Бабушка каждый день подавала милостыню нищенке с младенцем. А когда увидела лицо ребёнка — обомлела

Тамара Ивановна медленно брела вдоль стеллажей огромного сетевого супермаркета, разглядывая полки с разноцветными упаковками.

Сюда она ходила каждый день, как на работу. Нет, ей вовсе не нужно было много продуктов, чтобы кормить большую семью. Семьи у нее не было вообще. Именно поэтому, пожилая женщина каждый вечер сбегала из невыносимого одиночества своей малогабаритной двушки, в залитый светом торговый зал.

В тёплое время года было легче. Спасали посиделки на лавочке с дворовыми кумушками. Но, зима не оставляла выбора и Тамара Ивановна полюбила экскурсии в новый супермаркет. Здесь было людно, вкусно пахло кофе, играла приглушенная музыка. А все эти продукты в ярких упаковках, напоминающих детские игрушки, радовали сердце, заставляли улыбнуться.

Старушка повертела в руках баночку клубничного йогурта, сощурилась, пытаясь прочитать название и состав и вернула на полку. Такая кисломолочка, с её мизерной пенсией была не по карману. Но посмотреть то не возброняется. Оглядывая царящее на полках изобилие, она унеслась мыслями в те, уже далёкие времена, когда продукты нужно было доставать. Вспомнила длинные очереди к прилавкам, за которыми лютовали, приставленные к дефициту продавщицы. Припомнила толстую серую, почти картонную бумагу, в которую заворачивали покупки, и улыбнулась своим мыслям:

— Хорошее было время.

Тогда, она воспитывала дочь. И чтобы её порадовать, Тамара Ивановна готова была выстоять любые очереди. Мысли о дочери заставили сильнее забиться сердце. Женщина остановилась у низкого холодильника с замороженной рыбой. Тяжело оперлась о него рукой. В памяти всплыло смеющееся лицо её Ирочки, с копной вьющихся рыжих волос, огромными серыми глазами, россыпью веснушек на носу и веселыми ямочками на щеках.

— Красивая была девочка, — грустно подумала она и, под неодобрительным взглядом продавца-консультанта, поплелась к прилавку с хлебобулочными изделиями.

Ирочка – единственная её отрада в жизни, выросла девочкой смышленой. Рано смекнула, что работа не для неё, ведь на красивую жизнь не заработаешь. Вот и связалась с жильём, промышлявшим суррогатным материнством. Говорила ей Тамара Ивановна, что не доведёт это до добра. Только кто же в двадцать лет матерей слушает? Был бы жив отец – другое дело. А, так…

Как осмелились негодяи вовлечь в это дело девку-первородку, женщине было невдомек:

— Да всё хорошо будет, — смеялась Ирочка, поглаживая округлившийся животик.

А мать горестно качала головой:

— Как ребёнка отдавать то будешь? Ведь девять месяцев в тебе — родной. Свой ведь!

Ирочка только отмахивалась:

— А я уже сейчас думаю, что это не ребёнок, а хорошие денежки. Помогает.

А потом были сложные роды и Ирочку не сумели спасти. По правде говоря, не очень то и старались. Её дочь умерла через три дня после рождения малышки от острого перитонита. Родившуюся девочку сразу отдали родителям. Деньги, конечно Тамаре Ивановне не выплатили. Не с ней имели дело, не с ней и расчёт. Похоронила она дочь и разом осиротела. Из родственников – никого. Словно в густую патоку погрузилась и предпочитала не выныривать. Так легче.

И вот сейчас она отрешённо брела к хлебному отделу:

— Нужно хоть что-то купить. Чтобы не подумали, что она здесь на прогулке.

Взяла булку бородинского. Нащупала в кармане мелкие монетки, двинулась к кассе. На сегодня развлечений достаточно, можно идти домой. Заранее отсчитала нужную сумму, отдала кассирше без сдачи, а остальное зажала в кулачке.

«Сейчас она выйдет через стеклянные двери к парковке и увидит её.» — заволновалась старушка.

Эту молодую попрошайку, Тамара Ивановна заметила на второй день, после открытия супермаркета, почти месяц назад. Тогда она совершала первую свою экскурсию и зорко примечала всё вокруг. Чем нищенка привлекла внимание пожилой женщины, самой было непонятно. Возможно своей, бросающейся в глаза, юностью и трагичностью неподвижной позы. А может быть, тем как она бережно и крепко держала младенца.

— Как умудрилась так опуститься? На пьянчужку, вроде, не похожа, — думала старушка, приближаясь к знакомой фигурке.

Опустила в стоявшую рядом баночку приготовленную мелочь и обратилась к попрошайке:

— Доченька, тебе не стыдно милостыню просить? Руки–ноги целы. Почему не работаешь?

Молодая женщина жалко скривилась, видя, как несколько прохожих спешат мимо, не сумев подойти к ней из-за загородившей дорогу бабки.

— Бабушка, спасибо за копеечку. Но, идите своею дорогой. Мне нужно собрать побольше, иначе беда.

Пожилая женщина горестно покачала головой и поспешила отойти. Не хотелось быть назойливой и читать морали. Она решила помочь и помогла, как сумела. Никому не было до этого дела. Ни милиции, ни органам опеки. Все настолько привыкли к просящим милостыню, что на них никто не обращал внимания.

Всю дорогу до дома старушка никак не могла выбросить из головы нищенку с ребёнком. Серые глаза молоденькой женщины казались странно знакомыми и голос… Эти интонации, она точно уже где-то слышала. Но, где? Тамара Ивановна силилась вспомнить, напрягая память.

Захлопнув за собой входную дверь, скинула невысокие теплые боты. На ходу включила свет и пошла с хлебом на кухню. Спустя пятнадцать минут, она прихлебывала из любимой чашки горячий сладкий чай, закусывая кусочком бородинского хлеба с тонким ломтиком колбасы.

— А она там голодная совсем, на таком холоде, — подумала горестно пожилая женщина, — да, что за жизнь-то такая? Как бы ребёнка не заморозила.

Выглянула в окно, пытаясь разглядеть видную из кухни фигурку молодой женщины, и замерла в испуге. Девушку довольно грубо заталкивали в машину двое мужчин неприглядной наружности. Старушка, было, метнулась к телефону, звонить в полицию. Но замерла:

— Не сделать бы хуже.

Вернулась к окну, но площадка перед магазином уже была пуста. Решила дождаться утра. Ведь номер машины она все равно с этого расстояния не разглядела. Тамара Ивановна проворочалась всю ночь. Всё думала, всё ли в порядке с девушкой и ребёнком. А под утро, ей приснился странный сон.

Дочь её, Ирочка, стояла у двери в супермаркет с ребёнком на руках. Посинев от холода, дочь крепко прижимала к груди крохотное тельце. Увидев их, Тамара Ивановна бросилась с объятиями. Желая укрыть собой, отогреть. Но, застывшая Ирина не реагировала:

— Мне не холодно, мама. Её забери.

Старушка приняла из рук дочери ребёнка и откинула прикрывавший лицо уголок тёплого одеяльца. Оттуда на неё глядела большая кукла со знакомым кулоном на шее. Пожилая женщина вскрикнула и проснулась. Обвела комнату взглядом. Остановила его на висевших напротив настенных часах:

— Ох и заспалась я сегодня. Уже девять!

Она быстро поднялась и поспешила к окну. Девушка с ребёнком были на прежнем месте, справа от двери супермаркета:

— Все нормально, — выдохнула старушка и широко перекрестилась.

Был канун нового года. На улице лютовал серьёзный мороз:

— Девочка стоит уже больше часа. До вечера напрочь замёрзнет, – испугалась Тамара Ивановна.

Она достала хлеб, быстро сделала бутерброды с колбасой. Налила в небольшой термос сладкого чая и пошла одеваться. Увидев спешащую к ней старушку, нищенка явно занервничала. Прикрыла теплым платком синяк на виске. Оттолкнула протянутый ей пакетик с бутербродами:

— Да, что же вы делаете, бабушка? Я ведь и сегодня достаточно денег не наберу, — расплакалась она, — погонят из подвала. Куда я с ним? – кивнула на шевелящийся в руках конверт с ребёнком.

Но пожилая женщина не собиралась сдаваться. Силой забрала из рук попрошайки малыша:

— Ешь. Я старая, меня тоже жалко. Будут подавать – не нервничай.

Девушка улыбнулась одними глазами и взяла бутерброды. Устроилась на скамейке поодаль и жадно набросилась на еду. Она совала хлеб в рот и глотала, почти не жуя. Давилась и кашляла, с тревогой глядя на раскричавшегося в чужих руках ребёнка. Быстро запихнула в рот последний кусок, залила его чаем. Отряхивая крошки, поспешила к старушке:

— Спасибо вам. Теперь до семи достоим, а там нас заберут.

Тамара Ивановна подозрительно покосилась на нищенку:

— А малой-то как же?

Девушка кивнула в сторону двери:

— В женский туалет пускают покормить. И я, когда совсем замёрзну, в торговом зале отогреваюсь. Все оговорено, не волнуйтесь.

Весь остаток дня, старушка то и дело подходила к окну, тревожно глядя на столбик, висящего за окном термометра. Мороз крепчал. К пяти вечера, она налила банку, сваренного борща и отправилась в супермаркет на ежедневную экскурсию. Проходя мимо фигурки молодой девушки, поставила к ногам угощение, сунула в баночку приготовленную заранее мелочь, заговорщицки подмигнула и поспешило в спасительное тепло торгового зала.

В этот раз она не собиралась задерживаться. Нужно было прикупить колбаски и соленых огурчиков на традиционный новогодний оливье:

— Конечно, шикарного праздничного стола не получится, пенсия мала, -думала Тамара Ивановна, — но и с пустой тарелкой сидеть не придётся.

Мало-помалу, она уже собрала в холодильнике все необходимое для скромного застолья. Выходя из магазина, пожилая женщина не увидела нищенки на прежнем месте. Отсутствовала и банка с борщом:

— Наверное, кушает где-то, — поняла старушка, улыбнулась и поспешила к дому.

Сейчас она нарежет закуски, поставит запекать в духовку карпа и будет накрывать на стол. Вдруг, кто из пожилых соседок решит навестить в новогоднюю ночь. Время близилось к десяти, когда Тамара Ивановна вновь выглянула в окно и поежилась от веявшей стужи. Ей хотелось убедиться, что девушку уже увезли домой в тепло. Скользнув взглядом по веселым огонькам, светившейся перед торговым центром ёлки, она замерла. На лавочке под заливавшим всё ярким светом, фонарем сидела знакомая фигурка. Судя по вздрагивавшим плечам, та горько плакала. Женщина заметалась по дому.

Через два часа новый год, а под окнами замерзает человек. Она накинула на плечи теплый платок и, как была в домашних тапочках побежала по лестнице вниз. Остановилась возле попрошайки, переводя дыхание:

— Почему ты до сих пор здесь, — попыталась унять грохочущее сердце и плюхнулась рядом.

Девушка подняла залитое слезами лицо:

— Мне некуда больше идти, — произнесла скорбно, — Бабушка! — в глазах девушки затеплилась надежда, — позаботьтесь о нём, пожалуйста.

Она сунула в руки старушки, истошно кричащий кулек. Сползла с лавки и медленно поплелась в сторону трассы. В голове у Тамары Ивановны помутилось. Намерения молодой женщины стали предельно ясны. Не так уходят в счастливую жизнь.Тяжело поднявшись, она из последних сил рванула за ушедшей. Настигла и развернула к себе:

— Ишь, что удумала, а ну ка марш, — указала в направлении высившейся невдалеке пятиэтажки и вернула ребёнка матери.

Схватила округлившую глаза девушку за руку и потянула за собой. Уже в тёплой комнате, Тамара Ивановна забрала малыша и стала разворачивать возле включенного обогревателя:

— Как зовут, то? – кивнула на ребёнка и осеклась, уставившись на мелькнувший среди одежек кулон.

— Мишка, — девушка проследила за её взглядом, — не украла кулон, не беспокойтесь. Это всё, что у меня осталось от мамы.

Пожилая женщина испуганно оглянулась на нищенку. Ойкнула и осела на стул. Этот медальончик она не спутает ни с чем, ведь сама подарила его покойной Ирочке. Тогда, на её шестнадцатилетие, у Тамары Ивановны было туго с деньгами. И она отнесла ювелиру, доставшуюся от мамы старинную брошь с красивой подвеской. Тот долго цокал языком, не решаясь пустить на лом ценный раритет. Придумал сделать из подвески кулон. А за саму брошь дал денег, на которые была куплена золотая цепочка. И ещё осталось на небольшой банкет для друзей дочери в кафе. Девушка сняла верхнюю одежду и просительно смотрела на пожилую женщину:

— Можно мне в душ? — Получила положительный ответ и пояснила, — специально повесила Мишке на шею. Меня-то часто обыскивают.

Пока девушка купалась, Тамара Ивановна пила валерианку:

— Значит эта нищенка, её внучка? Но, этого не может быть. Вот так поворот!

Потом, она уложила покормленного мальчонку на диван и усадила гостью за накрытый стол:

— Алина? –словно невзначай окликнула пожилая женщина оробевшую девушку.

Та удивленно вскинула брови:

— Да. Откуда Вы знаете?

Тамара Ивановна неопределенно махнула рукой:

— Услышала, должно быть. Ты ешь, ешь.

Она почувствовала на лбу холодную испарину. Сомнений не осталось, она приютила собственную внучку. Ведь именно это имя выбрали заказчики для неродившейся ещё дочери, которую носила Ириша. Девушка благодарно улыбнулась, восхищенно обвела взглядом выставленные яства и робко стала есть. Пожилая женщина смотрела на неё пристально, отыскивая родные черты:

— Рассказывай, Алина. Что же с тобой случилось?

Девушка, будто ждала этого вопроса. Не переставая жевать, заговорила сбивчиво и быстро. Словно освобождая душу от давно копившейся боли.

По её словам, до пяти лет она жила с папой и мамой. У неё было всё, даже собственный маленький пони. Вспоминая об этом, Алина мечтательно прикрыла глаза. Потом родители стали ссориться и вскоре развелись. Девочка осталась с матерью, которая в один из дней просто отвела её в детский дом и написала отказную. Почему так получилась, Алина не поняла. Из красивой и сытой сказки, её в одночасье выкинули, как ненужную вещь.

Двенадцать лет, девочка провела в приюте, а потом их выпустили во взрослую жизнь. С положенной воспитанникам квартирой, обманули – поселили в шедшем под снос бараке. Там она и познакомилась с Васькой – сантехником. Когда он узнал, что Алина в положении, просто исчез. Барак расселили, ей разрешили остаться в ветхом жилье до родов. А после, выяснилось, что её новенькую квартиру, уже кто-то занял. Добиваться своего, девушка не умела. Да и не смогла бы – ребёнок на руках. Так и оказалась на улице.

Она стала скитаться по вокзалам, просила милостыню у метро. Там её и заприметил Игорёк Сизый, крышевавший бездомных. Красивая попрошайка с ребёнком должна приносить неплохие деньги, решил он. Поэтому сразу предложил жильё, в обмен на собранную за день милостыню. Стали они с сыном жить в большом подвале огромной многоэтажки с такими же, как сами побирушками. Много их там было разных: и калек, и больных. Правда, театральных нищих было намного больше. Театральными называли тех, кто рисовал себе синяки и раны, надевал накладные горбы и беременные животы. Отличные актеры, они приносили хозяину хорошие деньги, в отличие от не умевшей клянчить Алины.

Дни шли за днями. Утром нищих развозили на точки, а вечером с выручкой собирали. Всё было бы ничего, условия сносные. Но, в последнее время, на неё стали давить: мол, денег мало выручаешь, и ребёнок постоянно орёт. Остальным отдыхать мешает. И вот сегодня, за ней не приехали. Бросили на произвол судьбы…

Девушка горестно уставилась в полупустую тарелку:

— Спасибо Вам. Не знаю, как бы мы пережили эту ночь, — она положила вилку и зевнула в кулачок, — Утром мы уйдём, не сомневайтесь. Мне бы только немного поспать.

Алина откинулась на спинку стула и почти мгновенно уснула. Тамара Ивановна, разбудила девушку и отвела на кровать. Устроив Мишку рядом с ней в глубоком кресле. Пожилая женщина сидела за новогодним столом, улыбаясь говорившему речь президенту. Конечно, она не отпустит внучку с сынишкой ни завтра, ни послезавтра — никогда. Пусть живут с ней – так будет правильно. В подходящий момент, она обязательно расскажет им, кем является на самом деле. Поможет девочке встать на ноги и вырастить сына. А пока, пусть она успокоится, обживётся в нормальных условиях. Натерпелась!

Под бой курантов, Тамара Ивановна наполнила рюмочку и отхлебнула сладкой настойки:

— Спасибо тебе Новый Год за негаданное счастье. Прощай одиночество, у нее снова есть семья!