Макар Иванович, сгорбившись, стоял в местной церквушке и держал в руках две свечи за помин души. Губы его беззвучно шептали молитву, а по разгорячённому лицу текли слёзы.
— Макар Иванович, — тихонько окликнул его Стёпка, работающий при церкви, — сочувствую Вашему горю. Немного помедлив, полюбопытствовал. — А зачем две свечи за упокой? – негромко спросил Степан.
— Одна за Катюшу, внучку мою. А вторая – за меня, — почти шёпотом ответил дед.
— Это как? – переспросил Степан, — но ведь Вы же ещё живы…
— Пока жив, но только пока. Всё может измениться в любой момент. Прощай, — с горечью сказал дед Макар и побрёл к выходу. — Завтра – похороны внучки. Столько ещё дел нужно сделать…
Макар совсем опустил руки от отчаяния. Шестнадцатилетняя внучка Катюша – единственный близкий человек, который у него остался в этой жизни. А теперь и её нет…
Всех дед потерял. Жена Софья от сердечного приступа уже десять лет как померла. Следом за ней сын Гриша ушёл, в аварию попал. Невестка Нинка знать его не хочет. Да и не жаловал её никогда Макар. Городская дамочка, больно уж деньги любила, особенно не свои, а вот работать не хотела. У Гриши бизнес был хороший, содержал её. После смерти Гриши Нинка спилась – так говорила внучка Катя, да и люди перешёптывали тоже самое. Как известно, дыма без огня не бывает. Катюша – единственная, кто хоть изредка общалась с дедом. Два – три раза в год приезжала к нему из города в посёлок.
Вот и сейчас тоже приехала. Как оказалось, последний раз. Хоть и молодая, а сердечко у неё было не очень. Три дня назад вышла за околицу к реке, да так и не вернулась. Хватились, а Катя на берегу бездыханная лежит. Внезапная остановка сердца случилась. Скорая приехала молниеносно. Но всё равно, как врачи не старались, не спасли. Ушла в мир иной деточка.
Дед Макар от горя сон и покой потерял. Понял, что не оправиться ему уже от беды этой. Нет больше у него сил, иссякли. Да и жить не зачем, только мучиться зря. Решил Макар:
«Похороню девочку. А через день-другой сам уйду вслед за ней. В гости к Богу постучусь. Авось примет. Мне уже 75 лет, пора. В посёлке меня все знают, всё-таки бывший участковый. Похоронят в сыру землицу, не оставят неприкаянную душу мою».
Похороны Катюши соседки обещали организовать, да ещё сердобольные жители села помогут. Почти все накопления Макара ушли на это дело, только себе на погребение немного оставил.
Жара на улице стояла неописуемая, голова у Макара закружилась очень сильно от этого пекла, того и гляди отвалится. Решил дед лечь спать пораньше, чтобы следующий страшный день прощания с Катюшкой выдержать.
То ли жара так подействовала, или переживания душевные, он и сам не знает, но только приснился Макару странный сон. Во сне пришёл к нему сын Гриша и сказал слова, которые заставили Макара содрогнуться.
— Здравствуй, батя!
— Здравствуй, сынок!
При виде Гриши у Макара защемило сердце и он с надеждой спросил:
— Ты за мной пришёл, сын?
— Нет, батя, — виновато ответил Григорий – придётся тебе мои земные дела завершить. У тебя внучка есть, найди её.
— Да, что ты, Гриша, — отвечал Макар, — померла Катюшка то, не уберёг я её. Аль не видишь ты сверху?
Гриша покачал головой:
— Нет, батя, не твоя эта внучка…
И в эту же секунду Григорий растворился в какой-то беспросветной мгле, так же быстро, как и появился. Сколько не звал его Макар, ничего не помогло, так и не смог дозваться. Темнота плотной стеной закрыла свет, и сына тоже.
Макар проснулся от собственного крика в холодном поту.
«Чертовщина какая-то, прости, господи, — пробормотал он. – Как Катюшка может быть не внучкой. Она – моя внучка и ничего другого быть не может».
Списал Макар этот сон на наваждение, навеянное страшной утратой и больной головой. Выпил таблетку и провалился в объятия ночи.
Утром шёл дождь. Мелкий, моросящий. Он не прекращался ни на минуту. Словно земля плакала по усопшей рабе божьей Катерине. Такой же дождь лился в душе Макара.
После отпевания в церкви похоронная процессия двинулась на сельское кладбище. Местные жительницы как одна зашлись в заунывном плаче. Макар стойко держался из последних старческих силёнок, которых и осталось-то на донышке. Он согнулся от свалившегося горя, седые волосёнки развевались на ветру, а морщинистые руки пробивала мелкая дрожь. Никак не верилось деду, что сейчас наступят последние минуты пребывания Катюши в этом мире. Осталось совсем немного времени, когда копальщики спустят гроб в землю и вновь закидают его землёй. Сердце деда затрепыхало как птица в клетке. Он не смог сдержать своих чувств и отчаянно крикнул:
— Откройте гроб! Я хочу ещё раз попрощаться с внучкой.
Мужики переглянулись между собой, но послушались деда. А Макар уже семенил к ним.
— Какая красивая! Лебёдушка моя — Катюшка, – восхитился он, склонившись над лицом девушки.
Усопшая была вся в белом. Чиста перед Богом. Белое платье смотрелось как подвенечный наряд. Дед невольно провёл рукой по платью, чтобы расправить складки. И вдруг его пальцы внутри складок нащупали клочок бумаги. Макар, дрожа от страха, развернул клочок. Им оказался не листок бумаги, а маленькая фотография. На ней – белокурая девочка лет десяти, лукаво улыбается. Макар Иванович побледнел и еле устоял на ногах, держась за угол гроба.
«Господи, откуда здесь фотография? Да разве такое бывает? Всё, что пригрезилось во сне, может быть правдой? Положу-ка я фотокарточку обратно в гроб. От греха подальше. Пусть всё будет как есть.» — решил дед.
Но не тут то было! Шальные мысли не давали Макару успокоиться. Они стегали его как загнанного коня. А внутренний голос отчитывал старика:
— Да как ты можешь? Тебя же сын просил. Как потом будешь держать ответ перед сыном и Богом?
«И правда, что это я?» — опомнился Макар – «Конечно, всё выясню. Я же участковым был, хоть и стар сейчас, но не растерял ещё свои способности. Да…, рано мне ещё на тот свет».
С той самой минуты, как дед увидел фотографию девочки, внутри у него как будто что-то всколыхнулось, он стал сам не свой. На поминках Макар сидел белый, не двигаясь, как застывшая восковая фигура.
— Дед совсем с ума сошёл от горя. С портретом каким-то бегает, да спрашивает кто это, — шептался за спиной Макара деревенский люд.
— А что ещё делать то ему? Один-одинёшенек остался. Вот и болтается как медведь-шатун, места себе не находит.
«Обидно слышать, но то, что говорят – правда, — вынужден был признать Макар.
Он искал человека, который положил фотокарточку в гроб Катюшки. Да так и не нашёл. Все, кто облачал её в белую одежду, отнекивались.
Несчастный, уставший от тягостного дня Макар Иванович еле приволок ноги домой. Он мечтал лечь на кровать и заснуть крепко по-детски, забыться хотя бы на несколько часов от этих окаянных мыслей. Но они подстерегали Макара и вновь не давали покоя.
— Не нашёл я ничего, — рассеянно пробормотал Макар.
«А нужно найти и нечего руки опускать. Сына уже не вернуть, так хоть внучку разыщи», — жёстко приказывал внутренний голос.
Макар, чуть не плача, уставился в одну точку. Он никак не мог придумать, что делать дальше. И совета не у кого спросить. И тут вдруг его осенило. Нинка…
Жена сына. Она – единственная оставшаяся в живых из близких родственников Григория. Наверняка, может что-нибудь знать. Не любил её дед Макар и встречался очень редко. Последний раз видел на похоронах сына девять лет назад. Напыщенная и самоуверенная, она не удосужилась тогда даже подойти к деду. А сейчас Макар возненавидел Нину ещё больше. Ну как так можно – не приехать на похороны собственной дочери.
Как бы то ни было на следующий день утром Макар Иванович пошёл на вокзал и взял билет на ближайшую до города электричку. Полтора часа в дороге пролетели в многочисленных мыслях и воспоминаниях о сыне. Ради успокоения его души он пойдёт на всё, пока жив и может сам передвигаться по этой земле. Дед не ошибся с адресом. Всё та же новостройка, в которой когда-то Григорий купил шикарную трёхкомнатную квартиру. Только вот пообшарпалась немного. Всё со временем приходит в негодность, даже дома. Что уж говорить о человеческих взаимоотношениях. А они у Макара с Ниной, мягко говоря, не очень.
«Она и раньше то была самоуверенной грубиянкой, а сейчас, наверное, ещё хуже стала» — думал дед.
Но то, что он увидел, превзошло всего его ожидания…
После трёх настойчивых звонков дверь Макару открыла удручающего вида алкоголичка, которую и женщиной то сложно назвать. Просто спившийся человек. Синюшнее, отёкшее, пропитое лицо. Ничего не выражающие глаза, превратившиеся в щёлки из-за огромных мешков под ними. Грязные всклокоченные волосы. На тощем теле болтались какие-то старые лохмотья, когда-то называвшиеся халатом. Она еле стояла на ногах, пытаясь сфокусировать взгляд на Макаре Ивановиче.
— Вы, Нина? – наконец решился заговорить Макар.
У него даже перехватило дыхание при виде этой особы. Узнать в ней Нину, всегда ухоженную, одетую и размалёванную по последней моде, было просто невозможно. Дед на миг даже потерял дар речи, не зная, что делать дальше. Алкоголичка вернула его с небес на землю.
— Ну, Нинка, и что? А ты откуда припёрся, старче?– произнесло сиё «прекрасное создание» и со всей силы дыхнуло перегаром в лицо Макару.
«Боже мой!» — ужаснулся он – «Допила до белой горячки и даже меня не узнала. Как же с ней Катюшка жила? Это же уму непостижимо».
Дед сумел взять себя в руки и уверенно сказал:
— Я поговорить с тобой пришёл.
— Чё? Это ты меня с кровати выдернул, чтобы мне такую чушь нести с утра пораньше? – раздражённо заверещала Нина.
Макара Ивановича до глубины души возмутило такое поведение. Он резко подошёл к Нине и слегка встряхнул её за плечи.
— Да, очнись ты, Нина. Не помнишь меня что ли? Совсем спилась. Я – Макар Иванович, отец Григория, мужа твоего.
Нинка удивлённо вылупила глаза на деда.
— Так это ты… — процедила она сквозь зубы – Чего тебе надо от меня, старый? Говори побыстрее и убирайся отсюда.
Макара Ивановича аж передёрнуло от таких речей и он, не выдержав, закричал:
— В кого ты превратилась, Нина? И на человека то не похожа стала, просто какой-то дикий зверь. Как ты поступить так смогла — не приехать на похороны дочки. Только Катюшка померла, я тебе сразу телеграмму направил. Всё человеческое в себе пропила. Стыд и срам!
— Не смей меня стыдить, старый! Не на ту напал, — заголосила Нинка.
«Вот теперь узнаю прежнюю орущую хамку,» — про себя подумал Макар Иванович.
— На похороны не приезжала, говоришь. А чего мне приезжать то – Катька не моя дочь, так приживалка. Ну, померла и померла. Хоть лишний рот не кормить.
Макар Иванович как слушал Нинку с открытым от ужаса ртом, так и замер в таком же положении, когда до него дошёл смысл этих страшных слов. А Нинка, увидев, что старик в шоке, смачно расхохоталась ему в лицо:
— Ну, что, старый, съел? Думал, Гришка твой – герой, каких поискать? А он за всю жизнь даже ребёнка мне сделать не смог. Тряпка…
У Макара Ивановича всегда в жизни было золотое правило — женщин и детей не обижать и тем более не бить. И никогда за все 75 лет своей жизни он это правило не нарушил. А вот сегодня не сдержал обещанного слова. Он стойко терпел гадости Нинки в свой адрес, но, когда она начала оскорблять сына Григория, сердце старика не выдержало. Его Гриша был человеком, настоящим мужчиной и осквернять его память Макар никому не позволит. Засадил он ладонью по левой щеке Нины, та от неожиданности попятилась в угол комнаты к кровати. И уже более приглушённым тоном залепетала:
— Ну, ты чего, старче? А чё я такое сказала? Только правду. Я не виновата, что это правда тебе не нравится.
Макар сам испугался своего поступка, руки до сих пор трясутся. Хорошо хоть удар был не сильный, Нинка удержалась на ногах и даже не вскрикнула. Но ещё больше деда колотило от мысли, что Катюшка не родная ему внучка.
— Не верю я, Нина, что Катя нам чужая, — врёшь ты всё, — сказал Макар.
— Ты можешь не верить. А у меня документы имеются, детдомовская она. Гришка её из детдома взял. Ему дети нужны были позарез. Всё время повторял – семья без детей, это не семья. Ну и чё? Я забеременеть не смогла, тогда Гришка и предложил взять ребёнка из дома малютки. Катюхе ещё год был.
Макар Иванович обхватил голову руками, никак он не мог поверить в эту горькую, чудовищную правду.
«Катюшка – не его кровиночка… Господи, за что ты так со мной?» — восклицал про себя дед.
А вслух тихо сказал:
— Почему же вы мне об этом не сказали за столько лет?
— Так мы и Катюхе об этом не говорили. Документ детдомовский спрятали. И всё, как будто мы её настоящие родители. Хотя мне эта Катька даром была не нужна. Хорошо у Гришки тогда бизнес в гору шёл. Он нянек целый штат взял. Я к этому делу не прикасалась, — широко зевнув, нехотя рассказала Нинка. — А вообще, старче, надоел ты мне. Шёл бы ты отсюда. Мне опохмелиться надо, трубы горят. Вали, вали, говорю.
Такое поведение Нинки возмутило Макара до глубины души. Пусть Катюшка и приёмная, но нельзя же так относиться к ребёнку. Зверская бесчеловечность! Хорошо, что Нинка не забеременела. Ей просто противопоказано быть матерью. Но Гриша, господи, Гриша, почему же ты на ней женился, неужели не было достойных девушек. Теперь нет ни Гриши, ни Катюшки, а вот эта стерва жива. Калёным железом прошлась Нинка по сердцу Макара.
«Но я не отступлю», — сам себе сказал дед и сжал кулаки – не уйду я, пока она мне всю правду до конца не скажет».
— Ну чё, застрял, вали, говорю! – закричала Нинка на деда, пока тот не мог совладать со своими эмоциями.
— Нет, я не уйду, — твёрдо сказал Макар – я знаю, что есть собственный ребёнок у Григория.
Макар Иванович наивно думал, что обескуражит Нину этим заявлением. Но ничего подобного не произошло. Нинка только нагло ухмыльнулась.
— Ты и про это знаешь, — изумился дед.
— А то! – улыбнулась Нинка, обнажив ряд жёлтых, гнилых зубов.
— Говори! – закричал Макар.
— Денег дай – скажу. У меня горючее заканчивается, — хохоча, заявила Нинка.
Дед Макар аж в лице переменился.
— Чё, опять бить собрался, старый. Если ещё раз ударишь, я в уголовку на тебя донесу. Посадят твою дряхлую задницу на тюремные нары.
Нинка загоготала пуще прежнего, когда увидела, как рука деда потянулась к кошельку.
— Да, что ты там копаешься, — Нина бесцеремонно выдернула из кошелька Макара несколько купюр и тут же запихала себе в карман.
— Ну, говори, — зло нахмурившись, процедил дед.
— Вообщем, слушай сюда, — наклонившись к уху Макара, зашептала довольная собой Нинка.
Ощущение шуршащих бумажек в кармане приятно согревало её пропащую душу.
— Была у Гришки любовь-морковь ещё со школы. Любка Зайцева. Когда расстался с ней, слёзы горючие себе на кулак наматывал.
— Тогда почему расстались? – удивился дед.
— Так я появилась у них на пути. Не, а чё, я такого мужика перспективного упускать буду? Ни за что! У Григория тогда ведь бизнес в гору пошёл, денежки завелись. А мне того и надо. Кто же знал, что он потом прогорит.
Дед Макар обескураженно смотрел на Нину и думал про себя:
«Ну и стерва продажная! Так безжалостно ломать жизнь людям из-за денег не каждый сумеет. Вот за это судьба по ней катком и прошлась».
Заметив осуждение в глазах деда, Нинка лишь издевательски усмехнулась, и стала распаляться ещё пуще прежнего.
— Чё, старый, клянёшь меня? У твоего Григория рыльце тоже в пушку. В два счёта о своей невесте забыл, купившись на поддельные фотографии о её измене. Вот так я удачно избавилась от Любки. А потом, спустя много лет, Гришка какую-то родственницу этой Любки встретил. Та и поведала, что Любка родила от него, дочка растёт. Гришка как шальной сделался. Вроде даже адрес её раздобыл. Как подорванный полетел навстречу, в ДТП попал и в ящик сыграл.
Негодование завладело Макаром, лишь только он услыхал такие отвратительные речи от Нинки. Он знал, что душонка у неё гнилая, но чтобы настолько…
Даже представить не мог. Просто чудовище, а не человек!
Дед затрясся от внутренней дрожи со страшной силой. Понял, что теряет землю под ногами.
— Ты убила моего сына своей наглой ложью! Ненавижу тебя! – в отчаянии заголосил Макар.
— Да ну, я убила? – невозмутимо сказала Нинка – А у него, что своей башки на плечах не было? Это он мою жизнь испохабил. Долгов наделал, меня почти что с нулем оставил. Вот и спилась я. Теперь водка для меня как наркотик и соскочить с него ни почём не получится.
Нина обвела осоловевшим взглядом Макара, да прогонять его стала:
— Надоел ты мне, старче, до чёртиков. Ещё раз повторяю – иди отсюда! Разве не видишь, плохо мне, нужно срочно лекарство принять.
Дед застыл как вкопанный. Никогда он ещё не видел, чтобы женщина, с позволения сказать баба, так водку лакала. А Нинка как ни в чём не бывало, пошатываясь, поплелась к холодильнику, выудила оттуда бутылку водки и прильнула к ней, как ребёнок к соске.
— Ну, ну, шевели копытами, — произнесла Нинка, прихлёбывая водку, словно воду.
— Я уйду, — промямлил Макар, — только адрес мне скажи, где Люба Зайцева живёт, мать ребёнка Гриши.
— Чего? – Нинка аж присвистнула от неожиданности – Я тебе адресное бюро что ли? Не знаю, где она живёт и знать не хочу. Понял, ты?
Макар не нашёлся, что ответить и на ватных ногах вышел из квартиры. Внутри у него всё тряслось, он никак не мог себя усмирить, привести мысли и чувства в порядок. В подъезде внезапно защемило сердце. Дед опустился на ступеньку лестницы, едва дыша. Запрокинул голову.
— Дедушка, Вам плохо? – услышал он подле себя тоненький детский голосок.
Перед ним стоял мальчонка лет восьми, участливо глядел на него большими серыми глазами.
— Нет, мальчик. Сейчас будет лучше, спасибо тебе, — тихо сказал Макар, нащупав в кармане сердечные таблетки.
Он всегда носил их с собой, мало ли что. Сунул таблетку под язык, почувствовав привкус горечи во рту.
Посидел несколько минут.
«Отпустило малость… Не цепляйся ко мне, смертушка сейчас. Подожди, родимая, меня в гроб заколачивать, — беззвучно заговорил дед. – Мне ошибку сына нужно исправить. Его дочку, свою внученьку разыскать. Вот найду её, брошусь на колени, прощение буду вымаливать за то, что без любви отца и деда росла. Быть может, простит она нас. Вот тогда и помирать мне не страшно будет. И Гришина душа неприкаянная успокоится».
Так думал Макар, сам себя успокаивал. По старческому, морщинистому лицу текли слёзы. Слёзы бессилия за упущенные годы, когда не видел свою кровиночку. Он едва переставлял ноги, когда, наконец, вышел из подъезда, и опустился на скамейку во дворе.
«Где же мне найти эту Любу Зайцеву и дочку её? Господи, где она живёт? Всё равно, что иголку в стогу сена искать,» — запричитал дед.
Вдруг внутренний голос вновь заговорил внутри Макара. Дед даже вздрогнул от неожиданности:
— Ну что, Макар, опять голову повесил? Тебе такое дело большое совершить предстоит, а ты сник. Давай, соберись. Сейчас же! Сын смог адрес найти, и ты найдешь!
«И правда, – подумал дед, — я же бывший участковый как никак. Должен Любу отыскать. И точка».
С чего начать? Ломал голову Макар и никак не мог сообразить. Всех тех, с кем он работал, давно уже нет. Кто на пенсии, от дел отошёл, а кто в землице сырой лежит. Печально вздохнул дед и тут его осенило. А ведь слыхал он, что сын Егора, напарника, с которым он в участковых ходил, в полиции в городе нынче работает. Игорёк, кажется его зовут. Двоечником и хулиганом в школе слыл, а вырос человеком стал.
Всеми правдами и неправдами Макар Иванович добрался до первого попавшегося ему полицейского участка. Было воскресенье. Молодой дежурный Котов совершенно не рассчитывал на работу в этот день и безмятежно «зависал» в телефоне. Его дремотное времяпрепровождение прервал дед Макар, который, тяжело дыша, подошёл к окну дежурного.
— Милок, помоги старику. Мне нужен Игорь. Игорь Захаров. Он должен работать в полиции.
— Ну ты чего, издеваешься, дед, что ли? Знаешь, сколько отделений полиции в городе? Где я буду искать твоего Игоря? И к тому же сегодня выходной, никого нет. Один следователь и тот на вызове. Приходи завтра. Все на месте будут. Давай, давай, на выход, — невозмутимо спокойным тоном ответил Котов.
— Можно я подожду следователя и у него спрошу? – тихо попросил дед.
— Нет, нет, не надо мне здесь посторонних, иди давай, — продолжал гнуть свою линию дежурный.
— Но… — Макар так опешил, что не смог больше вымолвить ни слова и понуро поплёлся к дверям. — Господи, да за что же такое наказание? Чем я тебя прогневал? – вскрикнул дед и с ужасом почувствовал, что силы покидают его.
Макар, едва закрыв за собой дверь, сполз по ступенькам вниз и потерял сознание. Очнулся дед от яркого света, бьющего в глаза. Только открыв их, он понял, что свет – это солнце, пробивающееся сквозь не плотно задёрнутые шторы на окне. Макар почувствовал нежное прикосновение женской руки к своей руке, а потом услышал негромкий девичий крик и топот каблучков:
— Степан Афанасьевич, он пришёл в себя, глаза открыл.
— Очень хорошо, Людочка. Сейчас иду.
— Я в больнице, доктор? – спросил Макар, увидев белые стены.
— Да, мил человек… Макар Иванович, что Вы себя вообще не бережёте? Сердечко совсем прохудилось. Очередной гипертонический криз пережили. Если бы не вовремя подоспевший полицейский, то неизвестно, чем бы всё закончилось.
Седовласый врач пристально взглянул на деда и покачал головой. Словно отец, отчитывавший нерадивого сына. Дед оживился, вспомнив всё, что произошло с ним до больницы.
— Мне в полицию нужно… – хотел крикнуть Макар, но вместо крика получился слабый стон.
— Господь с Вами, Макар Иванович, какая полиция? Вам нужен абсолютный покой, — возмутился врач. — Не нужен мне покой, тем более абсолютный. Найдите мне этого полицейского, который вызвал скорую. Заклинаю Вас! – взмолился дед так, что врач даже отпрянул от него.
— Да, хорошо, хорошо, я всё сделаю. Вы только успокойтесь, пожалуйста.
Заведующий кардиологическим отделением Степан Афанасьевич Кравцов не рискнул больше испытывать терпение этого странного деда. С ними сложно, со стариками. Жизнь прожить, не поле перейти.
Макар Иванович, убедившись, что его просьба будет исполнена, замолчал и отвернулся к стене. Ночью он почувствовал, что слёзы мощной волной вновь подступают к глазам. Но нет, не бывать этому! Не раскисать! Он должен держаться, из-за всех сил, пока не добьётся своего.
«Видишь, сынок, я держусь. Смерть снова пыталась меня настигнуть, но увернулся я от неё. Всё ради тебя…» — беззвучно шептали старческие губы.
Ему послышался голос сына. Наверное, ночной ветер принёс слова:
— Я горжусь тобой, батя. Ты всё сможешь. Я в тебя верю.
Степан Кравцов сдержал своё слово. Уже на следующий день в палату к Макару постучался молодой, подтянутый полицейский.
— Макар Иванович, можно?
— Да, — взволнованно ответил дед, предчувствуя что-то невероятное. Интуиция его не обманула.
— Я старший следователь Игорь Захаров, — только успел сказать вошедший мужчина.
«Господи, это же Игорёк».
Макар встрепенулся, он чуть не подпрыгнул на кровати, хотел было броситься к полицейскому.
— Тише, тише, Вам нельзя волноваться. Расскажите, почему Вы хотели меня видеть?
Душевный трепет деда передался Захарову. До боли пронизывающий рассказ Макара глубоко тронул сердце следователя. Сострадать способны не все, а вот Игорь Захаров смог.
— Дорогой Макар Иванович, Вы простите нас, особенно за равнодушный приём в полицейском участке. Нельзя никогда терять человеческое обличье, даже людям в форме. Разрешите, мне Вам помочь. Я попытаюсь найти Любовь Зайцеву и её дочь, а результаты сразу сообщу Вам.
— Спасибо, Игорёк, — с благодарностью ответил дед – Раньше сам мог это сделать. А теперь вот силы уже не те, болезни замучили. Помереть боюсь раньше, не успокоив душу сына.
— Что Вы, Макар Иванович, отдыхайте. Вы в своё время на славу поработали. Папа рассказывал. А теперь моя очередь. Клянусь, что помогу Вам. Очень этого хочу.
«Хорошего сына воспитал Егор — подумал дед – а я видно своего недоглядел, раз он такую судьбу выбрал. Но ничего, сынок, на том свете у нас жизнь будет лучше. Я это точно знаю».
Весь день Макар ждал звонка от Игоря, хотя понимал, что ещё рано, нужно время, чтобы всё выяснить. Но он всё равно ждал, пока сон не сомкнул его веки.
Но зато на следующий день Игорь пришёл ни свет, ни зря. Дед даже не успел выполнить свои обычные утренние процедуры.
— Как Вы, Макар Иванович? – участливо спросил следователь.
— Всё хорошо, Игорёк. Боженька смилостивился надо мной, вот и живу. Неспроста, наверное, ты пришёл. Есть новости? – с замиранием сердца спросил дед.
— Есть…- несмело протянул Захаров.
Макар почувствовал неладное. Снова неприятно защемило в груди. Неужели опять неудача?
— Что у тебя, Игорёк? Скажи правду, не щади меня. Я ради сына и внучки всё снесу и выстою. Нашёл ты Любу Зайцеву? Можно с ней поговорить? – с надеждой в голосе спросил дед.
— Нашёл, но поговорить с ней нельзя. Она на кладбище уже пять лет, умерла от острой сердечной недостаточности, – как можно мягче сказал Игорь.
Но это не помогло. Слёзы вновь потекли по лицу деда, несмотря на все усилия их сдержать. Игорь подошёл ближе и взял старика за руку. Такая забота Макара об умершем сыне покорила его сердце.
— А дочка Любы? Её тоже уже нет на этой земле? – ни на что, не надеясь, спросил дед.
— Нет, она жива. Когда мать умерла, её отдали в детдом, так как других родственников не было. Её зовут Маргарита, сейчас ей семнадцать лет, — на одном дыхании выпалил следователь.
— Маргарита… Какое прекрасное имя, — следом за Игорем повторил дед, — как же я хочу её увидеть. Ей почти как Катюшке, чуть больше на годок.
Игорь, увидев, что лицо деда просветлело, а слёзы перестали катиться по его щекам, сказал:
— Маргарите не нравится в детдоме. Без счёту раз она сбегала. Её снова находили и возвращали. Последний раз вернули месяц назад. Сейчас она там. Я поеду к ней сегодня и всё расскажу.
— Нет, Игорёчек, не нужно. Я сам хочу поехать к Рите и всё рассказать. Мечтаю сердцем почувствовать, что это моя внученька, — твёрдо решил Макар.
— Но как же можно? Вы ведь в больнице, — с тревогой воскликнул следователь.
— Можно. Меня врач обещал сегодня выписать. Подлечили и хватит, не хочу я здесь залёживаться, в немощного старика превращаться. Не волнуйся за меня, Игорёк. Ты – отличный парень, помог деду. Спасибо тебе, — еле сдерживая нахлынувшие эмоции, сказал Макар.
— Но Маргарита – сложный подросток, наверное, сладу с ней никакого нет, — не успокаивался Игорь, беспокоясь о деде.
— Не страшно, Игорь, справимся. И не с таким справлялись. А знаешь, что по-настоящему страшно? На могилы к своим детям приходить. Не дай Бог тебе когда-нибудь такое испытать.
После ухода Игоря Макар Иванович почувствовал небывалый прилив сил. Сам диву давался. Во всём теле ощущалась лёгкость, будто крылья за спиной выросли. Врачи только рукам развели, удивляясь чудодейственным изменениям в здоровье деда. Конечно, всё это произошло, благодаря Маргарите.
Он мчался к внучке на всех парах. Наверное, также как когда-то торопился к дочке его сын Гриша. Только не погибнет он, доберётся. И хоть пенсия у Макара небольшая, не стал он дожидаться автобуса, взял такси.
Вот уже, волнуясь, стоит возле серого, обшарпанного здания детского дома. Следователь Игорь Захаров позаботился о том, чтобы деду не пришлось заново выворачивать душу перед директором детдома, объясняя своё появление здесь. Макара уже ждала у входа приветливая женщина средних лет, одетая в строгий деловой костюм.
— Здравствуйте, Макар Иванович. Меня зовут Елена Юрьевна, я директор детского дома. Мне следователь Захаров всё про Вас рассказал. Пройдёмте ко мне в кабинет, — с улыбкой произнесла она.
Дед удивлённо взглянул на женщину, улыбнулся в ответ и засеменил следом. Когда Макар зашёл в кабинет, он обомлел так, как никогда в жизни. Радость мощным потоком хлынула в каждую клеточку его организма. У стола сидела худенькая девушка с короткой стрижкой и фигурой подростка. Когда она обернулась на звук открывшейся двери, дед еле удержался на ногах. Ему показалось, что сейчас он сойдёт с ума. Прямо на него смотрели глаза сына Гриши. Такие же лучистые, пронзительные, света небесной синевы.
«Это твоя, твоя внучка…» — снова прорезался внутренний голос Макара.
А он нисколечко в этом и не сомневался. Эти глаза он узнает из тысячи, миллиона, миллиарда глаз.
Девушка встала из-за стола и неуверенной походкой подошла к Макару.
— Кто Вы? – робко спросила она.
— Я, Макар Иванович, твой дедушка…
Сказал Макар и сам себе не поверил. Он даже раньше мечтать не мог, что когда-нибудь после смерти Катюшки сможет произнести такие слова.
Маргарита с недоверием глянула на деда, не нашлась, что ответить.
— Я понимаю, тебе сложно сейчас всё это воспринимать. Не так должна была жизнь твоя сложиться. Но ты прими всё, что сейчас происходит. Просто прими. А спустя время, может быть простишь деда и отца. Смотри, что у меня есть, — сказал Макар и вытащил из кармана фотографию Гриши.
Девушка внимательно посмотрела на фото и произнесла лишь одно слово:
— Похожи…
— Да, да, конечно, похожи! — обрадовался Макар, крепко сжимая руку Риты, в своей руке.
Спустя полгода Рите исполнилось восемнадцать лет. Она долго думала, соглашаться или нет на предложение деда Макара быть вместе. Всё-таки не было столько лет в её жизни никого ближе матери. Наконец, согласилась. И ни капельки об этом не пожалела.
Вскоре Маргарита поступила в медицинский институт и во время каникул всегда приезжала к деду Макару. Прикипела душой к этим удивительным местам как когда-то сам Макар Иванович.
Сегодня у деда удивительно счастливый день. И даже не прекращающийся с утра дождь его не омрачит. Ведь сегодня на очередные каникулы приезжает Рита. Когда она вошла, дед кинулся к ней как подорванный:
— Осторожно, дедушка. Цветы помнёшь, — произнесла Маргарита.
— Цветы? – удивился Макар. – Мне?
— Нет, папе. Пойдём сходим к нему.
Сказать, что дед изумился – ничего не сказать. Он был счастлив невероятно. Ведь Рита впервые заговорила о Грише, как о своём отце. Вот это было чудо!
— Пойдём, конечно, дорогая. Заодно и Катюшку навестим, — заспешил дед.
Тихо на сельском кладбище. Лишь слышен шум дождя и редкие перелёты птиц. Гриша и Катюшка вместе под одним памятником. Для Макара Катюша навсегда осталась родной, а не приёмной внучкой.
— Здравствуй, папа, — тихо сказала Рита.
Положила цветы возле памятника, провела рукой по фотографии и замолчала, неотрывно смотря на фото. Глаза были настолько живыми, что девушке показалось, что отец хочет заговорить с ней. А ведь так оно и было. Гриша очень хотел, но мысленно сказал это отцу, с которым у него прочная незримая нить.
«Спасибо, батя. Горжусь тобой и люблю».
Макар ничего не смог ответить, лишь поднял голову и сквозь застилавшие глаза слёзы взглянул на небо. В эту же секунду дождь прекратился и землю озарило солнце.
— Папа услышал тебя, Рита. Видишь, что произошло, посмотри вокруг — сказал дед.
— Да, — ответила девушка.
Крепко прижалась к морщинистой щеке деда и поцеловала её.
— Мы будем вместе, всегда вместе, — прошептала она, — всё только начинается. И завтра будет новый день.
0 Комментарий