Лера прислонилась спиной к стволу абрикосового дерева. За целый день, уже по-летнему длинный и солнечный, ствол успел прогреться, и теперь охотно делился теплом: на спину будто набросили мягкую шаль.
Здесь, под щедрым абрикосом располагалось Лерино царство. Она всегда любила это место: как и в детстве, когда укрывшись в густой тени, играла в куклы; и в школьные годы, когда она приходила сюда с учебниками и тетрадками; и до сих пор ни чего не изменилось, она по прежнему приходит на это место. Правда, вместо куколок и учебников заняли книги любимых авторов, альбом с акварельными набросками, и флейта. Бабушка Леры, Ирина Ильинична, предлагала поставить здесь кресло или повесить гамак, но внучка не захотела. Лере нравилось сидеть именно на земле, откинувшись на древесный ствол. Так острее ощущалась реальность жизни, кипящей там, под толстой шершавой корой.
«Если закрыть глаза и хорошенько прислушаться», – думала Лера, – «то можно услышать, как скрипят старые ветки, как тянутся к свету молодые листочки… Как древесные соки спешат от корней к кроне, и наливаются медовой сладостью плоды».
Калитка скрипнула. Лера прислушалась. Шаги Ромы она бы не перепутала ни с чьими. Никогда. Девушка поспешно взбила руками волосы и приспустила лямку сарафана. Очень хотелось выглядеть обольстительной и искушенной, как многочисленные фамм фаталь, из любовных романов. Ну и что, что ей всего 16, а её любимый – вовсе не таинственный грозный пират, а всего лишь зелёный выпускник мореходки. Зато у них любовь! Такая, о какой ещё не во всяком романе прочитаешь. Так-то!
Рома схитрил: он пошёл не прямо к ней по тропинке, а подобрался со спины. Лера вздрогнула, когда глаза ей прикрыли большие теплые ладони.
– Ромка!
Он, смеясь, опустился рядом с ней на землю.
– А я к тебе не просто так, а с целой, огррромной, блистательной новостью!
– И что же у нас за новость?
Лера положила голову на плечо к любимому. Рома обнял её, спрятал лицо в растрепанных волосах девушки. Они пахли полевыми цветами – лучше чем любые духи. Он обожал этот аромат.
– Я в море ухожу, Лерик. На месяц.
– Что?! – Лера мгновенно отпрянула, высвободилась из кольца обнимавших ее рук.
Теперь её лицо, бледное в сумерках, было прямо напротив. Глаза смотрели с тревогой.
– Я думал, ты обрадуешься… – растерянно пробормотал Рома, – знаешь, сколько народу хочет на «Викинг» попасть. А взяли только нас с Сашей Смирновым!
– Ой, Рома… Ох, ну конечно, я за тебя рада, только… Только как же я-то целый месяц без тебя буду?
– А ты за это время подтянешь английский, а то ведь хромаешь по нему, – попробовал пошутить парень, но увидев, что глаза Леры наполнились слезами, снова притянул девушку к себе. – Ну что ты, Лерик, это же всего месяц, а не год, и не вся жизнь. Знаешь что? Ты мне письма будешь писать! Каждый день по письму, как в старые времена.
– И в бутылке отправлять? – всхлипнула Лера.
– Нееет, ты будешь складывать свои письма в коробочку, а когда их станет тридцать, я вернусь. Мы с тобой сядем здесь, как сейчас, и ты мне их прочитаешь. Прочитаешь?
Он нежно гладил по голове любимую. Лера пошмыгала носом а потом спросила:
– А потом что будет?
Рома улыбнулся.
– Я пойму, что я – как капитан Грэй, которого ждала его Ассоль. И сразу же предложу тебе пожениться. Хотя,….– его голос стал тише, превращаясь в обжигающий шепот, – это я и сейчас могу тебе предложить. Лерик, выходи за меня? Девушка, от неожиданности, перестала плакать.
– Ромочка, мне же нет восемнадцати…
– Но будет, – мягко сказал парень, – и тогда мы поженимся. Хочешь?
Южная ночь раскинула над посёлком свой чёрный, расшитый серебром, покров. Каждому хватило под ним места: и кораблям, дремлющим в старом порту, и людям в домах с распахнутыми окнами. И счастливым влюбленным в саду под абрикосовым деревом.
Почему горе помнится во всех его жутких подробностях, зато счастье не запоминается почти ничем, кроме одного огромного и светлого ощущения: «Было!»
***
Рома, стоя на палубе отплывающего «Викинга», думал о том, что вот прошла неделя, каждый день который он поклялся помнить. Но помнил, почему-то, ничтожно мало: сонное тепло Лериного тела, прильнувшего к нему, дурманящий запах её волос, шелест листвы старого абрикоса, да ещё огромные южные звезды в ночном небе.
– Возьми с собой флейту, когда пойдешь меня провожать, – попросил он, – я хочу отправиться в море под твою музыку. На удачу, ладно?
– Обещаю, – кивнула девушка.
Она действительно принесла с собой флейту, но играть не смогла – дыхание было прерывистым из-за рыданий.
– Жди меня, Ассоль! – закричал Рома.
Небо над «Викингом» было полно пронзительной синевы. Лера мужественно старалась не плакать. Она махала любимому до тех пор, пока ещё могла различить его лицо на стремительно удаляющемся судне. Потом, когда «Викинг» превратился в белую точку на горизонте, девушка села на песок и разрыдалась.
***
– Да поешь ты уже! – Ирина Ильинична поставила перед внучкой миску с окрошкой. – Вон, как щепка уже стала. Смотри, вернётся твой Синдбад-мореход, и тебя не узнает.
– Ба-а-абушка, Рома меня всегда узнает, – улыбнулась Лера.
Ирина Ильинична посмотрела на внучку и засмеялась. Девчонка выросла загляденье. Точеная фигурка, густые волосы поясницу закрывают. Глаза – серые, но цвет насыщенный, с уходом в синеву. Вся в мать…
Это воспоминание было грустным. Ирина Ильинична пережила свою дочь, и оставалось только каждый день благодарить Бога за то, что у неё хотя бы осталась внучка. Марина, мама Леры, умерла двадцатилетней девчонкой. В родах умерла. Её муж, тихий серьёзный аспирант Сереженька, промучившись месяц с неспокойной дочуркой, неожиданно вспомнил, что на родине у него осталась мама, которой нужно помогать.
– А Лерочка пусть у вас останется, Ирина Ильинична, – сказал он перед отъездом, – я ведь в детях ничего не понимаю, а у вас опыт. Да и ребёнку будет здесь лучше. Все-таки свежий воздух, море рядом, фрукты-овощи свои. А я… Ну кто мне там с ней поможет?
Ирина Ильинична могла бы спросить: «А как же твоя мама, Сереженька? Разве у неё нет опыта?», и этот вопрос вертелся на языке. Не спросила. Все-таки она была рада тому, что Лера останется с ней. Так жизнь не потеряет смысла.
– А я буду приезжать. Часто! – пообещал Сергей, – деньги присылать вам буду, не волнуйтесь.
Ни разу с тех пор не приехал. Денежные переводы, правда, приходили. Не большие, но все-таки.
– Поешь, – повторила Ирина Ильинична, – месяц ничего не ешь.
Лера поковырялась ложкой в еде, потом подцепила пару кусочков овощей и отправила в рот.
– Нет, что-то совсем нет аппетита, – призналась она, – пойду лучше допишу письмо Роме.
В комнате было темно и прохладно. Лера включила настольную лампу и взяла со стола исписанный лист бумаги. Она писала Роме каждый день, как договорились. В резной шкатулке плотной стопочкой лежали уже написанные письма. Их было двадцать девять. Девушка сложила очередное письмо, и добавила его к остальным. Тридцатое.
Всё утро Лера продежурила в порту, мешая снующим туда-сюда морякам. Стройная девушка в васильковом платье и букетом ромашек в руках, притягивала внимание. На неё оглядывались все: от портовых грузчиков до капитанов. Сердце билось неровно, то учащая, то замедляя свой ход. Почему-то к глазам подступали слезы.
«Это от волнения, – думала Лера, – я же так давно не видела Ромку, так соскучилась по нему».
Но разумные мысли не очень-то помогали. На душе была не радость, а неприятное, колючее предчувствие скорого разочарования.
Лера посмотрела на часы: было уже одинадцать. «Викинг» должен был причалить к девяти. Девушка поднялась по узкой лестнице к, отделанной прозрачным пластиком, коробочке – диспетчерской. Робко постучала.
– Здравствуйте. Я хотела бы узнать, почему задерживается «Викинг»…
Диспетчер, женщина средних лет, пристально посмотрела на Леру. Отключила микрофон.
– Викинг? Там кто-то из твоих? Отец?
– Нет, не отец. Жених. Роман Ившин.
Женщина уточнила:
– То есть ты ему никто? Не жена?
– Невеста.
– Тогда иди. Я ничего не могу сказать.
– Но…
– Иди! – повысила голос диспетчер. – Мне работать надо.
Лера снова и снова останавливала служащих порта, повторяя один и тот же вопрос: «Где «Викинг»? Может быть, вы что-нибудь слышали?». Люди отворачивались и спешили уйти. Некоторые спрашивали, кем она приходится Роме, но узнав, что только невестой, пожимали плечами: «Я ничего не знаю. Идите, лучше, домой».
– Лера! – окликнули её из-за спины.
Она обернулась на голос. К ней шёл высокий седовласый мужчина в форме.
– Откуда вы знаете мое имя?
– Я знал твою мать, – улыбнулся мужчина, но тут же лицо его снова стало серьёзным. – И слышал, как ты спрашиваешь у всех про «Викинг».
– Вы что-то знаете? Там мой жених!
– Послушай, девочка. Постарайся набраться мужества, потому что сейчас будет тяжело: связь с «Викингом» потеряна, и никто не знает, где он сейчас. Может быть, это банальная поломка оборудования. Дай Бог. Но может быть, что и беда. Иди домой, Лера. Я буду держать тебя в курсе.
Обратной дороги Лера не помнила. Она шла к родному дому, словно заведённая игрушка, которая не может сбиться с пути. А на пороге заводка кончился. Лера рухнула без чувств, и пришла в себя только вечером, в своей комнате.
На лбу лежало влажное полотенце. Из кухни доносились приглушенные голоса:
– Это шок…неудивительно. Они очень любили друг друга? – глубокий мужской голос.
Чей? Ах, да! Тот мамин знакомый. Зачем он пришел? Что-то узнал о Роме? Девушка начала прислушиваться.
– Первая любовь, – вздох Ирины Ильиничны, – она всегда сильная. Помнишь, небось, как ты Маринку любил? Так убивался, когда она Серегу выбрала.
– Помню, Ирина Ильинична…Чтож, тем труднее придётся Лере. Вы скажете ей, или я?
– Да что сказать-то, Женя? Известно что-нибудь?
– Не многое. Мы вычислили примерное местонахождение «Викинга» и выслали туда патрули. Судно обнаружить удалось, но на борту никого не оказалось. Мы не знаем, что случилось. Но и надежды на счастливый финал, сами понимаете, не много. Куда может пропасть команда с корабля в открытом море?
Плакать сил не было. Просто две горячие слёзы пролились и стекли по вискам. Лера почему-то знала, что они горькие, как смола. Лера смогла встать только через неделю. Ирина Ильинична, поддерживая внучку, привела ее к абрикосовому дереву, и помогла сесть.
– И сиди здесь, – строго сказала она. – Это твое любимое место, оно тебе силы вернёт.
Девушка прижалась спиной к шершавому стволу. Ей вспомнился тот день, когда она провожала Рому в плавание, а потом долго ревела на берегу. Как же давно это было!
– Странно, – разлепила она сухие губы, – тогда я могла плакать. А теперь не могу.
Бабушка погладила ее по голове.
– Это всегда так, Лера. Плачем из-за пустяков, а когда горе большое, то и слёз нет. Ничего, и это пройдёт. Знай: как заплачешь, боль начнёт уходить.
– Бабушка…
– Что, детка?
– Когда Ромка отплывал… он просил, чтобы я поиграла ему. На счастье. А я… Не смогла. Может быть, это я во всем виновата?
– Нет, – голос Ирины Ильиничны был твёрдым. – Не казни себя, не мучай. Не всё в жизни зависит от нас.
Девушка попыталась кивнуть, но мир перед глазами вдруг закружился и пришлось вцепиться в траву, чтобы не упасть. Лера склонилась набок и её тут же вырвало.
***
– От Ромки Ившина, – услышала Лера.
Сколько таких шепотков, шушуканий, пришлось ей услышать за последние месяцы. Беременность уже невозможно было скрыть, и всем местным кумушкам не терпелось обсудить это событие. Лера старалась лишний раз не показываться на людях. Ей становилось дурно от сплетен.
– Потерпи, – сказала Ирина Ильинична. – Жизнь в поселке, сама знаешь… Одно и то же. А тут такое: не замужем, а беременная! Плюнь. Они наговорятся, да и надоест. А у тебя будет ребёнок. Вот что главное.
И Лера терпела.
О «Викинге» по прежнему не было никаких известий. В посёлке команду судна считали погибшей. Устроили общие поминки. Лера на них не пошла. Пойти – значило признать, что любимый человек мёртв. Это было невозможно.
– И не ходи, – неожиданно поддержала бабушка. – Помянуть никогда не поздно, а он может и жив ещё.
Лера знала, что Ирина Ильинична не верит в то, что Рома мог уцелеть, и говорит это только, чтобы не бередить рану в душе внучки. И была благодарна за это бабушке. Роды пришлись на середину февраля, и прошли на удивление легко и быстро.
– Как назовешь? – спросила Ирина Ильинична, любуясь правнуком.
Молодая мама улыбнулась.
– Романом. Как отца.
***
Мужчина был крупным, и обойти его, перегородившего собой выход из магазина, было невозможно.
– Я к тебе вечером приду, – твердил он, даже не пытаясь понизить голос.
– Дайте пройти, – Лера не решалась приблизиться и теперь стояла, окруженная любопытствующей толпой.
– Да какая тебе разница! – донеслось из-за спины.
Говорила женщина. Лера оглянулась, а женщина уже смачно описывала остальным историю Лериной, внебрачной беременности, добавляя кучу несуществующих подробностей.
– Да гулящая она! – понеслись выкрики из благодарной аудитории. – Дите нагуляла, и еще нос воротит!
– Совсем стыда у этой молодежи нет!
– Разврат!
– Тьфу на вас, паршивцы! – от толпы отделилась женщина, и взяла Леру за руку. – Пойдем, дочка. Пусть языки чешут, коли заняться им нечем. А ты, Василий, – обратилась она к мужчине, – уйди с дороги по-хорошему, пока я Дарье твоей не рассказала.
– Ты, Лера, не огорчайся, – утешала она девушку по пути к дому. – Это они от глупости. И от скуки своей.
Ирина Ильинична, выслушав рассказ внучки, покачала головой. Она не сказала, что слухи об «аморальном и распутном» поведении девушки доходили и до неё: особенно усердствовали, почему-то, женщины. Возможно они опасались за верность своих мужей, и нравственность подрастающих сыновей. А может, им просто нравилось думать, что уж они-то намного лучше и правильнее Леры.
Но были и другие, пусть очень немногие, кто искренне жалел девчонку, потерявшую любимого, оставшуюся с малышом на руках, и все это в 17 лет. Конечно, в разные времена семнадцатилетним выпадали испытания и покруче этого, но все же юность дана для учёбы, романтики, дружбы…
– Уезжать вам с Ромой надо, – решительно произнесла Ирина Ильинична.
– Куда? – удивилась Лера.
– В город. Устроишься там на работу, сына в ясли отдашь. Здесь переведешься на заочное. Потихоньку встанешь на ноги. А здесь тебе жизни не дадут. Это сейчас ещё Рома маленький, а подрастёт, и эти же тётки будут ему говорить все то, что говорят тебе. Подумай сама, что вам здесь делать?
Ночью, Лера долго ходила по комнате, укачивая сына. Бабушка была права: в их старом, давным-давно выпавшем из времени, посёлке, нечего было делать молодой матери, родившей без мужа. Пора было уезжать. Рома тихонько захныкал.
– Не плачь, маленький, мы поедем с тобой в большой город, а потом найдётся наш папа. Приедет и будем мы жить вместе.
Лера каждый день повторяла сыну, что его отец обязательно вернётся. Сама она в это верила все меньше и меньше.
***
Ирина Ильинична сидела на веранде, читая очередное письмо от Леры. Внучка приезжала часто, а в перерывах писала длинные письма.
Вот уже 7 лет, как они с Ромой жили в городе. Лера смогла доучиться, и теперь уже работала по специальности. На работе её очень ценили, и полгода назад девушка смогла купить хоть и маленькую, но зато собственную, квартиру. Лере нравилась городская жизнь: здесь было больше возможностей, а главное – никто её не осуждал. Порой её спрашивали, кто отец Ромы, но получив короткий ответ, что отец погиб в море, больше вопросов не задавали.
Ирина Ильинична сложила письмо и улыбнулась. Всё было хорошо. Только одно её огорчало: Лера даже не пробовала начать с кем-то встречаться. Так и не забылся её Синдбад-мореход, не смогла она его разлюбить. Калитка отворилась, и на тропинке, ведущей к дому, послышались чьи-то уверенные шаги.
– Ирина Ильинична, а где Лера? – раздался весёлый мужской голос.
– Рома…
Рома. Нет, уже Роман. Высокий и широкоплечий, коричневый от загара, с щедрыми россыпями седины в непривычно длинных волосах.
– Где же Лера? – широко улыбаясь, повторил он.
– Я и под абрикосом смотрел, нет её там.
***
– Мы уже назад повернули, – рассказывал Роман.
Ирина Ильинична подлила ему ещё чаю. Он сделал глоток, и продолжил:
– Кто они, чего хотели, и откуда взялись не знаю. Никто из нас не понял. Грабить на «Викинге» ведь особо нечего, так что вряд ли пираты. Да и не было пиратов в тех водах, место там спокойное. Может хотели взять в заложники, потом выкуп потребовать. Вобщем, из команды осталось в живых пятеро. Пристали мы к берегу, а там местная полиция. И взяли нас всех кучно: и бандитов и заложников. Так мы и попали в тамошнюю тюрьму. Это ад, Ирина Ильинична… Ни еды, ничего. Воды дают два раза в день, а жара стоит. И мухи…
– Били? – тихо спросила Ирина Ильинична.
– А как же. Били. Ну а потом, в одно прекрасное утро явились двое в форме, взяли меня под белы рученьки и выкинули.
– Куда?!
– А на улицу, – усмехнулся Роман. – Так и не знаю, ни за что сидел, ни за что отпустили. Полгода сюда добирался. У меня ни денег, ни документов. Да меня и не искал никто, я же детдомовский.
– Как же ты натерпелся-то, бедный… Как сил хватило выжить…
– А я, – даже под загаром было заметно, что на впалых щеках Романа, проступил румянец, – о Лере всё время думал. Сам себе говорил, что ждёт она меня. Понимал, что времени много прошло, но… Без этого бы не выжил ни за что.
***
Лера засмеялась и обняла сына. Сегодня было воскресенье – их день, который они всегда проводили вместе. На детской площадке народу почти не было. Впрочем это к лучшему: ведь Лера могла устроиться на качелях вместе с Ромой, или полазить наперегонки по игровому комплексу.
– А давай порисуем? – предложил мальчик.
Лера достала из рюкзака цветные мелки:
– Давай. Что рисовать будем?
– Нуу… задумался Рома, – ты нарисуешь Чеширского кота, а я…
– Алису?
– Нет, Чеширскую собаку!
Лера присела на корточки и взяла в руки мел.
– Здравствуй, сынок! – раздалось из-за спины.
Лера знала этот голос, она не могла ошибиться. Медленно — медленно, она встала и обернулась.
– Я вернулся, Ассоль, – тихо сказал Роман.
Лериному счастью не было предела, Роман обнял свою любимую и сына.
— Наконец-то я дома, — прошептал он.
0 Комментарий