот вы пришли, и куда что делось. Сияет, как солнышко!
Словно в подтверждение её слов, Гриша ласково улыбнулся, и уткнулся личиком в щёку воспитателя. Артём Дмитриевич неловко погладил малыша по тёпленькой спинке. Своих детей у него не было. Всю жизнь они с женой Танюшей мечтали о сынке, но не послал им Бог ни сына, ни дочь. Пришлось смириться. Порой мужчина думал, что случись у них свои дети, не пошёл бы он работать в детский дом. Чего уж там, труд этот не из лёгких.
Детишки-сироты, каждый мечтает о родителях. Каждый ждёт, что вот-вот придет за ним мама. А она всё не идёт и не идёт…
А годы идут. Взрослеют ребята, не говорят вслух о своем заветном, но ведь ждут. Всё равно ждут! Пока однажды не покажется, что детская мечта стала им мала, как прошлогодняя одежка. Больно было смотреть, как тают детские мечты, ох, как больно! Твердели от холода маленькие сердечки и покрывались льдом. Сколько Артём Дмитриевич перевидал таких! И хотелось порой плюнуть на всё, уйти, но останавливала мысль: у них родителей нет, а у меня – детей. Мы друг другу в утешение. Он любил своих воспитанников, отогревал их своим теплом, и они, чувствуя это, отвечали ему взаимностью. Тянулись к нему, любили. Самые маленькие даже папой называли.
Гришка рос смышлёным. Вес набирал исправно, рано пошел, первый из всей группы начал говорить. Артём Дмитриевич, посоветовавшись с женой, хотел усыновить мальчонку, но не удалось. У жены, да и у него самого, были проблемы со здоровьем. Возраст! Куда им, в пятьдесят с лишним, малыша.
– А вы не горюйте, Артём Дмитриевич! – посоветовала директриса.
Обычно эта грозная тётка в очках с толстенными стеклами, говорила громко, резко, точно отдавала приказы. Генерал в юбке! Но сейчас голос её был мягким, успокаивающим. Женским. Артём Дмитриевич даже не знал, что она умеет так…по-доброму, что ли.
– Ну не отдали вам Гришку, так может оно и к лучшему. Хлопот с этими ребятишками…вот сколько! – она выразительно провела пальцем по горлу. – А так он всё равно у вас на виду. И на выходные можете его забирать, я отпущу!
Он кивнул. В конце концов, не так уж она была неправа. Гришка всё равно – вот он, рядом всегда. По будням-то уж точно, а теперь и по выходным! Артём Дмитриевич забирал подросшего малыша к себе на дачу, а уж там они вместе ходили рыбачить на озеро, собирали в лесу грибы-ягоды…здорово было! Вечерами жена заваривала чай с мелиссой, и пекла пироги с начинкой из той добычи, что приносили мужчины…
– И знаешь, Оль, – вздохнул невесте Гриша, – вкуснее пирогов, чем у тёти Тани, я в жизни не ел!
– Вот смотри у меня! – она шутливо погрозила ему пальчиком. – Будешь потом говорить, что у меня хуже!
– Да нет, что ты, – он поймал её руку, нежно поцеловал палец. – Понимаешь…
– Нет, – повторила Оля. – Не понимаю, но верю тебе, мой хороший.
– Те пироги домом пахли. Таким домом, где полы помыты, и печка затоплена. Отец мастерит что-нибудь, а мама печёт пироги. А потом все вместе соберутся за столом и чай пьют.
– А знаешь, – задумчиво сказала девушка, – у меня такого дома никогда не было. Вот ты сейчас рассказываешь, а я слушаю – и даже завидно. Круассаны в Париже были, пончики в Берлине были, а вот маминых пирогов не было. Всегда готовое заказывали, из кондитерских. Смешно, правда?
– У наших деток всё это будет, – пообещал Гриша. – Обязательно.
– А Артём Дмитриевич им как дедушка будет? – спросила она.
– А как же! Будет, Олюшка, не сомневайся!..
Он вспомнил, свой последний день в детдоме: как стоял на пороге, и солнце било прямо в глаза, а друзья обнимали и твердили, что ему повезло. Во взрослую жизнь идёт, а им ещё тут распорядок дня соблюдать, да старших слушаться. Эх, везунчик!
Сам Гриша себя везунчиком не считал. Впервые в жизни он задумался о том, что тут был его единственный дом. И как бы сложно и неуютно порой ему не было, все равно другого дома у него нет. Руки жгла повестка о призыве в армию. А как оно там будет? Он оглянулся через плечо, словно почувствовав взгляд. Так и есть: Артём Дмитриевич стоял у окна, и смотрел на подросшего подкидыша.
«Вырос», – думал мужчина, и никаких больше слов не находилось.
Вырос…его маленький бутуз с беззубой улыбкой. Вырос…мальчишка с исцарапанными коленками, с веснушками на облезшем носу. С книжками, фонариками, походами в лес, с посиделками у костра. Вырос…плечистый парень, умный и добрый, и слабого защитит, и перед сильным не оробеет. Вырос…
И что сказать ему на прощание, какой дать совет? Нет, у них, мужиков, слов для прощаний. Он поднял вверх сжатый кулак.
«Держись там, сынок! Не кисни!»
Гриша кивнул и провёл по воздуху пальцем волнистую линию.
— Приеду в часть, и сразу напишу!…
– Трудно тебе в армии пришлось? – спросила Оля негромко.
– Да нет, ничего. Я ведь, – он улыбнулся и подмигнул, – к трудностям привычный. И друзья нашлись хорошие, и командир – отличный мужик. Он же мне и помог потом в охрану устроиться в супермаркет. Я, правда, в полицию хотел, но медкомиссию не прошёл. Какое там здоровье у детдомовца…Но я не жалею, Оль! Зато я тебя встретил.
– Да, – прошептала она, прижимаясь к любимому плечу. – Зато мы встретились…
Она ведь и не заметила, что забыла на кассе свой кошелёк! Для девочки-мажорки это была не пропажа, а так, слёзы. Хотя и денег там было изрядно, и карт, и визиток, всё равно для неё это мало что значило. Подумаешь, выронила мелочишку. Родители ещё отсыпят!
Но в тот же вечер ей позвонил начальник охраны магазина, и сообщил о находке…
– Когда я тебя увидела, – припомнила девушка, – я как будто…проснулась, что ли. Я даже не знала, что есть такие люди, как ты – честные, принципиальные, которые и копейки чужой не возьмут. И мне так стыдно стало за себя. Ведь жила как бабочка, порхала из кафе в клуб, из клуба на курорт. Швырялась деньгами, и разве задумывалась, откуда они берутся? Папа с мамой переведут на карточку – я трачу. А как закончатся, снова звонок родителям, и всё в порядке…
Оля и впрямь изменилась: взялась за учёбу, начала подрабатывать, и скоро собиралась перейти на заочное, чтобы выйти на полный рабочий день…
– Я всю жизнь думала, что все эти карьеры, хорошие должности – результат родительских связей, денег. А смотрю на тебя, и понимаю – неправда! Ты же без связей вырос до начальника охраны. Значит, и я что-то сама могу!
– Можешь, – поцеловал её Гриша. – Ты всё можешь, моя маленькая. Ты способная, умная. Главное – не отступай!
Они прощались у двери Олиной квартиры.
– Может, зайдёшь? – предложила она.
– Нет, Олюшка, – покачал головой парень. – У нас с тобой всё будет как положено: сначала свадьба, а потом первая брачная ночь.
– Ну это же так не современно! Это же археология! – смеялась она, хотя втайне была благодарна своему жениху за такое трепетное, рыцарское отношение к ней, и их будущей близости.
– А я, может быть, ископаемое и есть, – подхватывал Гриша. – Реликт прошлого, восстал из тьмы веков. Ну пойми меня, пожалуйста, Оля. Для меня всё это очень важно.
Она погладила его по щеке, с бесконечной нежностью заглянула в глаза.
– Тогда…спокойной ночи?
– Спокойной ночи, родная.
Оля ещё раз помахала жениху, и закрыла за собой дверь…
– Опять со своим бомжом якшалась? – донеслось из комнаты.
Девушка вздрогнула, и не раздеваясь прошла в гостиную.
– Мама?
Людмила Николаевна сидела в кресле нога на ногу, и даже не повернулась к дочери. Девушка усмехнулась. Мама всегда ей напоминала Снежную Королеву из мультика. Такая же холодная, аристократичная. Неземная. Лишнего движения не сделает, лишнего словечка не уронит. Оля обошла по кругу комнату, и остановилась перед мамой.
– Мама, ведь это моя квартира. Почему ты не предупредила, что приедешь?
– Твоя квартира, – Людмила Николаевна, казалось, полностью была поглощена рассматриванием своего маникюра, – куплена на наши с отцом деньги. И позволь напомнить, что именно мы оплачиваем все коммунальные услуги. Так что я могу появляться здесь когда захочу, и без всякого предупреждения. Ну а теперь, – она наконец подняла глаза на дочь, – хватит лирики. Повторяю вопрос: ты опять встречалась со своим бомжом?
– Гриша не бомж, мама, – устало ответила девушка. – И не надо так его называть.
– Не надо? – Людмила Николаевна иронично приподняла бровь. – А как прикажешь называть беспризорника?
– Детдомовца…
– Это одно и то же! – рассердилась мать.
Всю её надменность, холодность, будто ветром сдуло. Исчезла Снежная Королева, оставив вместо себя обычную, издёрганную женщину.
– Оля, я ведь о тебе беспокоюсь! Ты же должна понимать, чьи дети попадают в детские дома.
– Чьи?
– Отбросов общества! Пьяниц, наркоманов, которые даже не помнят в каком бреду этих детей зачали! Какие там гены? Пусть это ужасно звучит, но есть бракованные люди, пойми ты это! И рано или поздно они идут по стопам своих родителей, становятся такими же! Доченька, – со слезами в голосе попросила она, – подумай ещё раз! Я тебе счастья хочу! Ну вот кто он – этот твой Гриша? Образование у него какое? Высшее?
– Нет, – вздохнула Оля. – Мамочка, это старый разговор. Ты прекрасно знаешь, что высшего у него нет, но будет. Гриша собирается учиться…
– А кем он работает? Охранником в магазине! Ну, дослужился до начальника охраны, подумаешь! И вот на эту свою жалкую зарплату он собирается содержать семью? Оленька, ты хотя бы представляешь, сколько мы с отцом на тебя тратим? Твоему бом…жениху, такие деньги и не снились никогда!
– Я тоже буду работать…
– О, да! – рассмеялась мама. – Конечно, ты переведёшься на заочное отделение, и будешь работать, чтобы ваших доходов хватило на хлеб с маргарином и дешёвый чай! Скажи, а ты уверена, что этот тип любит тебя? Уж очень смахивает на то, что он просто уцепился за богатую невесту! Ты не думала об этом?
– Хватит, мама!
Девушка сама удивилась своему резкому тону. Никогда раньше она не позволяла себе так разговаривать с матерью! Людмила Николаевна ошарашенно смотрела на дочь.
– Посмотри, как он на тебя влияет, Оля! Ты уже матери дерзить начала!
– Извини, – Оля виновато опустила глаза. – Но я хочу, чтобы ты поняла: я выйду замуж за того, кого полюбила.
– Ну что ты понимаешь в любви, девочка! Ты ещё ребенок, романтичная дурочка! Вся любовь закончится в тот день, когда у тебя порвутся последние колготки и закончится еда в холодильнике! И хорошо, если к этому моменту ты не будешь с младенцем на руках, беременная вторым! Послушай: мы с папой нашли для тебя прекрасную партию: очень перспективный мальчик, сын дипломата, свободно говорит на пяти языках, оканчивает МГИМО. Я уверена, что он тебе понравится!
– Очень может быть! Но между «он мне нравится» и «я его люблю», есть огромная разница. Так вот: я люблю Гришу! И выхожу замуж за него, а не за сына дипломата. Уясни это, прошу! А теперь тебе пора. Мы будем рады видеть тебя на нашей свадьбе…
Людмила Николаевна бессильно покачала головой. Потом она подхватила своё, небрежно брошенное на диван пальто, и направилась к двери…
Свадьба была скромной. Гриша настоял на том, что оплатит всё торжество сам, причём ради этого устроился на вторую работу, но не позволил своей невесте вложить ни копейки.
– Ничего, что пока так, – сказал он, будто извиняясь. – Когда разбогатеем, то сыграем другую свадьбу, шикарную!
– А мне и эта нравится, – потянулась его поцеловать Оля. – Это самая-самая лучшая свадьба! Для самых близких. Не люблю я эти огромные сборища! Никто на них никого не знает, и всем скучно. Ходишь туда-сюда с бокалом шампанского, а сама только и думаешь, как бы понезаметнее оттуда уйти…
Артём Дмитриевич, услышав последние слова девушки, одобрительно улыбнулся.
«Молодец, девчонка! Ведь ясно же как день, что к роскошным праздникам она привыкла, а не к посиделкам на двадцать человек. Но ведь и виду не подает! Умница!»
– А у нас новые гости! – шепнула ему на ухо Татьяна. – Кажется, Олина мама приехала. Что-то я волнуюсь, Тёмушка…
– Брось, Танюша, я всё устрою! – успокоил он жену, и поставив на серебряный поднос высокий бокал с шампанским, подошёл к гостье.
Людмила Николаевна как раз подошла к Грише, и после поздравлений завела с ним непринужденный разговор.
– А где же ваши родители, Григорий? – спросила она, оглядываясь по сторонам. – Или они не смогли приехать?
– У меня нет родителей, – спокойно ответил жених. – Я вырос в детском доме. Меня подбросили туда совсем маленьким, в одной пелёнке. Так что и сведений о родителях никаких.
– Но как же…
Артём Дмитриевич выдвинулся вперёд.
– Припозднились вы, – весело сказал он. – С вас штрафной бокал. Выпейте за счастье моло…
Он не договорил. Как громом сраженный, смотрел в побледневшее лицо женщины, в расширенные от ужаса, глаза.
– Господи…
Он знал это лицо. И глаза у неё были точно такими же как сейчас: в них был сплошной страх. И ненависть…
В тот день он пришёл на работу пораньше: хотел подлатать кое-что в спортзале. До детского дома оставался один поворот, и вдруг из него выскочила женщина. Даже не женщина, девчонка скорее. Чуть не налетела на него, а потом пустилась бежать. Всё, что он запомнил – белое, как мел, лицо, и этот взгляд. На него тогда как огнем полыхнуло: за что она так на него посмотрела? Почему с такой злобой? А потом нашёл на крыльце крошечного мальчика в пелёнке, и вопросов больше не осталось. Ведь она же боялась, больше всего боялась, что её увидят, а он появился так не вовремя! Артём Дмитриевич никогда и никому, даже жене, не рассказывал об этой встрече.
– Прошу вас! – схватила его за руку Людмила Николаевна. – Не говорите ничего! Я должна сама…сама.
Он посторонился, пропуская её к Грише. Оля, словно почуяв неладное, подбежала к жениху. Чтож, это хорошо…пусть поговорят спокойно.
– Я молодая была совсем! – услышал обрывок разговора Артём Дмитриевич. – Парень бросил, а я с малышом…ну куда мне было? Мне одной ребёнка было не поднять! А потом…потом я встретила своего мужа, Олю родила. О тебе, Гриша, старалась не думать…только плакала часто. Не получалось забыть. Никогда бы не получилось!
– И это ты мне говорила, что детдомовцы – люди бракованные! – горько сказала Оля. – А сама…
– Я не могла тебе рассказать, доченька! Ну как бы я такое сказала?! Что бы ты подумала обо мне?
«А что ты сама о себе сейчас думаешь?», – подумал Артём Дмитриевич, но вслух ничего не сказал.
Он увидел, как Гриша пробрался к маленькой, в глубине зала, эстраде, и взял в руки микрофон.
– Прошу минуточку внимания! – твердым голосом сказал он. – Я должен объявить вам, что свадьбы сегодня не будет. Я сам узнал об этом минуту назад и удивлён не меньше, чем каждый из вас.
Он ненадолго замолчал, и заговорил снова лишь после того, как в зале смолк последний встревоженный шепоток.
– Дело в том, что я надеялся сегодня обрести жену и тёщу. Но как оказалось, обрёл мать и родную сестру. Так что наверное праздник всё-таки состоится, даже если это не свадебное торжество.
Оля, отвернувшись к стене, тихо и горько плакала…
Спустя полтора года, Татьяна встречала своего мужа на остановке. Теперь, когда они с Артёмом продали городскую квартиру и перебрались в деревню, многие простые радости открывались им заново. Одной из них было провожать друг друга на электричку. И встречать, разумеется! Здесь можно было жить, никуда не спеша, и проводы, встречи, все то, что в городской жизни казалось формальностью, тут обретали новый смысл.
– Ну, как видел Гришку? – первым делом спросила жена.
Артём Дмитриевич, первым делом, поцеловал супругу, и только потом ответил:
– Видел, конечно. Всё у него хорошо. Дочка растёт, жена с ней дома. Гришка везде успевает: и на работе, и жене помочь, и мать навестить.
– А Олюшку? – с затаенной тревогой спросила Татьяна. – Олюшку он навещает?
– Редко, – нехотя признался муж. – Им надо остыть друг от друга окончательно, тогда и видеться смогут. Ну а пока и Ольге не до него: сынок ещё маленький, а муж за границей работает… всё сама да сама. Пойдем домой, Танюша. Вечереет уже.
Пожилая пара, не торопясь, шла вдоль василькового поля. Их домик, небольшой, но уютный, был уже совсем рядом, и Артём Дмитриевич заранее знал, что ещё немного – и навстречу им выбежит лохматый Джек, их лохматый сторож, неопределенной породы, но добрейшего нрава. На подоконнике наверняка пушистым клубочком свернулась Мурка. В доме пахнет шанежками и клубничным вареньем, а в саду жужжат пчелы, собирая пыльцу.
– Думаешь, подружатся они? – не выдержала Татьяна. – Брат с сестрой.
– Со временем – обязательно, – заверил её супруг.
На горизонте горел малиновый закат…
0 Комментарий