– Нет, нет, Вилена Федоровна, Глашу забирать нет необходимости, – поспешно отрапортовал мужчина.
Семилетняя девочка рядом с ним, услышав эти слова, сжалась и поникла. Он положил руку ей на затылок. Наверное хотел успокоить, может быть погладить по голове, но касание вышло каким-то тяжёлым, грубым. Погладить хотел или подзатыльника отвесить? Не поймёшь…
– Да, я понимаю, – продолжал мужчина свою торопливую речь.
Трубку телефона он стискивал все сильнее, даже пальцы от побелели от усилия. Нервничает. Глаша, на всякий случай, отошла от отчима на пару шагов.
– Вилена Федоровна, не волнуйтесь вы так! У вас же давление поднимется! Вы что, тоже в больницу захотели? Мало нам одной Марины?
Он ненадолго замолчал и лицо у него стало растерянным.
– Вилена Фёдоровна, вы здесь? Вы что, плачете? Ну не надо, что вы в самом деле…что вы раньше времени дочь хороните? Она же жива… Да, в коме! Но ведь живая! Перестаньте, пожалуйста. А насчёт Глашеньки не беспокойтесь, мы с ней отлично ладим. Зачем вам её забирать? В вашем-то возрасте и вдруг маленький ребёнок, вам тяжело будет. Ну всё, всё, успокойтесь. Я вам завтра позвоню ещё. Ложитесь-ка отдыхать.
Он с видимым облегчением, закончил разговор и отложил телефон подальше. Губы его беззвучно шевельнулись, как будто мужчина хотел выругаться вслух, но вовремя вспомнил о том, что он не один. Глаша сидела на полу у дивана и что-то рисовала, изредка поглядывая на отчима.
– Бабушка не приедет? – спросила она робко.
Он не ответил.
– Дядя Андрей?
Мужчина вздрогнул и уставился на девочку так, словно впервые её увидел.
– Не приедет, – сказал он и почему-то довольно улыбнулся. – А зачем нам её беспокоить? Бабушка уже старенькая, где ей за тобой уследить? Да ей и без тебя хватает забот: вон весна уже, надо огород засеять. Мы и сами справимся, да, Гланя?
Девочка быстро кивнула и отвернулась. Ей не хотелось, чтобы дядя Андрей заметил, что глаза у неё наполнились слезами.
Конечно, отчим прав! Бабушка старенькая, и у неё столько дел! Но всё равно, если бы она приехала и была рядом, то может быть…может быть, было бы не так тяжело.
– А мама как? – спросила она, не поворачиваясь.
Мужчина вздохнул.
– Всё так же, как и было. Она ещё не проснулась. Ты должна понимать, Глаша, что мама очень сильно пострадала. Грузовик на полной скорости влетел в её машину…
– Я знаю…
– Тогда ты понимаешь, что маме нужно очень много времени, чтобы поправиться. Даже когда она проснётся и её выпишут домой, она многого не сможет делать. Ей нужна будет помощь. Но я кое-что придумал!
Он прошёл вперёд и сел на диван прямо напротив девочки.
– Пока мама в больнице, ты будешь учиться вести домашнее хозяйство: убираться в доме, готовить нам покушать, стирать… И тогда у мамы всё будет хорошо! Она приедет домой, а у неё уже есть помощница! Ну как, хорошо я придумал?
Он улыбался. Глаше эта улыбка не понравилась: она была какой-то совсем не настоящей, хотя улыбаться по-настоящему отчим, кажется и не умел вовсе. По крайней мере, Глаша этого не видела. Но ведь мама…
Но мама просила слушаться дядю Андрея. Давно ещё, когда он только в самый первый раз появился у них в доме. Мама вошла в Глашину комнату первой. Девочка уже готовилась ко сну.
– Гланя, – ласково позвала мама, – нам с тобой надо серьёзно поговорить, доченька.
Глаша очень удивилась: какие ещё разговоры на ночь глядя? Да ещё серьезные…мама часто повторяла, что всё важное лучше всего решать утром, пока голова свежая.
– Зайди, Андрюша. Пусть Глаша на тебя посмотрит.
И в комнату вошёл невысокий, но плотненький мужчина с седоватой головой и хитрыми глазками. В руках он держал плитку шоколада «Алёнка».
– Здравствуй, Аглая. Это тебе.
Глаша недоверчиво посмотрела на маму. Кто этот человек? Раньше она никогда его не видела.
– Это дядя Андрей, – улыбнулась мама. – Он будет жить с нами.
– А зачем? – выпалила девочка. – У него нет своего дома? У него был пожар? Он поживёт у нас, пока не построят новый дом?
Взрослые рассмеялись. Мама – громко, заливисто. А этот непонятный человек, которого мама почему-то называла Андрюшей, – только растянул губы в улыбке. Почему-то от их смеха стало очень обидно.
– Гланечка, – мама села на кровать и притянула к себе дочку, – Мы с дядей Андреем скоро поженимся, и он будет твоим папой. И я хочу, чтобы ты слушалась его, как своего папу. Обещаешь?
И Глаша кивнула.
А что можно было сделать? Всё решили без неё…
– Это потому что ты мелкая, – с важным видом пояснил соседский мальчик Витюшка. – Мелких никогда не спрашивают.
Наверное он знал, о чём говорил. Его мама, тётя Люба, недавно выгнала из дому своего пятого мужа. Витька только плечами пожал.
– Значит, через год будем при новом отце, – сказал он.
– Как так?
Глаша растерянно заморгала.
– Как так? Так разве бывает?
– Бывает, – уверенно ответил Витька и хлопнул девочку по плечу, – а ты не боись! Новые папки прикольные поначалу бывают: подарки дарят, на карусели возят. Классно же!
Тут он ошибался: ни подарков ни каруселей не было!
Однажды Глаша услышала, как мама что-то быстро говорила дяде Андрею приглушенным голосом. Злилась, наверное. А отчим в ответ всё повторял:
«Не хочу, чтобы Глашка любила меня за подарки! Да и зарплаты у меня такой нет, чтоб дочку твою задаривать!».
Но жилось им, в общем, неплохо. Правда мама больше не читала Глаше на ночь сказки, и по вечерам они меньше играли и разговаривали. Но зато и сладости мама стала покупать намного чаще. Каждый вечер приносила что-нибудь вкусненькое: коробочку конфет, пирожное или тортик. Дядя Андрей очень любил сладости. Глаше конечно, перепадало, и в конце концов жестяная коробка из под печенья, в которой девочка хранила свои сокровища, доверху заполнилась конфетками. Каждый вечер девочка брала по одной, ложась в постель. Конфеты ей заменили мамины сказки. А потом мама попала в аварию…
– Так хорошо я придумал? – повторил отчим свой вопрос, и не дождавшись ответа, удовлетворенно кивнул. – Вот и молодец! А чтобы не терять времени, учиться ты начнёшь прямо сейчас. Пойди на кухню и вымой посуду. Давай, быстренько. Только смотри, чтоб чисто было! Я приду, проверю.
Он встал, постоял минуту, словно о чем-то размышляя, а потом решительным шагом направился к двери. Глаша с тоской посмотрела на огромную гору посуды, громоздящуюся в раковине. Похоже её никто и не пытался вымыть уже три дня: с тех пор, как мама попала в больницу.
Девочка нашла в кухонном ящичке чистую губку, и принялась за дело. Когда-то ей очень нравилось мыть посуду. Вот только тогда это было просто забавной игрой…можно было долго-долго возиться с водой и рассматривать радужные пузырьки мыльной пены. Да и грязной посуды было как-то поменьше. Она уже домывала последнюю чашку, когда отчим вернулся.
– Ну? – он подошёл к девочке, взял чашку и придирчиво провёл по ней пальцем. – Ничего, чисто вроде бы.
Дядя Андрей наклонился, и Глаша почувствовала как от него пахнет чем-то незнакомым: вроде бы запах сладкий, а всё равно какой-то противный.
– За это тебе полагается награда, – он крепко сжал руку девочки в своей, – пошли во двор, покажу.
Во дворе было сыро и прохладно: уже сгущались весенние сумерки.
– Смотри!
Мужчина указал пальцем за угол дома. Там, в наскоро сколоченной из досок, тесной будке, сидел на цепи крупный, скалящий белоснежные зубы, щенок. Увидев девочку, он угрожающе зарычал. Отчим неспешным шагом подошёл к собаке, и размахнувшись ударил ногой, попав под самые ребра. Рычание перешло в задыхающийся скулеж.
– Не бей его! – закричала Глаша.
Отчим нехорошо усмехнулся.
– Придётся, Гланька, иначе охранник из него не получится. Смотри, не жалей его, а то испортишь. Да еды не таскай втихаря. Хорошего сторожа надо кормить так, чтоб был живой, но всегда голодный.
– Зачем?
– Чтоб злее был. Ладно, посмотрела? Пошли обратно в дом. Тебе ещё пыль в комнатах протирать и подметать.
– А потом? – прошептала девочка.
– А потом полы вымоешь. Не в грязи же жить.
– Спать ведь пора… утром в школу…– её попытка возразить вышла беспомощной: отчим только засмеялся.
– А как ты думаешь всему научиться, если спать будешь? Ничего, не выспишься разок, это даже на пользу. Быстрее шуршать по дому станешь. Иди, убирай! А будешь артачиться…Волчка на тебя спущу.
Дни потянулись долгие, безрадостные и по ноябрьски-унылые. Хотя за окнами вовсю расцветала весна. Глаша начинала день с протирания пыли. Потом нужно было подумать, что сварить на обед и ужин. На завтрак отчим чаще всего довольствовался чашкой крепкого кофе. Правда кофе он любил свежесваренный, но с этим проблем не было: кофеварка справлялась. После готовки требовалось подмести во всем доме полы, и вымыть их. Когда отчим возвращался домой, требовалось быстро накрыть на стол, а после – перемыть всю посуду.
Если поначалу девочка ещё старалась управиться с делами поскорее, чтобы успевать ходить в школу, то через неделю пришлось отказаться от этой затеи. Часы, проведенные за партой, а потом за домашним заданием, отнимали время у хозяйственных забот, а дядя Андрей очень сердился, если Глаша чего-то не успевала.
– Как ты матери помогать будешь, криворукая? – кричал он. – Вырастила Маринка принцессу-белоручку, ничего доверить нельзя. Мать в больнице, дочь неумёха – в хорошую семейку я попал!
После такой вспышки, отчим пулей вылетал из дома, а уже через минуту Глаша слышала, как скулит Волчок.
Дядя Андрей срывал на щенке свою злобу, а потом возвращался домой, улыбающийся, спокойный и почти что умиротворенный.
– Не дурак у тебя отец, – подмигивал он, забившейся в уголок, Глаше. – Ох, не дурак! Тебя я и пальцем не тронул, нашёл куда злость выплеснуть. И мне хорошо, и Волчку полезно. Пусть позлее будет, а не то чего его даром-то кормить?
Глаша молчала. «Кормить» – это было слишком, непомерно сильным выражением для той кости с мясными ошметками, которую раз в два дня, швыряет дядя Андрей щенку.
– Кормить надо так, чтоб только б не сдох, – объяснял он. – А то добрый вырастет, и на что он мне нужен?
Впрочем пока что жаловаться отчиму было не на что: щенок с каждым днём становился всё свирепее. Глаша заметила, что и сам дядя Андрей уже не рискует приближаться к Волчку, чтобы ударить. Теперь он предпочитал брать с собой черенок от лопаты, чтобы бить щенка, не подходя к нему слишком близко.
Бабушка по-прежнему звонила каждый день.
– Всё хорошо, Вилена Федоровна, – деланно-приветливым голосом, сообщал отчим. – Справляемся сами, не переживайте за нас! Гланечка такой помощницей оказалась! Хотите поговорить с ней?
Он совал девочке телефон, и не сводил с неё тяжёлого взгляда. Глаша сжималась в комочек, стараясь стать как можно незаметнее, но взгляд отчима, казалось, нашёл бы её везде.
– Всё хорошо, бабушка, – вежливо отчитывалась она. – Дядя Андрей работает, а я по дому помогаю.
– Не обижает он тебя? – подозрительно спрашивала Вилена Федоровна.
Губы отчима беззвучно зашевелились, и Глаша прочитала по ним: «Волчка натравлю!».
– Нет, бабуля, не обижает, – выученно соврала она. – Дядя Андрей очень добрый.
Отчим кивнул: молодец! Глаша вернула ему телефон.
– Дядя Андрей, – осмелилась она спросить, – а маме лучше?
– Нет ещё. Спит.
Его голос был таким холодным и безразличным…
Девочка уже привычно сдержала подступающие к самым глазам, слёзы. Отчим не любил, когда она плакала.
– Еда есть, где спать – тоже есть, живёшь не в детском доме, – возмущался он. – Всем бы так, а ты ревёшь! Иди лучше…картошки начисти!
И Глаша послушно шла, потому что чистить картошку надо было на кухне, а туда дядя Андрей наведывался только чтобы поесть. Значит, можно было поплакать, и не бояться, что он увидит…
Самым лучшим временем было утро! Когда отчим, выпив свой традиционный кофе, уходил на работу, Глаша начинала напевать. У неё сразу же прибавлялось сил, и настроение становилось лёгким и радостным, как будто она точно знала, что мама обязательно поправится и скоро вернётся домой, бабушка приедет погостить, а дядя Андрей больше никогда не появится в их доме! Девочка выбегала во дворик, чтобы переброситься парой слов с соседом Витюшкой.
– Папка у нас общий будет, – однажды по секрету сообщил он девочке. – Дядя Андрей уже неделю к моей мамке ходит!
– Врёшь! – фыркнула Глаша.
Витька добродушно засмеялся:
– Ой, не могу! Глупая ты, Гланька! Ну ничего, сама увидишь!
Девочка, ничего не ответив, повернулась и пошла к своему дому. Слушать ещё Витькины глупости!
За углом в своей будке залаял Волчок, и Глаша впервые подумала о нём без страха, а даже с жалостью. Вот и он сидит на привязи, подчиняясь чужой воле. А его бьют и не кормят, беднягу. Она осторожно заглянула за угол. Пёс, при виде девочки, мгновенно навострил уши и угрожающе зарычал.
– Ты есть хочешь, да? – спросила его Глаша. – Бедный ты мой…подожди.
На кухне нашлись остатки вчерашнего ужина, и Глаша, переложив их в старую кастрюльку, понесла их Волчку. Как поставить перед ним, таким злющим, пищу, она не знала. Разорвет ведь! Но Волчок, учуяв съестное, рычать на девочку не стал. Наоборот, лёг недалеко от своей будки, и даже вроде как принялся смотреть в другую сторону. Глаше удалось подойти к нему достаточно близко, чтобы поставить кастрюльку на землю и подтолкнуть псу. Он был очень, очень голоден! Девочка грустно покачала головой, и присела на корточки подальше от жадно уминающего еду, пса.
– Я тебе завтра ещё принесу, – пообещала она. – Вот дядя Андрей на работу уйдёт, а я сразу к тебе. Только ты не рычи на меня, мне кастрюльку надо домой унести. А то дядя Андрей увидит, ругаться будет.
Волчок, с которым вероятно, впервые в жизни кто-то заговорил ласково, даже на секунду оторвался от кастрюльки, и с любопытством посмотрел на девочку. Теперь, когда он наконец, наелся досыта, он больше не выглядел таким свирепым.
– Ты отдаешь мне кастрюльку? – спросила Глаша, вставая. – Не кусай меня только.
Подходить к собаке было всё-таки боязно, и девочка осмотрелась, ища глазами длинную палку, которой можно было достать кастрюльку. Как назло, рядом стояла только лопата. Как только Глаша потянулась за ней, Волчок предупреждающе зарычал. Девочка отдернула руку.
– Я тебя боюсь, – призналась она жалобно. – Не кусай меня!
Пёс словно послушался. Ткнул носом кастрюльку, подвинув её к девочке, а сам забрался в свою конуру.
– Спасибо! – обрадовалась Глаша.
Почему-то теперь она была уверена, что Волчок её не тронет. Быстро подошла, схватила с земли, вылизанную дочиста кастрюлю, и отбежала. Пёс так и не выбрался из своей будки. Девочка помахала рукой и вернулась в дом.
На душе у неё стало веселее: теперь она была не одна. Волчок, такой же одинокий, как и она, обязательно станет ей другом. А как же иначе? Они ведь так похожи! Волчка тоже никто не любит…
Весь день Глаша думала о том, как завтра утром побежит скорее кормить своего хвостатого приятеля. Ей хотелось отложить для него часть ужина, но рисковать было слишком уж страшно: отчим мог заметить. Тогда девочка решила съесть вечером поменьше, чтоб было что оставить псу.
Но сегодняшний вечер оказался непростым. Он принёс с собой сюрприз, и этим сюрпризом оказалась мама Витюшки, тётя Люба. Дядя Андрей, как хозяин, ввёл её в комнату.
– Осматривайся, Любаш. Вот тут мы с Гланькой и живём. Сейчас здесь ещё всё, как при Марине, но потом…потом мебель переставим, или даже новую…
Глаша, услышав имя матери, замерла на месте. Что он говорит? «Потом»…какое ещё потом? После чего? Может быть дядя Андрей знает, что мама домой не вернётся? А может быть она уже…
– Как Маринка-то? – спросила тётя Люба. – Так и лежит всё?
– Лежит, – наигранно-грустно вздохнул отчим. – И ни туда, и ни сюда…врачи говорят: «ждите». А чего нам ждать? Осиротели мы с Гланькой…
– Неправда!
Глаша выбежала из кухни, уставилась ненавидящим взглядом на отца.
– Врёте вы, дядя Андрей! – звонко сказала она. – Мама живая, и скоро вернётся!
– Любушка, – отчим засуетился, точно испугавшись этой новой, неожиданной смелости, – ты вот…пойдём лучше наверх, к Гланечке в комнату. Посмотришь в шкафу, вдруг чего своим детишкам подберёшь.
– Нет! – Глаша, обогнав взрослых, пробежала вперёд и загородила собой лестницу на второй этаж. – Ничего вы там не возьмёте, тётя Люба! Это мои вещи, мне их мама покупала!
– Гланечка! – ахнул отчим. – Ну что же это за поведение? У тёти Любы пятеро детей, неужели тебе для её малышек кофточки жалко?
– Какое воспитание, такое и поведение! – презрительно бросила тётя Люба. – Жадная, привыкла что всё только ей, а делиться не научили.
– Не сердись, Любушка, – тут же залебезил отчим, – пойдём наверх скорее. А с тобой, Глаша, – он хмуро посмотрел на девочку, – мы потом поговорим.
Когда тётя Люба ушла, неся в руках два доверху набитых пакета с Глашиной одеждой и обувью, отчим молча, тяжёлым шагом приблизился к девочке.
– Позорить меня не смей, мерзавка мелкая, – прошипел он прямо ей в лицо.
Снова тот же противно-сладкий запах. Красные глаза.
– Ещё раз из под лавки вылезешь, скормлю тебя Волчку! Поняла? Отвечай, гадина!
Глаша, давясь слезами, кивнула.
Тётя Люба вернулась через пару минут.
– Андрюшенька, – с порога начала она, – я вот там ещё игрушки видела. Глашке всё равно некогда играть, так я бы своим взяла.
– Бери, какие хочешь, – широко улыбнулся отчим…
В эту ночь Глаше не спалось. Она свернулась клубочком на своей кровати, и тихонько заплакала: тётя Люба забрала своим дочкам плюшевую кошку. Девочка привыкла с ней спать, а в последнее время даже просыпалась ночью, если не могла сразу нащупать в постели пушистую любимицу. Эту кошечку Глаше подарила мама на прошлый день рождения. Тогда ещё не появился в их жизни дядя Андрей, и бабушка часто приезжала из города. В тот день они с мамой ездили к бабушке в гости, а потом в парк развлечений…счастливый был день. Вечером Глаша заснула, прижимая к себе игрушку.
– Я буду звать тебя Муркой, – сонно прошептала она.
И вот, нет больше Мурки…
Почему-то от этого было особенно больно, будто отобрали последнее. Девочка шмыгнула носом. Слёзы текли, не останавливаясь, и на подушке под щекой расплывалось влажное пятно. А на улице, в своей дурацкой тесной будке, тихо поскуливал Волчок…
Увидев девочку, пёс вскочил и приветливо вильнул хвостом.
– Привет, Волчок, – поздоровалась Глаша, и поставила на землю кастрюльку.
За эту неделю они совсем подружились. Волчок уже и не думал рычать на девочку, и даже в прошлый раз дал погладить себя по голове. А Глаша каждый день рассказывала ему всё: что она делала накануне, в каком настроении вчера был дядя Андрей, и что ещё забрала для своих детей тётя Люба.
– Вот Мурку мне больше всего жалко, – вздохнула девочка.
Пёс увлеченно ел, но тут поднял голову и с сочувствием посмотрел на Глашу. Ткнулся холодным носом ей в щеку. Девочка обняла своего друга за шею.
– Ты кушай, кушай, маленький. А то ведь завтра выходной, дядя Андрей целый день дома будет. Как я тебя накормлю?
Она не заметила длинную тень на земле из-за угла дома, и поэтому вздрогнула от страха, когда услышала обманчиво-спокойный голос отчима:
– Значит вот ты куда еду переводишь.
Он шагнул навстречу девочке одним, гигантским шагом, а в следующий миг Глаша поднялась над землёй, зажмурившись от страха.
– Вот ты куда продукты деваешь, паршивка! – орал отчим, тряся девочку за шиворот.
Волчок зарычал.
– Я спину гну, чтоб копейку заработать, а она псине паршивой всё скармливает!
Рычание пса стало громче. Глаша не поняла, что произошло. Только почувствовала, как она шмякнулась оземь, а отчим пронзительно взвизгнув, повалился рядом. Перекатившись на бок, девочка увидела, что Волчок, с болтающимся на шее обрывком цепи, стоит передними лапами на груди у отчима, и крепко прижимает его к земле. Острые клыки лязгают опасно близко от горла.
– Волчок!
Она вскочила на ноги. С замирающим сердцем, положила руку на голову пса.
– Не надо! Не надо, отпусти его.
Рычание стало стихать. Пёс нехотя убрал лапы с груди человека. Отчим, тут же поднялся на четвереньки, и быстро переполз поближе к стене дома. Кажется, он плакал.
– Вот молодец, маленький! Пойдём со мной!
Глаша направилась к дому и пёс затрусил за ней.
Телефон отчима валялся на кухонном столе. Номер Вилены Федоровны девочка нашла сразу.
– Бабушка, приезжай к нам прямо сегодня!
Вилена Федоровна застала внучку сидящей на крыльце в обнимку с лохматым, свирепого вида, псом. Мимо них протискивался, с чемоданом наперевес, очень испуганный Андрей.
– Куда это ты? – удивилась тёща.
– Не буду я с вами, живодёрами тут жить, – скороговоркой проговорил мужчина, и заспешил к калитке.
Вилена Федоровна присела на ступеньки, и прижала к себе Глашу.
– Сейчас расскажешь, или потом?
– Потом, – совершенно по-взрослому, ответила девочка. – Бабушка, ты с нами тут поживёшь, пока мама…
Бабушка светло, счастливо улыбнулась.
– Мама скоро будет с нами, Глашенька. Сегодня она очнулась.
0 Комментарий