Блондинка красивая женщина милая нежная добрая

Жизнь после смерти

Бригада врачей металась у лавочки.

— Адреналин, маску скорей! Тань, в яремку подключись, у неё под курткой свитер!

Молоденький фельдшер паниковал. Кислорода осталось мало , вдруг не довезут, потеряют?

— Тань, ну быстрее, пожалуйста! Фух, молодец, теперь грузим.

Водитель поднес носилки, и женщину погрузили в скорую. Бабушки, сидящие у подъезда, зашептались:

— Как глупо… Почти до дома дошла, а всё равно сбили. Гоняют, черти, как по шоссе. Бедная Лидочка.

— При чём здесь Лида? Сбили дочь, а ты мать жалеешь!

— А что Соню жалеть? Беспутная она. Одна морока для матери.

— Да почему ж морока? Она хорошая женщина.

— Хорошая… — передразнила собеседницу бабулька. —Только бездарная. Вся семья – знаменитости, а она – так, не пришей к кобыле хвост. А уж как Лида ради неё старалась. И на гимнастику, и на сольфеджио. Видно, нагулянная Сонька, ничего ей от талантов отца не досталось.

— Да ну тебя, Зоя Семёновна. Глупости какие говоришь! Пойду я, лучше новости посмотрю.

Женщина вошла в парадную, и посмотрела на витую лестницу.

Да, хороший у них дом: сплошь академики, музыканты. А толку? Всё те же зависть, злословие и сплетни. А Софу всё равно жалко. Нелюбимая дочь талантливых родителей. Вечная серая мышка, незаметная за блеском родни…

Софья лежала и смотрела на больничный пол. То есть, как, лежала? Скорей, парила в воздухе, не чувствуя своего тела. Хорошо то как! Легко, тепло и совсем не больно. И врачи такие забавные сверху: прилипли к бледной тётке на кровати, кричат, суетятся.

Стоп! Так ведь это она! Лежит, не шевелится, глаза закрыты и простыней прикрыта по пояс. Ох, стыд какой! Знала б, что попадёт в аварию, надела бы бельё покрасивей. Ну что за мысли глупые: бельё, красиво – не красиво?. Она тут, под потолком, а её тело – внизу. И врачи замолкли, смотрят на ровную линию монитора. Наверное, это плохо. Старенький, в очках, схватил дефибриллятор, медсестра стянула с Сониного тела бюстгальтер, а Соня отвернулась. Не будет она смотреть, как её возвращают к жизни. А лучше прогуляется. Такой свет дивный из коридора. Тёплый, яркий, будто летнее солнышко.

Тихонько ступая, Соня шла по коридору. Ножки стройные, лёгкие, будто ей 18, а не 45. Казалось, свет идёт отовсюду. Даже под ногами свет. И не идёт она, а плывёт. Вдали что-то зелёное. Деревья, лес? Женщина вышла на полянку. Зелёная травка, нежная, как ковёр, мягко пружинит под ногами. Ух ты, она босиком! А одежда?..

Соня настороженно глянула вниз. Опасения не сбылись. Наготу прикрывал белый сарафан по колено, как и у других. Соня встала как вкопанная.

Где она? Почему тут ходят люди? Спокойные, неторопливые, в белых, как у неё, одеждах. Соня вглядывалась в лица. Все разные, но есть одна общая черта. Умиротворенноть. Спокойствие души, разгладевшее все морщинки дум и мирской суеты. Вдали показался знакомый силуэт. Не может быть!

—.Бабушка!

Она побежала навстречу седоволосой женщине. Обняла, прижалась, глядя в счастливые глаза.

— Бабуля, ты ли это?

— Я, моя хорошая, я.

Бабушка Нюра ласково глядела на внучку. В своей любимой жёлтой кофточке, в красных ботинках на небольшом каблучке.

— Бабуль, а где твоя палочка?

— А зачем она мне? – воскликнула старушка. — Смотри, какие у меня ножки!

Бабушка крутнулась напротив Сони, весело пританцовывая. Протеза, на котором она ходила последние 10 лет, не было.

— Бабуль, чудеса!

— Конечно чудеса! Это ты ещё деда не видела.

Бабушка весело подмигнула и взяла Соню под руку.

— Я первая узнала, что ты к нам придешь, а дед на пруду, рыбками любуется. Идём, покажу наше любимое место!

Соня шла рядом, и дивилась переменам в бабушке. Крепкая, цветущая, совсем не похожая на ту старушку, которую за год съела страшная болезнь. Как же Соня по ней соскучилась!

— Видишь, как тут красиво! Эти лилии я сама сажала. О, а вон и Василий Игнатьевич!

Дедушка дремал в кресле. Услышав шаги, встрепенулся, посмотрел, кто идёт с женой…

— Сонюшка! Радость моя!

Сильные, мускулистые руки обхватили Соню. Прижавшись к нему, она расплакалась.

— Дедушка, как мне тебя не хватало! Ты такой красивый!

— Конечно красивый, – усмехнулся дед. — Мы все тут лучше становимся. Я снова вижу, и зубы, смотри, все на месте! А ты, моя радость, что-то бледная. Опять из-за матери переживаешь?

— А как ты узнал?

— А что тут знать? Всю жизнь ты из-за неё переживаешь. Живёт Лидка ни умом, ни сердцем, а гордыней своей. А ты всё её слушаешь, переживаешь.

— Дедуль, но ведь она права. Кто я такая? Обычный библиотекарь. Муж бросил, в балете успеха не достигла.

Дедушка нахмурил брови и строго велел:

— Ну-ка брось эти мысли! Успеха она не достигла! Да ты знаешь, скольким людям помогла?

— Дедуль, да какая теперь разница. Я ведь умерла…

Бабуля удивленно посмотрела на Соню:

— Ничего ты не умерла! Сейчас реанимируют тебя, и вернёшься обратно.

— Как обратно?

Соне вдруг стало грустно. Тут так хорошо! Ни проблем, ни грустных мыслей. Бабуля с дедом – те, кто всегда её любили и жалели, защищая от требовательной матери. Зачем ей назад? В пыльные ряды книжных полок, уныло выписывать очередной любовный роман скучающим домоседкам? Два раза в неделю звонить сыну, узнавать, как внучка Варечка? Чаще нельзя. Выпустив сына из матаринского гнезда, Соня чувствовала себя не нужной. У него своя жизнь. Молодая, суетливая. Зачем ему долгие разговоры с матерью? Ладно хоть Варюшу на выходные привозят. Но больше всего Соню тяготили семейные праздники. Мама, хоть ей и 70, не растеряла жизненного пыла. Стройная, подтянутая, она держала родню в своих властных кулаках. И любила устраивать приемы. Блистать, наставлять, восхищать. Соня всегда садиласьподальше от мамы. Ей было неприятно слушать, как мама хвалится семейными успехами, и натянуто улыбается, когда речь заходит о Соне.

«Да, Гришенька в Лиссабоне, ведёт класс по виолончели. Летали к ним в гости, чудесная семья, и невестка моя – красавица. А Славу только по телевизору вижу: он так занят, так занят! Новая пьеса, сами понимаете, как это сложно. Нет, Соня так же, библиотекарь. Зарылась в своих книжках, а ведь были такие задатки!»

Когда речь заходила о Соне, мама быстро сворачивала разговор. И холодно, с укоризной смотрела на дочь.

«Видишь, какая ты. Тёмное пятно на именитом родовом дереве. Не раскрылась, не достигла, не смогла».

И про балет мать лукавила. Не было задатков, совсем не было. Как и к рисованию, и к музыке. Соня помнила, как мама одевала её в нарядное платье, заплетала в косы банты и вела на очередное прослушивание. Педагоги качали головой.

— Нет у неё голоса. Попробуйте на скрипку, у девочки музыкальные пальцы.

Но пальцы оказывались не музыкальные. После скрипки мать вела Соню на тромбон, но там, глядя на субтильную детскую спинку, вздыхали: слишком тоненькая. Дыхания не хватит. Соне и правда не хватало дыхания. Чтобы жить, радоваться детству. В своей семье она была как чужая. Жалкий, ни к чему не приспособленный заморыш. От мыслей её отвлёк решительный голос бабушки:

— Не веришь, что ты многое в своей жизни сделала? А я тебе покажу! Сейчас сама всё увидишь. Вась, иди, попроси, чтоб ей книгу показали.

Дедушка вздохнул.

—Да не разрешат же. Не положено.

— Ну мы же смотрели.

— Так мы на этом свете, а она всё ещё на том. Не дадут.

Баба Нюра схватила Соню за руку, и повела по дорожке.

— Ты главное, не пугайся, они того не любят. Стой скромно и ничему не удивляйся!

— Но бабуль, куда мы идём?

— Сама всё узнаешь! — с хитрецой подмигнула бабушка, и с сияющим видом повела Соню к дому.

Странный дом, таких она ещё не видела. Невысокий, окошки маленькие, а вместо крыши – облака. И ничего не видно сверху, только голубоватый свет, проникающий сквозь толщу тумана. Высокая резная дверь. Бабушка толкнула её, и Соня оказалась в помещении. От пола до потолка стояли полки с книгами. Толстые и тонкие, с большими резными окладами или милыми цветочными обложками. Удивительно, но вид книг менялся.

— Мы часто сюда заходим, – шепнула бабушка. — Узнать, как у вас дела. Вон, видишь, серая книга с короной – это папа твой. Серая – значит грустно ему сейчас. А рядом Лида, – бабушка хихикнула. — Как всегда, сияет золотой обложкой. Тут старушка увидела фигуру в белом. Посмотрела на лицо и ойкнула. — Ой, этот – строгий. Идём, Лаврентия поищем.

Соня юркнула за высокий стеллаж вслед за бабушкой. Та вела её лабиринтами полок, и Соня дивилась количеству книг.

— Бабуль, а моя книга тут тоже есть?

— Да, моя хорошая. Вон в том углу, идём, покажу.

Бабушка привычно подошла к полке и указала на тонкую, с нежно-зелёной обложкой книгу.

— Зелёный – цвет добра. Видишь, какая она у тебя красивая! Соня потянулась к книге, но баба Нюра одёрнула. — Самим нельзя брать! Поругают. Идём, Лаврентий тут рядом должен быть.

Они плутали, пока не вышли к большому деревянному столу. За ним сидел высокий мужчина в белом.

— Здравствуйте! – потупив глаза, тихо поздоровалась с ним бабушка.

И вывела из-за стеллажа Соню. Мужчина поднял глаза, и ошарашено посмотрел на женщину.

— Почему она здесь? Анна Семёновна, ну ведь знаете, не положено!

Бабуля кинулась к мужчине.

— Ну пожалуйста! Она не хочет обратно!

— Как не хочет? Все хотят обратно…

— Она считает, что её жизнь бесполезна! Ну родители такие, внушили… Лаврентий, пожалуйста, помогите. Ну одним глазком!

Бабушка, сложив руки в мольбе, с надеждой смотрела на мужчину в белом. Соня решилась поднять глаза, и чуть не ахнула. Бабушка перехватила её взгляд строго глянула, будто напомнив: стой смирно, ничего не удивляйся. Мужчина заметил изумление Сони и улыбнулся глазами. Соня почувствовала, как ей сразу стало хорошо. Будто солнышко на небе выглянуло, согрело каждый уголок души.

— Эх, ладно, Аннушка, принеси книгу.

Бабуля юркнула за стеллажи и вернулась с зелёной книгой. Мужчина положил её на стол и открыл страницу. Соня не верила своим глазам! Вот она, маленькая, стоит на стульчике и держит телефонную трубку. Она хорошо это помнит. Мама заплела банты перед приходом фотографа, нарядила в белое с кружевом платье. Соня ждала дядю и не решалась есть, сидеть, играть, чтоб не испортить платье. А вот она с Графом.

— Сонечка, ты его помнишь? – спросила бабушка. — Соседка избавиться хотела, а ты его, больного, выменяла на шоколадку. Лечила, дрессировала его всё лето. А мама запретила взять собаку в город. А ты его слепому дяде Мише отдала. Так он ему лучшим другом стал, и поводырем. 17 лет они вместе прожили, Миша ходил ко мне и яблоки со своего сада приносил. «Сонечке передай, и спасибо мое сердечное. Какую отраду она не на старость лет принесла».

Бабушка листала страницы, и Сонина жизнь мелькала перед ней. Вот первый поцелуй, вот Петя ей делает предложение…

Работа, дом, муж весь в бизнесе. Потом развод, слёзы, и снова работа…

Муж ушёл как-то странно. Работал, работал, а потом: «Ухожу, прости, новая любовь».

Сонин дом, суетливый и шумный, враз опустел. Первым съехал сын. Влюбился, женился. Через пару месяцев ушёл муж. Соне тосковала, и тихонько плакала, чтоб никого не обременять своими переживаниями. Зато мама метала гром и молнии.

— Негодник, я всегда знала что он аферист! Женился на нашей семье, в консерваторию пробился, и теперь мы не нужны? Негодяй, я ему устрою! Соня, ты чего сидишь? Собирайся, пойдём ко Льву Семенычу и всё ему расскажем. Пусть выгонит его из оркестра!

— Мама, я не хочу. Пусть живёт как хочет.

— Как это так, не хочешь? Пока ты сидела дома, руки его берегла, он карьеру делал. Ну, я тебя, как женщина понимаю: не вышло у самой, дай дорогу мужу. Но сейчас? Твой бывший муж – позор нашей семьи! Мы всё ему дали, можно сказать, вытащили его из грязи на олимп, а он сошёлся с этой вертихвосткой, флейтисткой! Не будет моему сердцу покоя, пока его не выгонят. Собирайся, и не хныч.

Соня вспоминала ту некрасивую сцену, когда мать притащила ее к руководителю оркестра. Стояла в сторонке, не знала, куда деть глаза. Мама вещала, как фурия. Высокопарные речи, унизительные эпитеты. Казалось, она стоит на сцене театра и играет свой бенефис…

Бабушка дёрнула Соню за рукав.

— О, вот, Сонь, нашла. Смотри – мальчик к тебе ходит. Не помню имени.

— Это Саша, он через два дома от нас живёт. После школы сразу ко мне в читальный зал, и до вечера там сидел.

— И ты ему бутерброды из дома носила, и про хорошие книги беседы вела.

—Да. – согласилась Соня. — Ему про космос нравилось. Он не всё понимал, меня иногда просил помочь. Мы с ним вместе в нейтринной реакцией разбирались.

— Вот!- воскликнула бабуля. — А ты знаешь, почему он у тебя всё время сидел? У него родители – буйные алкоголики. Он, считай, всё детство в твоём зале прятался. А кто читать его научил? А Пришвина открыл, Стругацких, Жюля Верна? Ты ж его бутербродами, Соня, приманила, и другую жизнь показала. Не помнишь? А он тебя помнит. Ему сейчас 23, и только из-за тебя он не спился и не снаркоманился как родители. Потому что ты привила ему любовь к знаниям.

— А кто он сейчас?

— Не могу сказать, Сонь, нельзя. Но он хороший человек, и учится на астрофизика. А вот, смотри, ты с Варечкой на крестинах…

Анна Семёновна не успела закончить, мужчина, державший книгу, строго посмотрел на бабушку.

— Ой, что-то я заболталась… Спасибо вам, Лаврентий, от всей души спасибо.

Мужчина в белых одеждах кивнул.

— Идите с Богом. А ты, Софья, помни: ни одна жизнь не пришла на свет без цели. Твой талант – нести добро. Важнее ли это пьес или создания музыки? У нас говорят так: когда над небом воспаряет Ангел, все смотрят на него. И не видят, что внизу стоит тот, кто создал его крылья. Ты многим помогла, Софья. И бывшему мужу, и родне. Смогли бы они проявить свой талант, если б ты не помогала? А теперь поторопись, тебе скоро на землю.

— Уже? – расстроилась бабушка. — Мы ещё и не поговорили толком… Сонечка, идём скорее к деду! Спасибо вам, Лаврентий, спасибо!

Они вышли из дома с облаками и пошли к беседке.

— Бабуль, мне не почудилось? У него и правда за спиной крылья?

— Да, моя хорошая. Это был Ангел.

— Бабуль, а я не поняла, почему он про Варю говорить не захотел?

— Так это будущее. Ладно, нельзя конечно, но я тебе скажу. Варюша уже большенькая, надо её на скрипку отдать.

— Но они на рисование хотели… В соседнем доме студия.

— Потому и на рисование. Консерватория далеко, а им некогда. А у Вари знаешь, какие руки чуткие. Если её на скрипку отдать, то к 30 годам она такого достигнет!.. Сонь, я сама её в книге на сцене видела!

— Так надо отдать! Я сама возить буду, раз детям некогда.

—Умница моя, – обняла Соню бабушка. —Вон, смотри, дед к нам спешит!

Дедушка почти бежал, запыхался, и притянув к себе Соню, сказал:

— Минутки три у нас осталось, милая моя!

У Сони навернулись слёзы.

— Дедушка, но я ещё хочу у вас погостить. Ну хоть денёчек!

— Нельзя, моя хорошая. Но ты не расстраивайся. Это ведь временно. Мы тоже по вам скучаем, но знаем, что всё тут будут, кто-то раньше, кто-то позже. Смерти нет, Сонюшка, есть долгая разлука. Всё, иди, коридор снова открылся.

Софья увидела белое сияние вдали. Она нарастало, приближалось, заслоняя собой сад, зелёный луг и беседку.

— Иди, Сонюшка, не грусти, – обнял на прощание Василий Игнатьевич. —Придёт время и мы снова будем вместе.

Женщина ступила в белый коридор, утирая слезы помахала родным, и, ступая по белому свету, пошла к больничной двери…

— Фух, блин, запустили! -усталый медбрат опустился на кушетку. —Сергей Семёнович, я пойду? Мне ещё в 17-ой уколы ставить.

— Да, иди, Сережа. Через час загляни , надо катетер сменить.

Врач машинально погладил Соню по голове.

— Умница, вернулась.

Это была его традиция. Хвалить их, когда они возвращаются с того света. Да, не повезло ей. Так глупо, в своем же дворе быть сбитой лихим мотоциклистом.

— Ну, пульс стабильный, сатурация выросла. Выкарабкается.

Соня пришла в себя и сразу ощупала своё тело. Оно есть! Значит, она выжила. Какой странный сон. Сколько она была без сознания?

Пришла медсестра и ответила:

— Вас быстро вернули. Сердце стояло секунд 20, так что мозг свои функции сохранил. Быстро поправитесь!

Улыбнулась, будто родной, и сжала ее руку.

— Скоро завтрак, я вам самую вкусную кашку принесу.

Через неделю к ней пустили маму. Прямая, осанистая, с высокой прической и в изящных туфельках на тонком каблучке, она вошла и сразу запричитала:

— Ой, Соня, мы все за тебя перепугались! Слава репетицию отменил, завтра прилетит тебя проведать. Ну как ты тут? Я у главврача была, такой галантный мужчина! Дала ему билеты на Славину премьеру. Обещал, что тебя будут хорошо лечить.

Мама выгрузила на тумбы яблоки, сок и апельсины, окинула взглядом Соню и отдернула одеяло.

— Ты поправилась! Боже, ну что же делать? Платье уже готово! А там корсет… Надо звонить Тамаре Ивановне, пусть приедет и прям в больнице снимет новые мерки. Премьера через неделю, Сонечка, пожалуйста, не кушай много. А отец твой… Он опять бросил диету! И теперь у него изжога. Будет в камере как вареная устрица. Ну почему все на меня валится? Одни неприятности, одни неприятности.

Мама завела свою любимую песню: как ей тяжело живётся, как она устала за всем следить. Но Соня не обиделась, как раньше. Она лежала, с улыбкой слушая мамины причитания…

— Мам, а как Варя?

—Варя? Нормально всё с Варей. Но ты послушай: мне опять недочистили жакет. Ну что за люди? Просила же, рукава пройтись два раза…

— Мам, Варю надо на скрипку отдать. Помнишь, музыкальную школу при консерватории?

— Варю? Но у неё немузыкальные руки. В вашу породу: отец – бизнесмен, мать – повариха. Хотя, в этом что-то есть… Пальцы у неё тонкие, может, и выйдет толк. Позвоню завтра Клавдии Ивановне, пусть девочку посмотрит…

Буду очень благодарна, если Вы нажмёте на сердечко и поделитесь постом в соцсетях! Ваша поддержка поможет мне продолжать писать для Вас. Спасибо!

А вы знали? Если написать комментарий к любому посту, то реклама исчезнет для вас на 48 часов на сайте. Просто напишите комментарий и читайте без рекламы!

0 Комментарий

Напишите комментарий

Красивая рыжеволосая девушка
Предательство матери простить до сих пор не могу

Мама. Она всегда считалась эталоном самой чистой и светлой любви. Это женщина, которая несла радость, счастье, любовь. К ней хочется...

Мама. Она всегда считалась эталоном самой чистой и светлой любви....

Читать

Вы сейчас не в сети