Вот уже одиннадцатая пятница наступила. Одиннадцатая с того самого дня, как погиб Илья…
Правду говорят, что смерть может стать хоть чуть-чуть легче для тех, кто теряет человека, если смерть медленно подступает. Сначала человек болеет. Даже если болезнь неизлечима, всегда остается надежда на чудо. И чудо, действительно, иной раз случается. Но если с чудом разминулись, внутри тех, кому дорог безнадежно заболевший человек, день и ночь происходит какая-то работа. Это надежда и отчаяние сражаются между собой. До изнеможения. До полной победы кого-то одного. И тем не менее, сражение – время для передышки до потери родного и любимого. А когда вдруг, когда внезапно, когда еще утром ничего не предвещало…
Она знает, она может сравнить — по ней прошлись оба варианта.
…Почти три десятка лет назад она, студентка-третьекурсница, влюбилась в своего преподавателя. И если сначала ей удавалось держать себя в руках, то с каждым днём скрывать свое восхищение становилось все труднее. Ей в Антоне Сергеевиче нравилось все. Она совершенно не думала, не соизмеряла свои двадцать лет и его, как минимум, сорок. Иной раз сама себя тормозила: у него, наверное, есть жена, есть дети. Ей хотелось взглянуть на них. Особенно на жену: как выглядит женщина, которая с ним. Или он с ней. Об этой стороне жизни Антона Сергеевича она совершенно ничего не знала. А если честно, боялась узнать. О нем никакие сплетни не ходили по университету. Так что получить какую-то информацию ей не удалось. Сколько бы так продолжалось и чем бы закончилось, неизвестно. Но помог случай. Куратор спросила, кто хотел бы поработать в приемной комиссии. И она первая подняла руку. Тогда она не знала, будет ли видеть в университете Антона Сергеевича или он, как многие, уйдет в отпуск. Эта работа нужна была ей самой. Нужна из-за денег. Она жила с дедушкой. На его скромную пенсию и свою ещё скромнее стипендию. И заработанные деньги очень помогли бы им с дедом: ей –купить пару обновок, ему – сделать запас долгоиграющих лекарств. Но как же она обрадовалась, когда в первый же день работы приемной комиссии узнала, что возглавляет ее Антон Сергеевич. Аудитория, которую занимала приемная комиссия, была как улей. А то, что там происходило, напоминало, по меткому выражению преподавателя английского Марка Ефимовича, великое переселение народов. Но наступал просвет, такая себе небольшая обеденная пауза. Почти никто не уходил в кафе. Доставали свои бутерброды, пили чай и кофе, говорили с полными ртами и сами над этим смеялись – но другой возможности поговорить не на тему недостающих справок у абитуриентов не было.
В первый же день общего перекуса внести свою лепту в общий стол не могли только двое: Антон Сергеевич и она. И оба дружно отказались от предложения сесть со всеми. И тут Антон Сергеевич, заговорщицки ей подмигнув, сказал: -Спасибо, коллеги! Но у нас с Анютой другие планы: мы пойдем есть мороженное. И вам принесем. Все тут же стали называть, какое именно хотят мороженое. А она стояла и плохо соображала: это что сейчас было? О каких планах говорит Антон Сергеевич? И, что, он знает, как ее зовут? Но Антон Сергеевич уже галантно берет Аню под руку, и они уходят. Вот тогда у них и начались отношения. Теперь они каждый день приходили в обеденный перерыв в кафе, заказывали мороженое, не торопясь ели его и говорили. Сначала Антон Сергеевич разговорил Аню. И узнал о судьбе девушки. Потом, хотя Аня и не решалась расспросить его о той части жизни, которая за стенами университета, сам рассказал. Она теперь знала, что восемь лет назад он остался вдовцом. И тогда же потерял дочь. Случилось это летом, на пляже в небольшом курортном Гурзуфе. Туда он отправил жену и дочь, а сам остался дописывать кандидатскую диссертацию. Их отдых подходил к концу. И если бы во время шторма они не пришли на пляж попрощаться с морем, трагедии бы не произошло. А так…
Как ему потом рассказали в полиции, пятилетняя Варя выпустила из рук воздушный шар и побежала за ним на пирс. За ней тут же побежала его жена. Она уже схватила девочку, но удержаться от удара большой волны они не смогли. Волна их смыла на камни. И обе разбились…
Антон Сергеевич рассказал, как пережил это горе.
— Мне помог давно проверенный способ, — говорил он Ане. – Это работа.
Диссертацию дописывал и защищал, помня, что часть материала мне помогала собирать жена. Она очень хотела, чтобы я защитился… Словом, ушел с головой в работу. И уверен, что другого способа для меня не нашлось бы.
…Уже давно перестала работать приемная комиссия, и начался учебный год. Антон Сергеевич по-прежнему звал Аню на мороженое. Она с радостью шла. Но очень переживала, что в университете начнут о них сплетничать. И как-то сказала ему об этом.
— Аня, — уверенно и спокойно ответил Антон Сергеевич, — вам за что-то стыдно?
— Нет, не стыдно, — ответила тоже уверенно Аня.
— Ну, а если не стыдно, ничего не бойтесь. Стыд и страх самые большие провокаторы, — он сказал.
…А сейчас ей страшно. Страшно без них, без Антона и без Ильи. И она понимает, что этот страх каждую минуту толкает ее на непоправимое… Они с Антоном поженились на следующий день после того, как Аня получила диплом. Может, кто-то и шептался за спиной, что брак неравный, что разница в возрасте и тому подобное. Главное, что дедушка сразу принял Антона. Для Ани это было важно. Потом дедушки не стало… И тут Ане помог уже проверенный Антоном способ: работа. Он уговорил ее закончить аспирантуру. Потом взяться за диссертацию. Тут ей пришлось основательно попотеть над публикациями. Антон искренне радовался успехам жены. А она успевала ещё и быть хорошей хозяйкой. О детях они не говорили. Может, потому что пока не получалось И вот однажды Аня встретила свою университетскую подругу. Та шла с коляской и вела за руку четырехлетнего бутуза. Они поговорили, поприглашали друг друга в гости, а когда расстались, Аня так остро ощутила, что у нее нет детей… Но ещё долго не решалась сказать Антону, что хочет ребёнка – помнила о его Варе. Потом решилась. Сказала. Они решили, что ей надо провериться. И на следующий день Аня пошла проверяться. В женской консультации назначили анализы, потом посмотрели на них и сказали, что все у Ани в порядке. Теперь бы ещё мужу сдать анализы. Антон сразу согласился и сдал анализы. У него тоже все было в порядке. Но возраст поджимал: в этом году Антону Сергеевичу исполнилось 46, Да и Аня была уже не юной девушкой. На последней совместной консультации пожилая женщина врач сказала им как-то по-свойски, что ли:
— Расслабьтесь! Не зацикливайтесь на этом. И всё у вас получится!
Как в воду глядела: через три месяца Аня поняла, что беременна. Сразу пошла в консультацию. Там беременность подтвердили. Дома они устроили с Антоном праздник: он помчался за мороженым и цветами. Потом, правда, ограничил Аню в мороженом – не дал добавки…
Аня совершенно нормально переносила свое новое состояние. Токсикоз ее не коснулся. Отёчности тоже не было. Некоторое сомнение было после УЗИ: распознать пол будущего ребенка не удалось. А в следующий раз УЗИ показало горизонтальное предлежание плода. Надо было лечь в больницу – тогда, возможно, плод займет вертикальное, в идеале – головкой вниз, положение. Но предупредили, что надо быть готовой к кесаревому сечению. Аня не испугалась: она доверяла врачам. И до самых родов дисциплинированно пролежала в больнице. Только без кесарева не обошлось. И операция была сложная, с большой кровопотерей. Ане дважды вводили анестезию. Потом увезли в реанимационную палату. Антон всё это время пробыл в больнице. Правда, ему разрешили остаться только в холле. Какое-то время вместе с ним не находил себе места ещё один мужчина. По виду старше Антона. Он ждал, пока родит его жена. Мужчина был каким-то высокопоставленным чиновником, с личной охраной. Но охрана оставалась за дверью роддома. Антон перебросился с ним парой фраз. Даже пошутил, что они живут на разных континентах: мужчина, оказывается, был мэром достаточно крупного города, но по ту сторону Уральских гор. А жену свою привез рожать именно сюда – доверял здешним врачам, с главным из которых был лично знаком. Сначала новости о жене узнал этот мэр. К нему вышел сам главврач и позвал его с собой. А позже и Антон Сергеевич узнал, что Аня родила сына. И что роды были сложные. Но теперь и с ней, и с сыном все нормально. И ещё Антону Сергеевичу посоветовали пойти домой – сейчас его все равно ни к жене, ни к сыну не пустят. В это время в роддоме и произошел самый настоящий криминал или самое настоящее преступление.
Оказывается, что жена мэра родила мертвого ребёнка. А это был ее последний шанс. И тоже при помощи кесарева. И тоже с большой потерей крови. Ее вынуждены были ввести в искусственную кому. Главврач знал, какая это трагедия для мэра и его жены. И предложил скрыть рождение мертвого мальчика. Вместо него будет малыш, один из двойни, которую чуть раньше родила Аня. Но о том, что у нее двойня, ни она, ни ее муж ещё не знали. Вскоре в кабинете у главврача собрались все, кто принимал роды у жены мэра и вообще весь персонал, работавший в эту ночь в роддоме. На пост временно поставили одного из охранников мэра. И главврач озвучил свою идею, предупредив, чтобы никто и никогда не разгласил тайну. Все сотрудники подписали нечто вроде клятвенного обещания молчать. Так на утро, когда обе женщины пришли в себя, каждая узнала, что родила сына…
Ну, а закончился этот сговор конвертами, которые получили все участники тайного совещания. Об этом, конечно, ни Антон, ни Аня не знали. Они были счастливы, что теперь у них есть сын. И растили его с любовью. А за Уралом с такой же любовью семья мэра растила своего сына. И мэр ни единым намеком не выдал, что тогда произошло в роддоме – это окончательно добило бы его жену. Мальчики выросли. Оба стали студентами. Илья отучился в Москве и вернулся домой с дипломом – его ждала работа в университете отца, на кафедре молекулярной физики. Сын мэра, которого назвали Матвеем, образование получил в Англии – он закончил инженерный факультет. Матвей после Англии приехал к родителям, но уже в другой город – отец стал заместителем губернатора как раз в том городе, где жила семья Ильи. Здесь же Матвей и получил работу в одной компании, в которую входили дочерние фирмы, в том числе и европейские. Аня и Антон Сергеевич радовались успехам сына. Успех подтверждался самым убедительным аргументом: лекции Ильи студенты старались не пропускать. А узнав, что Илья Антонович, как они его называли, ещё и байкер отличный, некоторые студенты стали его последователями. Аня всегда страшно волновалась, когда сын уезжал на соревнования. Антон ее успокаивал. Он скрыл от нее, когда узнал, что на треке, где как раз был Илья, что-то произошло. Скрыть – скрыл, а у самого схватило сердце. И в больницу его не довезли. Хотя то, что случилось тогда на велогонке, Илью и его команду никак не задело. И это уже потом, сто раз перебирая события того вечера и вообще всю жизнь, которую Аня прожила с Антоном, она догадалась: Антон действительно не смог бы пережить потерю ещё и сына. Ему хватило Вари. Как хоронили мужа, Аня не помнит. Она сама себе приказала держаться.
И потом, с ней рядом всё время был Илья. И когда она почувствовала, что у сына не проходит дрожь в руках, заставила себя не плакать. Каждое воскресенье в любую погоду Аня ходила на кладбище. Часто вместе с Ильей. Но ей тогда не удавалось поговорить с Антоном – при сыне не хотела…
А он, точно, как когда-то отец, подстёгивал её к работе. Она и сама понимала, что в ней её спасение. Дополнительное, что ли, после Ильи. И в другую семью, в семью Матвея примерно в это время постучала беда. Его отец с мамой возвращались из двухдневного отдыха в одном из пригородных пансионатов. Отец специально отпустил своего шофера и охранника – хотелось побыть без чужих глаз. Воскресным вечером они возвращались домой. Он сам вел джип. И почти у самого города их ослепила встречная машина. Откуда она взялась на почти пустой трассе, потом разбиралось следствие. Но отец непроизвольно резко вывернул руль, джип резко съехал на обочину, несколько раз перевернулся и буквально сразу взорвался…
Для города гибель отца и жены стало чрезвычайным событием. К следствию подключились столичные криминалисты. Но Матвея это не утешило: он остро переживал трагедию и даже на какое-то время переехал из загородного дома в гостиницу. И его тоже спасла работа. Хотя его девушка, с которой он уже строил планы на будущее, не выдержала его состояния, испугалась или просто не любила, но ничего Матвею не сказав, уехала. И вот что странно: Матвей почувствовал какое-то облегчение. Он долго думал и о смерти родителей, и о том, что бросила девушка. Но если со случайной смертью отца и мамы было хоть что-то понятно, то отъезд девушки в сравнении с этим мало что значил. К тому же, фирма стала развивать новое направление. Инициатором этого был Матвей. Ещё при жизни отца он советовался с ним, и отец одобрил. Прошло два года после смерти родителей. И все это время Матвей усиленно работал, летал в командировки, уставал. В таком темпе не так остро чувствовалась боль утраты. Наверное, если бы у Матвея начались с кем-то новые отношения, это бы ещё больше помогло ему. Но их так и не было. Не было серьезных отношений и у Ильи. И теперь это только усугубляло боль Анны: если бы сын оставил после себя внука или внучку! Ушёл…
Ушёл вскоре после Антона. И хорошо, что Антон не дожил до того дня, когда ей пришлось хоронить сына. Анна часто вспоминает тот звонок об аварии на велотреке, который подкосил мужа. Но тогда с Ильей ничего не случилось. И не случалось целых два года. Ну, вот почему в эти два года Илья не женился? Возможно, сейчас уже подрастал бы его сын, а ее внук.
…Анна еще раз проводит рукой по портретам мужа и сына на памятнике. Шепчет им:
— В следующую пятницу приду к вам, хорошие мои!
Она выходит на центральную аллею кладбища и идёт к выходу. И в который раз вспоминает тот звонок, который оглушил ее и не оставил никаких надежд. Мужской голос уточнил, с кем он говорит. Потом представился сам. И попросил Анну приехать в морг на опознание погибшего мотоциклиста. Анна не помнит, как она одевалась, как вызывала такси, как ехала. У входа в морг ее встретил полицейский. И задал нелепый вопрос:
— Что с вами? Откуда кровь? Какая кровь? Чья кровь?
Потом уже она поняла, что все это время кусала губы, чтобы не кричать. И боли не чувствовала. И не замечала окровавленный подбородок. Опознание тела…
Полицейский так и сказал «тела». Тут что-то щёлкнуло в голове Анны – это она всем своим естеством протестовала против того, что ее Илью назвали телом.
…Когда вошла в холодную комнату, увидела стол и белую, со штампами простынь…
Её откинули. Под ней лежал Илья…
Анна тогда не закричала, не заплакала – у нее просто пропал голос. И стало пропадать дыхание. Она хватала воздух ртом и гладила сына по щекам, стараясь не задеть кровавые ссадины…
Ей дали подписать какие-то бумаги. Потом полицейский спросил, кому можно позвонить ещё. Анна чуть не ответила по привычке:
— Мужу…
И вот тут она так отчётливо поняла, что нет ни мужа, ни Ильи…
Она пришла в себя от резкого запаха нашатырного спирта. Потом ей сделали укол. Приехали декан с коллегами по кафедре. Декан остался в морге, а Анну увезли домой. Причем, она слышала все, о чем говорили. Но не вмешивалась. Ей было все равно…
Но её всё время теребили: спрашивали, какую одежду Илье, уточняли время похорон и место, где будет поминальный обед, в чем она хотела бы быть одетой. Кто-то из коллег принес черную гипюровую косынку и сразу повязал ей…
Анна вынуждена была отвечать. И не проронила ни слезинки. Даже в тот момент, когда ей сказали, что надо бросить землю в могилу. Надо? И Анна бросила. Потом оглянулась и увидела толпу людей. Проводить Илью пришел, наверное, весь университет. Пришли байкеры. Многие плакали. Особенно, когда прощальное слово говорил шеф Ильи, а потом тренер мотосекции. Он сказал, что лучший байкер Илья на неосвещенной трассе попал в разлитое в предыдущей аварии масло, и это стало причиной трагедии, Анна поняла это гораздо позже…
Анна продолжала ходить на работу. Что-то делать по дому. Но теперь у нее была пятница. Черная пятница. Каждую пятницу она брала отгул и ехала на кладбище. Вот как и сегодня.
…Попрощавшись со своими самыми любимыми мужчинами, Анна шла к выходу. Останавливалась, когда видела сидящих на скамейках старушек. Она оставляла им деньги. Они крестились и благодарили Анну. Она уже подходила к выходу, как вдруг остановилась, как от внезапного удара: ей навстречу шел Илья. В незнакомом для нее костюме. С букетом роз, перевязанных траурной лентой. Шёл своей быстрой походкой, ни на кого не глядя. Так же не глядя, он прошел мимо Анны, которая не могла сдвинуться с места.
«Я схожу с ума» — подумала Анна.
И плохо понимая, что и зачем делает, развернулась и пошла за Ильей. Идти пришлось недолго – он остановился у двух могил с большим гранитным памятником. Потом подошёл к ним и поставил красные розы в такую же, из гранита вазу. И остался стоять у могил. Анна подошла ближе: на памятнике были выбиты два портрета – мужской и женский. С общей фамилией. Очень знакомой. Анна вспомнила, что это заместитель губернатора и его жена, которые не так давно погибли тоже на трассе. И вот Илья, хотя Анна уже поняла, что это не Илья, а уму непостижимое сходство парня с ее погибшим сыном, собирается уходить. И тут решение окликнуть его стало непреодолимым. И Анна обратилась к молодому человеку, стараясь не смотреть на него – от его сходства с Ильей она почти теряла сознание. Анна сказала: -Если у вас есть несколько минут, пожалуйста, пойдёмте со мной. Мне очень важно, чтобы вы пошли со мной…
Он кивнул головой и пошел рядом с Анной. Когда они пришли к могиле Ильи, парень остановился. Побледнел: на него с гранитного портрета смотрел он сам. И дата рождения была такая же…
Они медленно шли к выходу. Сначала молча. Потом Анна спросила, где именно он родился. О дате рождения не спрашивала — парень ещё у могилы Ильи вслух сказал, что он полный ровесник ее сына. Матвей, как парень представился, сказал, что родился в этом городе, хотя до назначения отца они жили за Уралом. Матвей предложил подвезти Анну и подвёл ее к своей машине. Говорить, уточнять, как-то понять невероятное сходство оба в тот момент были не в состоянии. Договорились, обменявшись телефонами, о встрече вечером после работы Матвея. Анна пригласила его к себе. И он пришёл.
Принес с собой несколько фотографий из его детства и юности. Анна и сама приготовила альбом, в котором было полсотни снимков Ильи. Фотографии Матвея и Ильи были один в один. Разве что отличались одеждой… Боясь обидеть друг друга, они в тот вечер договорились, что поговорят с персоналом роддома. Матвей не очень уверенно предложил сделать тест ДНК. Тестировать можно было только их двоих, больше было некого. Дождавшись результата, который на 99,9 процентов подтвердил их родство, пошли к главврачу роддома. Рассказали, о чем сами стали догадываться. Показали и фотографии. Главврач сказал, что всего год его перевели в этот роддом. Раньше он жил и работал совсем в другом городе. Но вошёл в положение, чисто по-человечески их понял. Позвал секретаршу и попросил принести из архива журнал с записями тех, кто рожал в их роддоме 25 августа 1996 года. А если сохранился, то и журнал, в котором фиксировались дежуривших в тот день медиков. Но фамилии медперсонала не нашлись. А вот дети и мамы, их родившие 25 августа, были записаны. Из записей следовало, что в тот день, точнее, ночь почти одновременно в двух родзалах врачи принимали трудные роды у двух молодых женщин. Обеим было сделано кесарево сечение. Потом женщин отправили в реанимацию. Одна из них была Анна. Вторая – мама Матвея. Главврач попытался выяснить, работает ли кто-нибудь сейчас из тех, кто мог принимать роды 25 августа. К сожалению, таких уже не было. Матвей спросил, где сейчас бывший главврач. Но он уже умер. И это на его место прислали сегодняшнего главврача.
…Итак, кроме теста ДНК, никаких подробностей они не узнали. И понимали, что так никогда и не узнают — нет свидетелей. Тяжелее было не Анне. Она ни на секунду не сомневалась, что ее Антон тут никак не участвовал. Понимала, что это она родила двойню. А горизонтальное положение плода, которое как будто просматривалось на УЗИ, скрывало двойню. И она родила двойню. И оба мальчика были живы. Значит, мертвого ребенка родила другая женщина, которую Матвей считает своей мамой и любит её. Значит, думала Анна, тот, кого Матвей всю жизнь считал своим родным отцом, до сих любит его, взял грех на душу. Он знал, а может, и организовал подмену. Воспользовался своим положением. А его настоящий ребенок, родившийся мертвым, был записан на какую-то неблагополучную женщину. И она, скорее всего, была намерена его оставить здесь. Получилось, что отец Матвея спас от депрессии, а, может, от чего-то пострашнее, свою жену. И никогда ни слова ей не сказал об этом. Для него, как и для жены, Матвей стал родным единственным сыном. Анна поймала себя на мысли, что Матвею сейчас куда труднее. Не важно, что он взрослый, что он умный и образованный. Вопрос в другом: простит он или нет такую подмену? И Анна поняла, что хочет, чтобы Матвей простил отца. Она и сама не испытывала к нему злости и ненависти. Анна больше всего хотела, чтобы Матвей признал её. Он ведь понимает, что ни ее, ни Антона, ни тем более Ильи вины тут нет. Но она понимала и другое: Матвею трудно, даже невыносимо воспринять эту ситуацию. И Анна не хотела, чтобы он от любви к родителям, к отцу прежде всего, перешёл к ненависти. Но ситуация такая, что далеко не каждый найдет тут Соломоново решение. Поэтому Анна старалась не говорить с Матвеем на эту тему. А у самой к нему было огромное чувство любви. И даже притом, что вины ее в подмене абсолютно не было, сожаление тоже никуда не делось.
Анна сказала сама себе: «Отпусти ситуацию!».
Единственное, чего она боялась, что Матвей перестанет с ней общаться. И она потеряет ещё одного сына. А Матвею действительно было невероятно трудно. Можно представить себя на его месте, чтобы понять, что на него свалилось. Он так и не мог назвать Анну мамой. Пока не мог. Но виделся с ней почти ежедневно. Ему нужны были эти встречи так же, как и Анне. Анна всегда ждала его. И боялась назвать его Ильей…
И вот завтра опять пятница. Накануне звонит Матвей и говорит:
— Я тоже хотел бы пойти к брату…
В душе Анны что-то перевернулось. Она даже не сразу ответила. И как ответила! Так, как все это время не решалась. У неё вырвалось:
— Так пойдём вместе, сынок!
И после короткой паузы услышала:
— Я заеду за тобой, мама…
0 Комментарий