Слёзы радости

Елена отрешённо сидела за машинкой в пошивочном цеху колонии. До сих пор не могла понять, как она – известный в городе кардиохирург смогла очутиться на зоне среди воровок, мошенниц и убийц. Слёзы застилали лицо и не давали работать. А руки дрожали мелкой дрожью от осознания того, что она больше не будет оперировать. Её удел теперь – пошив спецовок для работяг, что она совершенно не умеет делать…

У Елены другое призвание – лечить людей. Она очень любила свою работу, ещё с самого раннего детства мечтала стать врачом. И стала. Но одна врачебная ошибка перечеркнула всю её жизнь. Тягостные раздумья женщины прервал резкий окрик надзирательницы:

— Осужденная Савельева! На выход!

— Мне куда? – растерянно спросила Елена.

— Много вопросов задаёшь. Иди, куда ведут, — грубо ответила надзирательница.

Они шли по узкому длинному коридору колонии. Елена же на миг представила другой такой же длинный коридор, но больницы, в которой она работала. Улыбающиеся ей лица врачей и медсестёр, а потом те же лица, но уже изумлённые, когда её прямо с рабочего места увезли в полицейский участок.

— Заходи, — вернул Елену с небес на землю зычный голос надзирательницы.

Только сейчас она поняла, что находится на пороге кабинета начальника колонии.

«Егоров Владимир Николаевич» — так гласила табличка на двери.

Слегка растерявшись, Елена тут же получила толчок в спину и очутилась внутри кабинета.

— Проходите, проходите, Елена Васильевна. Не стесняйтесь, — подозрительно ласковым тоном заговорил седовласый мужчина, развалившийся в кресле за рабочим столом, — куда Вас привели, наверное, поняли.

60-летний полковник Егоров давно досрочно заработал государственную пенсию, но почему-то каждый год откладывал свой уход на заслуженный отдых. Подчинённые и заключённые боялись его за суровый нрав и жёсткий характер. Любое неисполнение его приказов неизбежно каралось наказанием. При виде Елены голос Егорова зазвучал вкрадчиво, и даже умоляюще. Женщина сразу внутренне напряглась, не зная, что ей ждать.

— Елена Васильевна, я знаю, что Вы лучший кардиохирург в городе, и не только в городе, но и за его пределами тоже. То, что Вы попали сюда, нелепая случайность. У моего внука тяжёлая форма порока сердца, мы лечились у многих врачей. Но оказалось, что это не врачи, а дилетанты какие-то. Не помогло внуку ничего, а становилось только хуже. — Вдруг голос полковника дрогнул. — А сейчас внук умирает. И Вы, только Вы, Елена Васильевна, можете его спасти. Я Вас прошу ознакомиться с историей болезни и профессионально сделать операцию.

От неожиданности у Елены перехватило дыхание, и она лишь смогла пролепетать:

— Но я нахожусь в колонии, не имею права. И я не могу, потому что…

Егоров прервал её на полуслове:

— Вопрос с колонией и местом в больнице для операции я решу, не проблема. Если всё пойдёт удачно, обещаю, что в короткий срок добьюсь Вашего условно-досрочного освобождения.

— Владимир Николаевич, я не смогу сделать операцию. У меня руки дрожат с той самой минуты, когда очутилась в полиции. У хирурга должны быть отточенные до миллиметра движения. А если дрожат руки, то это уже не хирург и операция обречена на провал. Я – ведь не единственный в городе врач. Могу порекомендовать Вам другого очень компетентного специалиста, — честно ответила Елена.

После таких слов полковник побагровел и изменился в лице. Он привык, что ему беспрекословно подчиняются и не терпел отказов. Его лояльное настроение тут же сменилось вспышкой гнева.

— Ты что за бред несёшь, Савельева? Я тебе даю шанс освободиться раньше, а ты ещё смеешь мне отказывать. В общем, выхода у тебя нет. Или завтра даёшь согласие на операцию или я тебе устрою райскую жизнь в колонии, такую, что мало не покажется.

Сердце Елены сжалось от внезапной боли и страха, но она мужественно держалась и сказала, глядя в глаза Егорову:

— Вы не имеете права творить беззаконие! Это преступление!

Тут полковник совершенно вышел из себя. Пошатываясь, подошёл к Елене и трясся кулаком перед её лицом, прохрипел:

— Это моя территория! Что хочу – то и делаю.

— Не правда! Есть же законы, которым Вы обязаны подчиняться. Иначе можете сами оказаться за решёткой. Я обращусь к мужу, у него есть связи, он поможет мне.

Елена вытащила свой последний козырь. Она за своим мужем Славой, как за каменной стеной. Он и сейчас не опускает рук, пытаясь обжаловать решение суда, отправившее её в колонию. Но реакция Егорова на слова о муже повергла Елену в настоящий шок. Он нагло расхохотался ей в лицо.

— Говоришь, к мужу обратишься? – Он внезапно развернулся и одним движением руки, выхватил их горы лежащих на столе папок одну – На вот, изучай.

— Что это? – удивлённо спросила Елена.

Раскрыв папку, она побледнела и еле удержалась на ногах.

«Господи, это же документы о разводе… Как жить то теперь?» – судорожно думала женщина, пытаясь ухватиться за правильную мысль как за соломинку.

Но мыслей не было, остались только страх и ужас произошедшего. Полковник, увидев неподдельную растерянность на лице Елены, рявкнул:

— Нечего тут сопли наматывать. Иди в камеру и помни мои слова. Если не сделаешь то, что хочу, попадёшь в ад досрочно.

Елена поплелась к двери, с трудом переставляя ноги. А руки ещё больше задрожали, папка с документами заколыхалась в них как на волнах, чудом не упав на пол.

— Савельева, куда понеслась как подорванная? Приди в себя, наконец! Ты в колонии, а не на воле, — злобно крикнула надзирательница, схватив Елену за плечо с такой силой, что казалось, хрустнут кости.

Женщина не почувствовала физической боли. Душевная боль, нанесённая мужем, была стократ сильнее…

Они же со Славой вместе всю жизнь. В один детский сад ходили, в одну школу, в один институт. Поженились по большой любви, учась на третьем курсе. Стали врачами – она кардиохирургом, а он травматологом. Работали в одной больнице. Только потом профессиональные дорожки супругов разошлись. Славу потянуло в бизнес. Он ушёл из больницы. Занялся торговлей медицинскими препаратами и медтехникой. И так в этом преуспел, что стал крупным бизнесменом в городе. Но уход Славы из врачебного мира никак не повлиял на их семейную с Еленой идиллию. С каждым годом отношения только крепли. Вот только детей Бог не дал. Эту трагедию каждый из них воспринимал по-своему тяжело, глубоко пряча её в сердце.

Лязг засова на железной двери вернул Елену в реальность. Она очутилась в камере, в окружении множества женщин, таких же несчастных, как и она. Ей повезло с сокамерницами. В первый же день пребывания в этом ужасном месте приняли её как свою. Ни о каких унижениях и оскорблениях даже речи не шло.

Сердце Лены бешено колотилось, а голова раскалывалась от невыносимой боли. Она присела на койку, обхватила голову руками и опустила взгляд вниз. И тут вдруг на полу увидела свёрнутый вдвое листок. Наверное, он выпал из папки, которую принесла. В глазах зарябило от строчек, исписанных мелким почерком.

«Господи… Это же почерк мужа!» — осенило Елену.

После прочтения ей захотелось умереть на месте, хоть даже от пули в затылок, как раньше казнили отъявленных преступниц. Всё равно от чего, лишь бы не знать этого чудовищного предательства.

«Леночка, я очень переживаю за тебя, ты же знаешь, — писал Слава, — Но мне предложили работу по контракту за границей. Если всё сложится, буду много денег получать. Смогу наладить новые связи и ещё больше развить бизнес. Но…ничего этого не случится, когда узнают, что я женат на зэчке. Лена, ты уж извини, но я подал на развод. Другого выхода у меня нет. Прислал документы, тебе должны передать. Пожалуйста, подпиши. Пройдёт время, и мы снова встретимся».

Листок задрожал в руках у Лены, её тело и душу охватило отчаяние.

«Боже мой, руки трясутся. Я никогда не смогу больше оперировать. Мужа больше нет. Значит я никогда не буду счастлива. Одна! Осталась одна!».

Женщина уткнулась лицом в подушку и беззвучно зарыдала. Её содрогающиеся от рыданий плечи не укрылись от взглядов сокамерниц.

— Ленка, ты чего там убиваешься? Мужик что ли бросил? – догадалась Антонина, «Тонька – отвёртка», как все тут её называли, за то, что профессионально открывала двери ограбленных её бандой квартир. Это была её третья по счёту ходка.

— Не вздумай с ума сходить из-за этого! Меня тоже муж бросил и ничего, жива как видишь, — продолжила Тонька.

— И меня, и меня…, — послышались голоса женщин из глубины камеры.

— Да нас тут половина таких, брошенных. Кому зэчки нужны? Никому. Это же не почётное звание, которым гордятся. Мы только сами за себя постоять можем. Закалимся как железные прутья и выстоим. Правильно, говорю, девки?

— Да, да! – отвечали голоса наперебой.

— Ты вот что, Ленка, настраивайся на нужный лад. Сидеть тебе здесь долго, подруга жизни моей. А как выйдешь, там и решишь, что делать дальше.

Елена оторвала от подушки зарёванное лицо и пролепетала:

— Спасибо, девочки, за поддержку.

Она не помнит, сколько прошло времени, прежде чем провалилась в сон, и сколько времени проспала. Но очнулась от того, что кто-то из сокамерниц легонько тряс её за плечо.

— Лена, вставай, завтрак.

— Да, да, встаю…- с трудом поднялась Елена, разминая затёкшие конечности.

Заключённые вереницей потянулись в столовую. Излюбленное зэчками место, где хоть немного создавалось впечатление, что ты не в изоляции от внешнего мира.

На выходе из столовой, Елену за рукав потянула к себе надзирательница. Сегодня была другая, не та, что вчера, подобрее и уважительней.

— Савельева, Вы помните вчерашний разговор с Егоровым? Он до вечера ждёт Вашего ответа. Есть, что ему сказать? – спросила надзирательница.

— Нет, — уверенно ответила Елена, — не могу я сейчас сделать, то, что он просит. Физически не могу.

— Подумайте, Савельева, ох, крепко подумайте, над своими действиями. Егоров беспощаден, и всегда держит слово. Чтобы он Вам не предложил, соглашайтесь! Это всё равно лучше, чем наказание, которое последует за отказ. У Вас ещё есть время, — искренне советовала надзирательница.

Женщина сурового вида, но сумевшая за многолетнюю работу здесь не растерять лучшие человеческие качества.

За работой в пошивочном цехе и грустными мыслями, катился к концу очередной день пребывания в колонии. Вот-вот наступит время отбоя. Вдруг тишину разорвал лязг ключей и через секунду дверь в камеру открылась.

— Осуждённая Савельева, на выход! – крикнула надзирательница.

— Куда Вы её ведёте, на ночь глядя? – закричала что есть силы сокамерница Тонька, чётко понимая, что такие походы ничего хорошего не принесут.

— Прекращай разговоры, Кравцова! Это не твоё дело, — отрезала надзирательница, — А ты, пошевеливайся, Савельева.

— Ленка, держись, что бы ни было! Мы будем тебя ждать, — провожали её напутствиями сокамерницами.

Елена содрогнулась всем телом, предчувствуя неладное.

— Савельева, а я ведь предупреждала.

«Только одного не понимаю, зачем Вам так нужно издеваться над собой», — сказала надзирательница, ведя Елену по длинному коридору.

Наконец, она остановилась у одной из многочисленных дверей и с тяжёлым вздохом сказала:

— Сегодняшнюю ночь проведёте в этой камере.

Дверь с грохотом закрылась за спиной Елены. Она глянула внутрь камеры, и пошатнулась. Ей на миг показалось, что сейчас потеряет сознание. Впереди расстилался ряд из верхних и нижних коек, который, казалось, будет длиться бесконечно. Десятки глаз смотрели на неё, кто с ухмылкой, кто с любопытством, а кто-то и с неприкрытой ненавистью. Елена из-за всех сил старалась не терять самообладания, хотя интуиция подсказывала, что сейчас случится что-то страшное. То, чем пугал её Егоров и надзирательница. Она машинально присела на краешек свободной койки.

— Ишь ты, уселась… а где приветствие? Не в сарай с коровами зашла. Кто тебе вообще разрешил сесть, а ну встала! – раздался из глубины камеры громогласный неприятный женский голос.

Сердце у Елены сжалось, она даже не смогла пошевелиться. Зэчка из камеры восприняла это как неповиновение, тут же соскочила с койки и как чёрт появилась перед ней. Высоченная, мощная как скала, она возвышалась над Еленой, словно коршун над только что пойманной добычей.

— Ты чё не встала? Совсем страх потеряла? – зарычала зэчка и для устрашения занесла руку над головой женщины.

Елена была вымотана физически и морально настолько, что ей было уже всё равно, что с ней будет. Она набралась смелости и, глядя в глаза наглячке сказала:

— Я не должна ни перед кем отчитываться, тем более перед убийцами и воровками.

Зэчка толкнула Елену, только чудом та устояла на ногах.

— Убийца? Да, это ты убийца в белом халате. Самый страшный и беспощадный. А сейчас мы будем беспощадными. Бабы, опускаем её!

На её зов куча зэчек соскочила с коек и ринулась к двери. Как только этот вертеп завертелся около неё, у Елены потемнело в глазах. Ей казалось, что сотня рук тащит её прямиком в ад. После очередного толчка в спину она полетела на пол и потеряла сознание. Очнулась Елена в тюремной больнице, она почувствовала, что кто-то крепко держит её за руку и кричит:

— Сюда быстрее! Она пришла в себя!

Елена медленно открыла глаза и ощутила, что на неё пристально смотрит мужчина средних лет. Его лицо и голос показались ей знакомыми. Через мгновение мужчина спросил:

— Леночка, как ты себя чувствуешь? Слава богу, страшного ничего нет, всё обошлось. Есть гематомы и ссадины. Быстро поправишься.

Внезапно в памяти Лены всплыли события вчерашнего дня, от этого она внутренне сжалась и на её глаза навернулись слёзы. Мужчина встрепенулся и бросился успокаивать:

— Лена, не плачь, пожалуйста. Всё кончилось, больше плохого с тобой здесь ничего не случится, обещаю тебе! Прости, я не знал, что ты здесь, в этой колонии.

А через секунду робко спросил:

— Ты ведь помнишь меня?

Елена кивнула головой и тихо сказала:

— Миша…, ты?

Она без труда вспомнила Михаила – однокурсника, несмотря на то, что не виделись они пятнадцать лет после окончания медицинского института. Невысокий, смешной, с веснушками на лице он, учась на первом курсе, пытался ухаживать за Леной. Но она никаких мужчин не замечала, кроме Славы, тогда ещё будущего мужа. А сейчас Михаил очень изменился и из неказистого паренька превратился в серьёзного, солидного мужчину.

— Миша, что ты делаешь в колонии? – Елена никак не могла придумать разумного объяснения его присутствию здесь.

— Работаю тюремным врачом, так уж получилось. Когда-то отчим попросил, я согласился временно поработать, а остался навсегда.

Елена испуганно пролепетала, поразившись страшной догадке:

— Твой отчим – это Егоров?

— Да. Ты этого не знала. Мой отец умер от сердечного приступа, едва только я окончил институт, а мама через пару лет вдруг надумала снова выйти замуж. Егоров, он…

Лена резко прервала Михаила.

— Не говори мне о нём! Так по-скотски относиться к женщине, пусть даже к заключённой, это низко и подло.

— Лена, Леночка, понимаю очень тяжело, но прости ты его, умоляю! Он совсем обезумел от переживаний за своего единственного внука. Не ведает, что творит! Несколько лет назад нелепо погиб его сын от первого брака, а теперь и жизнь внука висит на волоске. Мальчишке восемь лет, а он практически всё время в больницах проводит. Даже заграницей лечились. Улучшения в самочувствии, конечно, были, но переломить болезнь всё равно не удалось.

Михаил так неистово умолял о прощении и просил за мальчика, что Лена поняла, что её сердце дрогнуло. Она уже забыла про дрожащие руки, которые успокоились в руках Миши. Женщина почувствовала, что ещё немного и она согласится. Если есть хоть малейший шанс на благополучный исход в спасении ребёнка, то нужно его обязательно использовать.

— Миша, а почему я? Особенно, сейчас, когда меня посадили за врачебную ошибку?

— Леночка, да потому что ты уникальный врач, хирург от Бога! На твоём счету сотни спасённых жизней. В их числе и Степан Иванович, друг Егорова, через которого он и узнал о тебе. Только попросить тебя о помощи по- человечески не смог.

В следующее мгновение Михаил с такой неподдельной искренностью посмотрел в глаза Елены, что у неё даже сердце забилось быстрее, а потом уверенно сказал:

— Лена, я вообще не понимаю, как тебя могли посадить, да ещё обвинить в непреднамеренном убийстве. Не верю я, что ты совершила ошибку. Тебя оправдают, я все силы приложу для этого.

— Миша, я тоже не знаю, — глотая комок из слёз, сказала Елена, — Я всё сделала правильно, но вывод в заключении меня просто убил. Решили, что в результате моих действий наступила смерть человека.

Они несколько секунд неотрывно смотрели друг на друга, а потом Елена произнесла:

— Миша, отдай мне медицинскую карту этого мальчика, я посмотрю, что можно сделать. Как его зовут?

— Ваня. А карта вот, Егоров оставил её мне.

Сокамерницы встретили Елену, как родную.

— Господи, вернулась и жива, — воскликнула Тонька и тут же подбежала к ней, а следом за ней и другие женщины — заключённые.

— А мы уже и не надеялись тебя снова увидеть, — никак не могла успокоиться Антонина, — потом узнали, что тебя запихали в камеру к рецидивисткам – мокрушницам. Так вообще чуть с ума не сошли. Хорошо, что всё обошлось.

— Спасибо, девочки мои, — искренне сказала Елена и с головой погрузилась в медицинскую карту.

«Боже мой, у каких врачей лечили этого мальчика? Его должны были уже неоднократно прооперировать и всё было бы по-другому. Жаль, упущено время… Сейчас дело уже дошло до того, что сердце увеличилось в размере и начало давить на другие органы. Как снежный ком наросли новые проблемы. Потребуется не одна операция. И я буду оперировать, буду!», — твёрдо решила Елена.

«Я возьму себя в руки, и они не будут предательски трястись. Просто не нужно зацикливаться на этом» — неоднократно внушала себе Елена.

Егоров, как и обещал, добился того, чтобы осуждённая Савельева могла оперировать в настоящей больнице, с хорошим оборудованием и надёжным медицинским персоналом, ассистирующем ей. Женщина выбросила из головы весь огромный негатив, навалившийся на неё в последнее время. Свой ум и талант направила на сердце мальчика, которое должно, обязательно должно биться. И получилось.

Первая операция прошла успешно. С этого дня жизнь Елены перестала быть беспросветной. В ней появился смысл. Ваня, Ванечка, Ванюша…

Добрый и светлый мальчик. Елена поклялась себе, что сделает всё возможное и невозможное, чтобы этот ребёнок жил. И ещё Миша. Без его поддержки ничего бы не получилось. Добрый, внимательный, готовый на всё ради спасения Вани и ради её спасения. И не только.

Елене показалось, что Михаил по-особенному смотрит на неё. Точно также он смотрел на неё в институте, когда признавался в любви. Лена всё время ловила себя на мысли, что ей хочется, чтобы это было так.

Прошло четыре месяца.

Тот субботний день Елена запомнит на всю жизнь. Заключённые готовились идти в столовую на завтрак. Вдруг дверь открылась и на всю камеру раздался громкий голос надзирательницы:

— Осуждённая Савельева! На выход, с вещами.

Елена не придала значения последнему слову в отличие от своих бывалых сокамерниц, которые сразу поняли смыл этого выражения. Не успела Елена опомниться, как Тонька радостно крикнула:

— Лена, тебя освобождают. Тебя отпустят на свободу!

— Да нет, с чего это ты взяла, Антонина?

— Я знаю точно! Поверь мне! – не унималась Тоня.

Все заключённые радостно захлопали в ладоши. Елена не поверила своим глазам, когда снова очутилась у двери кабинета начальника колонии. Только в этот раз всё было по-другому, без издевательств, оскорблений и угроз.

— Елена Васильевна, дорогая Елена Васильевна! – восторженно произнёс начальник колонии Егоров.

«Дорогая?» — Елена никогда бы не подумала, что этот человек может произносить такие слова.

Последующая фраза повергла женщину в шок.

— Сегодня Ваш последний день пребывания в колонии. Вы оправданы судом вышестоящей инстанции.

Егоров передал ей документы.

— А это от меня лично, за внука! – и неожиданно вытащил из-под стола большой букет из красных роз.

Елена недоуменно посмотрела на стоящего рядом Михаила.

— Да, Лена, это правда, — улыбнувшись, сказал Михаил, – дополнительные экспертизы доказали отсутствие взаимосвязи, между твоими действиями и наступлением смерти человека. Ты полностью реабилитирована, как врач. Восстановлена во всех правах и снова можешь оперировать.

По лицу Елены потекли слёзы, но только это были слёзы радости. А потом её ждал ещё один сюрприз. В первый же вечер на свободе, Михаил сделал ей предложение.

— Лена, выходи за меня замуж, — сказал он, протянув ей коробочку с обручальным кольцом.

— А разве ты…- изумлённо произнесла Лена.

— Нет, я не женат. Не смог найти девушку, такую как ты.

Елена на предложение Михаила ответила согласием. Через два месяца они поженились, а девять месяцев спустя у них родился сын, которого назвали Иваном.