Ирод

Так редко можно встретить сегодня добрых людей. Наверное, все пожилые так и привыкли думать молодёжь год от года всё хуже и хуже…

Иван Игоревич не понаслышке знал, насколько всем плевать на стариков. В конце концов, он в своей жизни многое повидал. Как никак скоро ему стукнет семьдесят восемь. Внушительный возраст. Нет, никакие дети не сдали его в дом престарелых. Старшая дочь так и вовсе приезжала каждые выходные. Люська вообще всегда была к нему внимательна, но старый брюзга из принципа этого не замечал. Каждый приезд дочери и внуков сопровождался скандалом.

— А вот в моё время девки если и приносили в подоле, так и получали за это как следует! – орал Иван Игоревич, картинно потрясая тростью.

Люська, она же Людмила Ивановна, тридцать семь лет от роду, терпела. Она терпела всё, что её отец ей высказывал внучка без отца растёт – тут он даже прав, редко приезжают – бывает за ней такой грешок, каша пересолённая – что ж, хорошо хоть не обвинил в переводе продуктов.

Свете, дочке Людмилы, уже исполнилось тринадцать. И в один из приездов девочка не смолчала.

— Дед, не смей замахиваться на маму! – громко воскликнула девочка и пригрозила ему кулаком.

Старик растерялся, но тут же потянулся к ребёнку.

— А ты, пигалица мелкая, кого учить вздумала!

Люся среагировать не успела.

— Тебя, раз в школе не научили! Бить детей и женщин нельзя, а кто их бьёт – тот не мужчина вообще! – бесстрашно крикнула девочка…

С той поры в этом подобии семьи все надломилось. Дед орал, что больше не хочет видеть это отродье в своём доме…

Света почти с кулаками кинулась на старика, а Людмила, впервые нахмурив брови перед отцом, заявила:

— Всё, с меня хватит, папа. Ты можешь ругаться на меня, оскорблять меня, но я не позволю тебе орать и поднимать руку на мою дочь! Ещё раз назовёшь её отродьем – ноги моей не будет в этом доме.

Люся стала приезжать реже, а Иван Игоревич обозлился на целый свет. Для соседей старик стал просто невыносим. Он въехал в нынешнюю квартиру усилиями дочери и племянницы те, подзатянув пояса, долго откладывали практически по целой зарплате на поиск угла для отца. Для кого-то это прозвучит эгоистично, но ни одна из девушек не хотела жить под одной крышей со старым чокнутым тираном.

Ивана Игоревича перевезли на новое место жительства года три назад, и с тех пор он регулярно отравлял жизнь соседям. Квартира старенькая, в классической панельке. Женщины подумывали сделать в ней ремонт, но старик так хорошо вписался в антураж, что было решено оставить всё как есть. Тем более отсутствие ремонта давало Ивану Игоревичу простор для претензий. Кран плохо бежит, трубы засорились, воду горячую ждать по сорок минут приходится, плита орёт, холодильник течёт – словом, от старых хозяев осталось всё, что добавляло в жизнь старика хоть какой-то смысл. Вы же помните, что квартира в классической панельке?

Слышимость в таких домах была отменная. Ивану Игоревичу это было достаточно. Уже после первого месяца жилья здесь злобного старикашку знал весь подъезд. Некоторые обитатели дома номер сорок пять даже специально отлавливали Люсю, когда та приезжала к отцу.

— Людмила Ивановна, — со вздохом произнёс молодой мужчина, которого привлёк звук звонка.

Звонок, кстати, напоминал нового постояльца такой же противный и дребезжащий.

– Очень рад вас видеть.

— Здравствуйте, Михаил Петрович, — кивнула Людмила и отвлеклась от звонка.

— Мне неловко снова начинать эту тему, но…

— Говорите, Михаил Петрович. Что он сделал на этот раз?

Мужчина немного замялся, а Людмила тяжело вздохнула единственный минус отдельного проживания отца – соседи, у которых не иссякают претензии. Иногда казалось, что к Люде ходят не только ближайшие этажи, но и даже соседние подъезды. Выхода не было – приходилось слушать.

— Ко мне вчера дочка приехала, ей всего шесть лет. У вас же у самой есть дочка, вы знаете, какие дети в этом возрасте активные…

— Михаил Петрович, давайте без лишних слов, пожалуйста. Я очень устала работать закончила в семь, так сюда и рванула. А мне ещё Светку забирать после танцев.

— Да-да, конечно. В общем, дочка играла в машинки. А ваш папа в какой-то момент решил, что она ему не даёт спать. Людмила Ивановна, честное слово, на часах было всего семь…

— И что он сделал? Не говорите, что пришёл…

— Нет, не пришёл. Он начал стучать в стенку и довёл мою Женю до слёз. Я в это время ужин готовил. Прибегаю – она ревет навзрыд. Оказалось, ваш папа сказал ей, что он призрак, который живёт в стене. И если она не «заткнётся», то он разрушит стену и съест её.

— Господи, папа. Его бурная журналистская фантазия так и лезет из всех…

— Он был журналистом?

— Был когда-то, — уклончиво ответила Людмила. – С тех пор уже много воды утекло. Он не любит вспоминать те времена. Считает, что не совершил никакого прорыва, не сделал ни одного репортажа, который мог бы принести ему известность и увековечить его имя.

— Я думал, он работал каким-нибудь вахтёром или ещё кем-то…

— Все так думают. Папа бросил журналистику уже двадцать лет назад. С тех пор и… Мама его хоть как-то сдерживала. После её ухода он стал невыносимым.

— Я могу вам чем-то помочь..?

— А чем тут уже поможешь, Михаил Петрович? В дом престарелых его не…

— Ах ты пигалица поганая!! – раздалось за её спиной. – Сговорилась с этим петухом недобитым, чтоб меня сдать в дом престарелых!? Я на тебя в милицию жалобу подам!

Сосед растерянно отшатнулся, но на лице Людмилы не дрогнул ни один мускул. Видимо, женщина настолько привыкла к таким припадкам, что уже даже не реагировала никак. Михаилу стало жаль женщину, поэтому он поспешил удалиться.

— Проваливай, козёл! Я тебе завтра дверь подожгу! – орал дед, пока женщина словами и действиями заталкивала его в квартиру.

И все соседи знали – подожжёт, с него станется. Не сказать, чтобы подъезд был самым благополучным. Да и есть ли вообще такие? Кто-то ругался, дети иногда все-таки портили стены, квартиросъемщики попадались шумные.

Но одно можно сказать совершенно точно до заселения Ивана Игоревича здесь было гораздо спокойнее. Кто-то советовал обратиться в полицию. У других соседей даже родственники в структурах нашлись, но при этом жильцы делились на две почти равные половины. Некоторые с пеной у рта доказывали, что проклятый старикашка должен быть наказан. Другие жалели невыносимого деда. Вернее, его дочку. Людмила была очень благодарной и заботливой дочерью. Она терпела все истерики своего папаши, привозила ему продукты, оплачивала квитанции, выслушивала его бредни каждый вечер по телефону. Ей очень тяжело давалось тянуть одной и подрастающую дочку и маразматичного отца. Все претензии жильцов она выслушивала со смирением и пониманием, как будто это она была родителем капризного ребенка. Всякий раз Людмила старалась поговорить с отцом, но из этого ничего путного не выходило.

Дочка Людмилы, Света, после очередного скандала больше не появлялась. Так и жили люди, разделившись на две стороны. Но в одном они сходились совершенно однозначно со старикашкой надо что-то делать, пока он не выселил их из собственных квартир.

Характер у Ивана Игоревича был и правда скверный, чем сам старик безумно гордился. Только с таким характером ты можешь выжить в журналистике. Непонятно, когда старик уяснил эту истину, но Люда говорила, что такой характер у него был с самого университета. Неизвестно, как его полюбила молодая первокурсница с красивым именем Любовь. Ответные чувства «гадливый Ванька» (так его называли одногруппники) вроде и испытывал, но…

Любовь заслуживала большего. И все же она сумела завоевать его симпатию и прожила с Иваном довольно счастливую жизнь. Она была тем человеком, на которого Иван орал двадцать четыре на семь. Но брак это, как ни странно, не разрушило. Иногда Любочка бежала к маме и там плакала, но уже на следующий день её уставшие глаза улыбались.

— Ну куда я от моего Ваньки пойду? Он же без меня пропадёт, мам.

— Этот чокнутый тиран…

— Мама, пожалуйста, не называй его так. Он просто тяжёлый человек, но он способен на многое!

И Люба так искренне в это верила, так поддерживала мужа во всех его стремлениях. Она верила в него как никто другой он непременно станет известным журналистом, меньшего её Ванечка просто не заслуживает. Люба была чудесным человеком, но её вера умерла вместе с ней….

Иван так ничего и не добился, а после смерти жены ушёл из профессии. Коллеги говорили, что Иван был невыносим, но это было только начало. Лишившись безусловной веры супруги, он стал эгоистом, обиженным на весь мир. Его речь изобиловала нецензурной бранью, он готов был ударить кассира за десять копеек сдачи. Если старик видел дорогую машину, в мыслях он уже представлял, как изгадить настроение её хозяину.

— Папа, ну в кого ты превращаешься? Посмотри на себя. Вечно злой, недовольный. Ты зачем напугал ребёнка из соседней квартиры? Тебе не стыдно?

— А ты, падла, меня стыдить ещё будешь? Скажи спасибо, что я на мать твою глаз положил. Если бы не я, она бы и дальше коров на поле гоняла. Никому она не сдалась, как и ты. Да если б я…

Такие тирады Людмила выслушивала регулярно. Иногда она выходила в подъезд, чтобы немного отдохнуть и закурить. Вообще-то, в подъезде курить было нельзя, но для неё на это закрывали глаза. Скрипнула соседняя дверь, и Михаил аккуратно вышел на лестницу.

— Людмила Ивановна, как вы себя чувствуете?

— Спасибо, Михаил Петрович. Я уже устал, сил моих больше нет. Когда приеду домой, позвоню Тане.

— Это ваша сестра?

— Двоюродная, да. Вы могли её видеть. Она чуть-чуть меня старше, тоже шатенка. Голос ещё звонкий, как у девочки.

— Кажется, припоминаю.

— Я знаю, что папа – моё бремя, но Таня мне с ним сильно помогает. Иногда мне кажется, что в один прекрасный день я не выдержу все эти оскорбления и просто уйду.

— Вас не будет никто винить, вы же понимаете?

— Понимаю, Михаил Петрович, но…

— Можно просто Миша.

— Тогда просто Люся. Понимаю, Миша, но у меня кишка тонка.

— Что ты имеешь в виду? – Михаил подошёл и опустился на ступеньку рядом с ней. – Я редко встречаю настолько сильных женщин, хотя моя работа связана с физическим трудом.

— Моя дочка, Света, один раз накричала на него. Она меня защищала не смей трогать маму, сказала она тогда.

— Она очень умная девочка.

— У меня хватило духу только дочку от него оградить. А сама я очень боюсь его бросить. Он же никому не нужен…

— Не мудрено, Люсь. Он чудовище во плоти. К нему даже врачи ехать отказываются.

— Вот именно. И куда он без меня после всего этого? Он мой крест, который я продолжу нести и дальше. До свидания, Миша, мне нужно уложить его спать и ехать к дочке.

Дверь хлопнула – Людмила, не дожидаясь ответного прощания, зашла в квартиру.

— До свидания, Люся…

Помимо ужасного поведения Иван Игоревич специально перед приездом дочери устраивал бардак. Да такой, что в одни руки его и за неделю не уберёшь. Поэтому Людмила, засучив рукава, мыла пол, гладила вещи, разбирала мусор голыми руками.

— Вот так, перебирай всё, а то шманит из мойки! – со старческим скрипом смеялся дед. – И давай ручками, ручками, никаких перчаток. Запоминай, падла, где твоё место!

Но сегодня обошлось без этого. Отец напился какой-то ерунды и улёгся храпеть. Людмила прошлась по квартире, проверила все электроприборы, бытовые вещи, документы, ключи – чёрт знает, что взбредет в голову выжившему из ума старику. Удостоверившись, что всё в порядке, она взяла с вешалки пальто и выскользнула в подъезд. Дверь она заперла на один оборот, на всякий случай. В предосторожности не было необходимости.

Старик проснулся только утром. На часах было семь. На улице галдели птицы, а соседи собирались на работу. Иван Игоревич же нашёл себя спящим на полу. Разумеется, это было расценено как оскорбление его чести и достоинства. И, конечно, во всем виновата проклятая Люська. Это она ночью скинула его с кровати, чтобы он спал, как дворовая псина. Вынести такую обиду Иван не смог. Он огляделся по сторонам и нашёл взглядом телефон. Нужно было срочно позвонить этой прошмандовке и высказать всё, что он о ней думает. Но тут в воспаленном мозгу старика созрел новый план. Он выскажет её всё, что думает. О-о-оо, обязательно выскажет. Лично. Но ждать приезда дочери не хотелось. Он уже давно уяснил, что слова про холодную месть – бредни какого-то ненормального. Нет, он сейчас же поедет к ней на работу и унизит её перед всем коллективом. Пусть видят, как эта неблагодарная тварь обращается с отцом.

На улицу дед выходил в основном чтобы попинать молодежь, поугрожать бабкам-наседкам клюкой. Но сегодня его путь был намного сложнее. Поэтому Иван Игоревич как следует позавтракал отвратительной безвкусной кашей, которую ему соизволила сделать эта девка. Посуду дед скинул в раковину. Ничего страшного, он её сюда за волосы притащит и будет тыкать в эту посуду, как котёнка. Вот тогда она поймёт, что слово отца – закон. Сказал помыть квартиру, так она её языком должна вылизать. С этими громкими заявлениями и ругательствами он спускался на лифте.

Жил Иван Игоревич на восьмом этаже, поэтому встреча с соседями утром была неизбежна. Лифт останавливался чуть ли не на каждом этаже, но злобный старикашка не пускал внутрь никого.

— Пропустите, пожалуйста. Мне с ребёнком тяжело по лестнице.

— Ничего, побегаешь. Не буду я с этой вонючкой ехать.

— Как вы смеете?

— А вас не научили, что детей надо мыть?

До первого этажа Иван Игоревич доехал один, настроение после утренних скандалов улучшилось. Озираясь по сторонам, как крыса, он пошёл в сторону метро, опираясь на трость.

— Чтоб ты там на рельсы упал, — проворчала старушка, сидящая на лавочке. – Ирод окаянный. Дочку замучил, все кишки ей вытащил…

До метро старик добрался без приключений. Теперь предстояло туда спуститься. Пара попыток остались безуспешными, и тогда Иван ткнул первого попавшегося мужик тростью.

— Эй, кто там…а, здравствуйте, дедушка. Вам помочь?

— Какой я тебе дедушка, падла подмосковная!

— Пошёл к черту, хрен старый, — последовал незамедлительный ответ.

Иван Игоревич немного опешил, а потом сильнее ткнул мужика тростью.

— Спусти меня, мужик.

Но тот уже скрылся в толпе. Зоркие старческие глаза стали выбирать новую жертву. На этот раз это были две девушки, по виду студентки. Иван нацепил на лицо самую доброжелательную улыбку и похромал к ним.

— Девушки-красавицы, не поможете дедушке спуститься?

Девушки тут же закивали и осторожно помогли старику спуститься в метро. Тот обернулся, одарил их ласковым взглядом и произнёс:

— Спасибо, девочки, спасибо, хорошие. Мужа вам хорошего, — и, отвернувшись, добавил чуть слышно — Чтоб вы сдохли в подворотне.

Дед продолжил двигаться по сложным веткам в метро, пока не нашёл нужную. Он с периодичностью цеплялся за проходящих людей и просил отвести его туда-то туда-то. Наконец он добрался до нужного перехода и стал ждать поезда. Сколько он так бродил, Иван даже сам не мог сказать. Точно больше часа или двух. Да какая разница? Куда ему уже торопиться…

Людмила несколько раз звонила отцу, но тот не брал трубки. Она сильно нервничала, но старалась скрыть это от дочки. Света не любила заговаривать о дедушке, и Людмила очень хорошо её понимала. Когда она довезла дочку до школы, та энергично ей помахала и убежала. А Людмила осталась одна и наконец смогла выпустить эмоции. Он же всегда брал трубку…

А вдруг ему плохо, вдруг он лежит там, совсем один? Нужно срочно ехать на квартиру. Людмила набрала номер начальника.

— Слушаю вас, Людмила Ивановна? Что-то с дочкой, опаздываете? — Евгений Михайлович, я сегодня не смогу присутствовать на работе. Я про совещание помню, но…

— Не тараторьте, Люда. Что у вас случилось? Даже не так вы же подготовили пресс-пакет?

— Да-да-да, он у меня в кабинете.

— Отлично. Значит, мы справимся без вас. Могу дать вам неделю, если нужно. Поработаете из дома. Света не болеет?

— Нет, нет, мне только сегодня. У меня папа пожилой, он трубку не берёт, я не знаю…

— Тогда никаких разговоров. Срочно поезжайте к папе, мы здесь всё прикроем.

— Спасибо вам больше, Евгений Михайлович. Я этого не забуду, я…

— Люда, не теряйте времени. Вот вам ваши задачи на день приехать к отцу, помочь ему, если нужно, а потом доложить мне, как Иван… Игоревич, да, себя чувствует. Приняли список задач в работу? Вот и отлично…

Иван Игоревич в это время катался по кольцевой станции. Старый брюзга всё-таки перепутал направления. Или, может быть, кто-то со злости сказал противному деду неправильное направление. Поэтому сейчас он сидел в поезде и истошно орал, почему они никак не доедут до нужной станции. Люди в метро – это отдельная культура. У них очень высоко развит пассивный слух претензии-то они слышат, но реагировать не спешат. Зачем портить себе настроение с утра пораньше?

Поезд снова остановился, двери открылись. К плотному потоку людей добавились ещё несколько пассажиров. Одной из них была молодая женщина-мусульманка с покрытым лицом. Двери закрылись, Иван Игоревич снова что-то прокричал в пустоту. Но на этот раз его крик привлек внимание женщины. Как она позже расскажет, это целиком в её менталитете, в культуре – если ты слышишь крик, постарайся помочь бедному человеку.

— Никому нет дела до старого журналюги, — напыщенно вскрикнул он и отвернулся, но женщина успела осмотреть черты его лица.

Поезд остановился, большая часть пассажиров схлынула, и женщина наконец смогла подойти к старику. Тот поднял на неё глаза.

— Чего смотришь, морда… — но не успел он договорить, как девушка тут же кинулась ему в ноги. – Ты чего это…

— Иван Игоревич, а вы не помните меня? Ну конечно же не помните, вы же даже лица не видите.. – прошептала девушка.

— А почему я должен…

— Вы когда-то делали репортаж о моих родителях. Настоящих родителях, помните? Вы приехали к нам в дом, увидели, как я живу, как поднимают на меня руку за любую провинность…

— Подожди, я помню этот сюжет. Мне тогда за него ни черта не заплатили! Сказали, кому это надо…

— Мне надо, Иван Игоревич. Благодаря вам меня забрала опека. Эти люди и вы…вы просто спасли меня тогда. Не хватает слов, чтобы выразить мою благодарность…

— А ты это…ну как живёшь?

— Давайте я вам всё расскажу дома? Вы же не откажетесь прийти к нам в гости? Я сейчас же маме скажу, чтоб стол готовила, наш спаситель вернулся…

В подъезде прозвучал сильный грохот, а затем сдавленный плач. Михаил выбежал из квартиры и застал на лестнице Людмилу, закрывающую лицо руками.

— Люся, что с вами? Что случилось? — Отец куда-то исчез. Я не понимаю, я не знаю… Куда он мог пойти? Он никогда не выходил так надолго, я не понимаю…

Руки Михаила поддержали Людмилу за плечи.

— Пойдём, попьёшь чай и поедем его искать.

Людмила рассеянно кивнула и тенью вошла в квартиру. На полу играла маленькая девочка. Женщина рассеянно кивнула ей.

— Вот только да, Женьку деть некуда… Люся, а твоя Света может с ней посидеть, пока мы ищем Ивана Игоревича?

— Да что ты, не надо, пожалуйста…

— Люся, перестань. Позвони, пожалуйста, своей Свете, хорошо?..

Когда вагон метро остановился, Иван Игоревич вышел гордой походкой старого журналюги под руку с молодой женщиной. Та увлеченно рассказывала ему, как сильно изменилась её жизнь после репортажа.

Опека действительно в кратчайшие сроки озаботилась судьбой девочки. Её очень быстро забрали, а так называемых «родителей» привлекли к ответственности. Но в детском доме Уйгуль провела немного времени. Через два месяца девочку удочерила хорошая, примерная семья. У них уже был один ребёнок, девочка восьми лет, которая очень хотела сестренку. С тех пор сестры стали не разлей вода. Никто в этом доме ни разу не упомянул, что Уйгуль приёмная.

— Мы вам так благодарны, — с улыбкой произнесла мать девочки, когда старик сидел за их общим столом и энергично уплетал пищу. – Вы смогли наказать этих людей, а нам подарили просто чудесную девочку.

Еда в какой-то момент стала комом в горле Ивана Игоревича. Он обвёл всех собравшихся мутным взглядом, а затем произнёс:

— Я всю жизнь думал, что я не сделал ничего хорошего для людей. Мой отец воевал, а я просто барахло, которое вышвырнули из редакции, как только подошла пенсия. Я так счастлив, что сумел помочь вам…

И на его глазах проступили одинокие слезинки. Иван не плакал уже много лет после ухода его Любочки. Он всегда был не подарком, но уход жены выбил почву из-под ног. Он так и не смог подарить ей ту жизнь, которую она заслуживала.

— Спасибо вам за этот стол, за ваши слова. Теперь я понимаю, что прожил жизнь не зря…

Уйгуль обняла пожилого мужчину, и тот еле слышно заплакал. И эти слезы смывали боль, отчаяние, даже жизнь…

Найти старика так и не удалось. Михаил и Людмила искали по всему городу. Женщина уже отчаялась, а Михаил тихо успокаивал её, прикоснувшись к руке.

— А если его похитили, а если он…

— Люся, тише, тише, родная. Мы его обязательно найдём. Я позвонил в полицию, некоторые соседи уже начали расклеивать объявления…

— Это так ужасно. Он сделал вам столько плохого, почему же все его ищут…

— Чтобы ты не плакала…

Людмила и Михаил поднимались по лестнице, а Света уже открывала дверь. Она стояла с маленькой Женей на ручках в дверном проёме.

— Успехов нет, да?

Людмила покачала головой.

— А мы тут деду сделали открытку с Женей. Покажешь им, Женёк?

— Да. Чтобы злой деда больше не был злым!

Людмила грустно улыбнулась, а Миша обнял обеих девочек.

— Давайте в квартиру, здесь прохлад…

Договорить он не успел. Лифт открылся, и из него вышел Иван Игоревич в сопровождении двух мужчин.

— Ну вот и всё, вы дома, Иван Игоревич.

— Смотрите, как меня дочка с внучкой обыскались, — непривычно ласково произнёс он.

— Папа, куда ты… Мы так волновались…

— Да, дедушка. Ты мне не нравишься, но ты мог потеряться и…

— Простите меня, родные мои. Я только теперь понимаю, что люблю вас…

— Папа..?

— Пойдёмте все в квартиру, чай пить. Там правда грязно, нет ничего, сам виноват. И ты, Миш, заходи. Мужик ты хороший…

Это был их первый семейный ужин…

Ровно год назад. Тогда, спустя несколько месяцев, Миша сделал Люсе предложение. Сегодня Людмила, сверкая счастливой улыбкой, вела за руку Женечку, а Света и Миша что-то увлеченно обсуждали.

— Да ты что? Дед хочет покататься на сноуборде? Да он же раз в пять тоньше этого сноуборда…

— Это он мне вчера сказал! Светка, говорит, а давай я с тобой кататься буду? Порой из-за собственной неуверенности мы ведём себя так плохо, эгоистично и отвратительно по отношению к близким людям, обвиняя во всех своих бедах, а на деле оказываемся виноваты мы сами.

К счастью, Иван Игоревич смог понять это, пускай и спустя много лет, но теперь мы точно можем быть уверены, что он будет ценить свою семью так, как не ценил никогда.

Напишите, пожалуйста, в комментариях были ли среди ваших родственников такие же Иваны Игоревичи, и что их изменило?