Дед Иван уже месяц ходил в больницу, как на работу. Люба, его Любонька, тяжело болела. Вначале её в районной больнице всё от желудка лечили, а потом вдруг всполошились чего-то врачи — в город направили. А тут доктора только плечами пожали — ничего уже нельзя сделать, поздно обратились.
— Да как же поздно! — возмущался дед Иван, — Люба уже год к нашим врачам ездила, ей всякие таблетки назначали, а лучше не становилось.
— А надо было к нам требовать, чтобы направили. — отвечали областные доктора, — а теперь уже ничего сделать нельзя.
— Совсем ничего? — горестно вопрошал старик.
— Ну, можно радиологию попробовать, но это вряд спасёт, — честно отвечали врачи.
— А вдруг поможет? — хватался за последнюю соломинку дед Иван, — вдруг чудо случится?
Пожилой доктор, заведующий онкологическим отделением, ничего не ответил на слова деда Ивана, только головой покачал, но направление на лечение выписал.
Люба, которая ждала Ивана в коридоре, только вопросительно посмотрела на мужа, когда он, бледный как мел, вышел из кабинета.
— Ничего, Любонька моя, ещё повоюем! — сказал он, пытаясь улыбнуться.
— Ваня, а может домой? — робко спросила Люба, — устала я от этого всего. Помереть спокойно хочу.
— Ты это мне брось! Помирать она собралась! — Иван строго сдвинул брови, хотел казаться спокойным, а сердце так и колотилось в груди у старика, — ты про меня подумала? Как я без тебя? Доктор сказал лечиться — значит, будем лечиться!
Люба слабо кивнула в ответ. Прав муж — как она его бросит? Всю жизнь вместе, уже более пятидесяти лет женаты. Конечно, надо пробовать всё…
И вот сегодня, после нескольких недель лечения, Любе стало хуже. Иван сидел на лавочке в парке у больницы и вспоминал всю их жизнь. Как женились они с Любой, вся деревня гуляла на их свадьбе, как потом Андрюшка родился. Хороший сынок у них был. Один — единственный, больше не смогла Люба родить. А потом Андрюшка в девяностые на Север поехал на вахту. И там его камазом придавило. Домой хоронить привезли. Ох, думали тогда Иван с Любой, что рядышком с сыном лягут в могилу. Тяжело очень было, но спасибо соседям — помогли беду пережить, ни на минутку одних не оставляли.
А потом Иван с Любой как-то свыклись с мыслью, что никого у них на этом свете больше нет. Андрюшка ведь семью не успел создать, внуками не порадовал. Вот и жили все эти годы Иван с Любой друг друга поддерживая. А тут новая беда. Вот как он, Иван, один без Любушки своей будет?..
Нет, нет! Вырвет он её из лап смерти!
Но силы не равны. Смерть сильнее оказалась. Умерла его Любушка следующей ночью. Деду Ивану позвонили из отделения. И он ещё долго сидел, осознавая случившееся. Один, совсем один остался. Зачем?
— Всё? — спросила Алла, двоюродная племянница Любы, которая приютила старика на период лечения жены.
— Все. — горестно кивнул Иван седой головой. — как будто сердце у меня вырвали.
— Ладно, дед Иван, чего убиваться, — вздохнула Алла, — тут надо думать, где хоронить бабу Любу будешь. В городе сильно хлопотно. И дорого.
— Я домой повезу Любушку мою, рядом с сыночком положу.
— А ты представляешь, сколько это стоит, — хмыкнула Алла, которая каждую копейку считала, прижимистая была.
Она ведь и деда Ивана на постой не бесплатно пустила, платил он ей по пятьсот рублей за сутки. Алка вообще ещё та барыга была. Жила одна, имела свой магазинчик, и каждую копейку складывала. Куда копила — не понятно. Смерть тётки её не расстроила, только озаботила — теперь ещё с этим Иваном возиться. Она ведь сразу хотела отказать ему в постое, когда они в город приехали, да есть в ней что-то человеческое, пожалела. Но с похоронами возиться — это уже перебор!
— Жечь мою Любушку? — воскликнул Иван, когда Алла про кремацию сказала, — да как же это? Не по православному. Нельзя так.
— Дед Иван, да ты чего как совсем тёмный рассуждаешь? А ещё в партии состоял, — усмехнулась Алла, — сейчас многие так делают. Удобно это. Сможешь потом урну с прахом с собой в деревню взять и похоронить, где хочешь. Ты пойми, так менее затратно будет. Вот как ты тело повезёшь?
Долго старик упирался, но когда понял, что жену могут похоронить, как бомжа какого-нибудь на городском кладбище, то согласился. Снял с карточки последние сбережения и отдал Алле, чтобы та всё устроила.
Племянница покривилась, но делать нечего — поскорее бы ей спровадить старика.
Вскоре дело было сделано. Вышел дед Иван из крематория, бережно прижимая урну к груди и посмотрел беспомощно на Аллу, которая уже на часы поглядывала.
— Значит так, дед Иван, — деловито сказала она, — через два часа твой поезд. Я вещи в машину твои уже бросила, поехали на вокзал.
— А ты со мной не поедешь? — робко спросил старик, — похороним Любу в деревне по-человечески.
— У меня дела, — раздраженно ответила племянница, — сам там как-нибудь. Соседи помогут. У вас же в деревне все там собираются на такие мероприятия. А мне некогда.
Старик только кивнул в ответ. От горя сил не было что-то отвечать.
— Да чего ты урну так к себе прижимаешь? — вздохнула Алла, — вон уже люди на нас косятся. Давай я тебе сумку дам, в неё и поставишь.
И она вытащила из багажника автомобиля небольшую старенькую дорожную сумку.
— Я туда твои вещи столкала, вот так урну поставим, крепко будет. Не рассыплется, — приговаривала она, пока дед Иван пристраивал баночку с прахом между своих маек и штанов.
Как же горько ему было. Это что же получается? Он Любу свою с бельём в сумке везёт? Но другого варианта не было.
— Ничего, ничего, милая, — шептал старик уже в поезде, поглядывая на сумку, — ты потерпи, вот приедем домой, и я тебя устрою как положено.
Так случилось, что в отсеке для вещей на месте деда Ивана разместил свои сумки, сосед сверху. Но старик не стал скандалить, чтобы он всё убирал. Ничего, он свою сумку у столика разместит. Ему так и спокойнее — всё на глазах у него. Вот и ехал он, всю дорогу глядя в окно, одной рукой сумку придерживая. Жизнь свою с Любой ещё раз вспоминал.
Напротив, него ехал молодой мужчина. Он тоже угрюмо смотрел в окно, молчал, часто вздыхала и о чём-то думал тяжёлом — видно было, как изредка даже слезу вытирает.
К вечеру все в вагоне стелить постели начали, только дед Иван да попутчик его-сосед с нижней полки так и сидели. А верхние соседи уже заснули, даже похрапывали.
— А вы чего это грустите? — около них остановилась проводница, — спать ложитесь. Или может быть вам чаю принести? Дедушка, вам же до Куличек ещё ехать и ехать. Устанете же.
— Спасибо, — отказался попутчик деда Ивана, — ничего не надо.
А Иван даже головой не повернул, весь в своих мыслях был. О Любе.
— Может быть, правда, спать хотите? — спросил Ивана попутчик, — давайте я помогу вам расстелить постель.
— Нет, сынок, не надо, — покачал головой старик, — я вот тут в уголочке, мне удобно.
— Да чего вы сумку всё держите? Не бойтесь, не упадёт, крепко же стоит.
— Крепко…в ней, сынок, вся моя жизнь, вся моя ценность. Драгоценная сумка. — вздохнул Иван, — мне так спокойнее.
И дальше в окно глядит. Не заметил он, как его попутчик встрепенулся, на сумку смотрит, о чем-то своём думает. А поезд дальше едет, постукивают мерно колёса.
Деда Ивана сморил сон, склонил он голову на столике и забылся. А попутчик его только этого и ждал. Осторожно потянул на себя сумку, рука старика безвольно упала вниз. Тогда вор схватил крепко сумку и тихонько поднялся с места. А тут и крупная станция. Его станция. Выскочил он из вагона и смешался в толпе с пассажирами, спешащими на свои поезда…
Очнулся Иван от тяжёлой дремы, хвать — а сумки нет! Закричал старик не своим голосом, заплакал. Весь вагон переполошил. Прибежала проводница, ничего понять не может — пассажир о какой-то Любушке говорит. Что в сумке была.
— Не пойму, собаку вы что ли там везли? — удивилась проводница.
— Да какую собаку! Жену, — зарыдал Иван и сбивчиво всё рассказал.
Полицейские прибыли, протокол составили. Вот кто мог украсть эту злополучную сумку? Тот самый попутчик? А ты попробуй докажи. Да и зачем ему прах?..
Насилу как могли успокоили деда Ивана, поезд дальше пошёл. Всю дорогу плакал старик — не уберег он свою Любушку, даже прах её не довёз…
А в это время вор в парке при свете фонарей, с удивлением рассматривал содержимое сумки. Старик о ценностях каких-то говорил. А где они, эти ценности? Штаны да майки и баночка какая-то. Вор приблизил её к лицу и ахнул — да это же урна с прахом. Вот о какой ценности старик говорил! Видно, очень дорогого человека потерял. Мужчина сел на лавочке и заплакал. Ну что же за невезучий он такой? Даже украсть толком ничего не смог…
Никудышный он, правильно жена говорит. Ни заработать, ни украсть не может…
Николай, как звали попутчика Ивана и вора, ехал в тот раз тоже из больницы. Там, в областном центре, в детском гематологическом отделении, лежала его пятилетняя дочка. Полгода уже как бьются они с болезнью. Всё, что можно было сделать по квоте, уже сделали. А лучше Насте не становилось. Врачи предлагали попробовать новое лечение. Но оно уже платное. А у Николая и Тани, его жены, таких денег не было. Они и так за эти полгода что могли продали, в кредит влезли. Лечение до этого хоть и было по квоте, но помимо этого кучу всего самим покупать приходилось. И сейчас Таня в городе осталась на съёмной квартире, а он домой поехал — решать, где еще деньги достать.
Вообще они с Таней любят друг друга, поддерживают. Но болезнь дочери вымотала обоих. И вот в этот раз Таня крикнула ему в сердцах, что никчёмный он, недотёпа. Другой бы давно нашёл деньги.
А он… а он простой учитель математики в средней школе. И заработать где-то ещё, кроме школы, не может. Нет, он и таксовал по ночам, и на стройке в выходные работал, но это не те деньги, которые можно заработать на операцию. Николай бы никогда не решился на преступление, но тут как чёрт попутал. Старик с его признанием о ценностях. Вот и подумал Николай, что эти ценности его дочке нужнее будут, чем старику. А потом?
А потом пусть его судят. Отсидит! Лишь бы Настю спасти. А в сумке оказался прах! Николай закрыл глаза. В голове набатом стучало: «Вор, вор.»
Он усмехнулся — было бы что воровать. И тут мелькнула другая мысль, которая повергла его в ужас: а как же там сейчас старик? Он ведь совершенно не подумал о нём. Все мысли были о больной дочери. А ведь старик так бережно прижимал к себе сумку, боялся упустить. Очень ему был дорог человек, прах которого он вез. И, получается, не доглядел. Хоть бы удар не хватил.
Николай искренне начал переживать за незнакомого ему старика. Угрызения совести всё больше и больше мучили его. Своим вот этим дурацким поступком он может стать повинным в смерти человека. Нет! Нет! Он не хотел так!
Николай судорожно соображал. Так, проводница говорила что-то про Куличики. Да, Николай знает, где это. Но на поезде ему нельзя ехать. Явно его уже ищут. Можно на автобусе. Точно! Есть автобус, который идёт ровно мимо этих самых Куличиков. Это соседний район. Да, утром Николай первым же рейсом поедет к старику, найдёт его и передаст эту злополучную сумку. Он все объяснит… а там — будь как будет!
Он буквально добежал до дома, пару часов передохнул и помчался на автовокзал, осторожно придерживая ту самую сумку. Лишь бы успеть. Лишь бы старик от переживаний не свалился…
А дед Иван, выйдя из вагона, долго смотрел ещё вслед уходящему поезду. Сердце болело. Не уберег. Вот что теперь он людям скажет? Где свою Любушку потерял? Как к Андрею на могилу пойти сможет, что он ему скажет? То, что маму его в банке по дороге потерял?..
От мысли, что вор где-то выбросил прах жены и по нему теперь топчутся люди, Ивану совсем горько сделалось. Ох, непутёвый он, непутёвый.
Кое-как добрался он до своего дома, зашёл в комнату и рухнул на диван. Так и пролежал почти до обеда — и сон не шёл, и встать сил не было.
В окошко кто-то осторожно постучал. Иван вздрогнул — вот и пришли люди, он ведь звонил из города Марии, болтливой своей соседке, рассказал, что Любы больше нет и что кремировать он её будет. Сейчас Машка понесёт по деревне. Все его судить будут, а то и смеяться. Ну хоть бы помереть что ли?
Но сердце старика билось настойчиво и ровно. Иван с трудом встал с дивана и, шаркая ногами, пошёл открывать двери. На пороге стоял вчерашний попутчик. Старик, увидя его, даже пошатнулся.
— Ты? — только и смог произнести он, — зачем?
— Простите меня! — прошептал Николай, — не знаю, что на меня нашло. Но когда я заглянул в сумку, то понял, что не смогу с этим жить.
И он, обливаясь слезами, всё рассказал Ивану — и о болезни дочери, и о деньгах, которые нужны на лечение.
— То есть, если бы там драгоценности были, ты бы не вернул? — горько усмехнулся Иван.
— Не вернул, — честно признался Николай, — я бы оплатил операцию дочери, а потом бы уже пошёл в полицию, потому как жить с таким грузом не смог бы.
— Как ты нашёл меня?
— Да проводница же говорила, куда вы едете. А тут я в магазин зашёл. Описал вас, сказал, что вы сумку в поезде оставили. Вот мне люди и подсказали, где вас искать. Сказали, что у вас жена умерла.
— И что в сумке им сказал?
— Нет, ничего я им не сказал…
Они помолчали. Потом старик позвал Николая в дом, тот вначале отказывался, но Иван настоял.
— Вот поможешь мне с Любушкой все уладить. Тогда и будь свободен. Я в полицию позвоню, скажу, что перепутал, сумку в городе оставил. А потом забыл. Вот и устроил переполох в поезде. Это чтобы у тебя проблем не было.
— А Любушка — это кто? — осторожно спросил Николай, — я правильно понимаю…
— Да, это и есть моя жена. Это её прах в сумке.
Старик дрожащими руками открыл сумку, достал урну и прижал к груди. Дома его Любушка! Потом соседи пришли, быстро все организовали и назавтра прах Любы похоронили рядом с сыном — и могила, и крест, всё как положено у Любы теперь было.
Николай всё это время был рядом с Иваном, помогал старику поддерживал его. После поминок собрался он было на автобус, да Иван задержал его.
— Разговор у меня к тебе серьёзный есть, — тихо сказал он, — я всё это время думал, как поступить. Но Люба бы меня поддержала. Присматривался я к тебе, вижу, ты неплохой человек. Во внуки мне доводишься, а вон уже в голове пряди седые. Не от хорошей это жизни. От горя на чёрное дело пошёл. Ради ребёнка. Это понять можно.
Народ уже разошёлся, соседки, домыв посуду, тоже убежали, остались Иван и Николай вдвоём. Старик закрыл входную дверь на крючок, поковылял к погребу. Долго там возился, что-то отодвигал, звенел ключами, потом вылез. А в руках небольшая шкатулка -старая, резная, лаком покрытая.
— Что это? — удивился Николай.
— Это…а это приданое моей Любы, — грустно улыбнулся Иван, — всю жизнь мы с ней это богатсво в погребе прятали, я там даже тайник небольшой сделал.
И он откинул крышку шкатулки. Перед глазами Николая блеснули камни.
— Бриллианты? — недоверчиво ахнул Николай и даже качнулся от неожиданности.
— Они родимые! — вздохнул Иван. — Им уже почитай больше века.
И рассказал он такую историю…
Бабушка его Любы еще до революции работала в одном богатом доме. Полиной её звали. Хозяин ювелиром был. Потом волнения начались. Дом ювелира подожгли как-то ночью. Хозяева в спешке убегали, что могли похватали и — на поезд. Говорят, за границу хотели уехать. Но уехали или нет — никто ничего не знает. Вперёд всего, сгинули по дороге, потому, как если бы живы были, вернулись бы за этой шкатулкой. А её Полина нашла. Прямо запнулась об неё в прихожей, когда убегала от огня. Видно, выронили хозяева, когда собирались в спешке. Полина сразу смекнула, что в шкатулке, и никому не сказала. Спрятала дома. А потом революция, советская власть. Полина так и не смогла камни эти продать. Боялась, что обвинят её невесть в чём. Своей дочке отдала, а та уже своей. Вот так и оказалась шкатулка у Любы. Но и она ничего с камнями не сделала. Ни к чему они были.
— Мы жили как все, понимаешь, — объяснял Иван Николаю, — я в колхозе бригадиром был, Люба в столовой работала. Нам хватало денег. Когда перестройка началась, думали, что сыну эти камушки сгодятся. А с ним беда вышла. Вот и лежали они в тайнике. Видно, своего часа ждали.
— Какого часа? — не понял Николай.
— Тебя они ждали, бестолочь! — ругнулся беззлобно Иван, — чтобы дочке твоей помочь.
— То есть вы хотите сказать, что отдаёте мне эти бриллианты? — не поверил Николай.
— Именно! — Иван многозначительно посмотрел на мужчину, — сможешь ими правильно воспользоваться, значит, спасешь дочку.
Николай упал на колени перед Иваном и заплакал, руки ему потянулся целовать, да старик ругаться начал — мол, лишнее это.
— Я за вас молиться буду! — прошептал Николай, — и вся семья наша.
— А вот семью ты сильно в детали-то не посвящай! — усмехнулся Иван, — меньше знают, крепче спят. Продай камни по-тихому. В город езжай, найди нужных людей и продай.
— Да как же мне их найти, этих людей? — задумался Николай.
— А это твоя забота, парень, я чем мог, помог тебе, — только и сказал Иван…
На следующий день Николай уехал от деда Ивана и подался в столицу. Неизвестно, как, но ему удалось продать камни и получить за них приличные деньги. Этих денег хватило на лечение Насти, ещё и осталось. Вначале Николай хотел их себе оставить, но потом он вспомнил, сколько несчастных родителей бьются сейчас, чтобы спасти своих детей, и просто перевёл все деньги на счёт клиники — пусть они помогут другим ребятам.
Через год Настя была совершено здоровым ребёнком, Николай и Таня были счастливы. Теперь в их семье вновь мир и спокойствие.
Татьяне всё же Николай рассказал, откуда взялись деньги. Таня одобрила поступок мужа — всё правильно он сделал, лишнее им не надо. Только вот переживала она — как там поживает тот старик, который так им помог. И однажды летним днём они втроём приехали в те самые Куличики.
Дед Иван сидел на лавочке, наблюдал, как воробышки купаются в лужице. Эх, жизнь! Даже у воробьев есть семьи, а он один. И никак его Люба к себе не позовёт.
Внезапно воробышки разлетелись в разные стороны. Старик удивлённо поднял глаза. Рядом с ним стоял Николай с симпатичной молодой брюнеткой и девочкой лет шести, очень похожей на Николая.
— Здравствуйте, дед Иван! — улыбнулся Николай, — а мы вот приехали к вам в гости. Это Таня и Настя. Мои девчонки.
— Извините, что без предупреждения, — улыбнулась и Таня, — просто мы телефона вашего даже не знали, чтобы позвонить поблагодарить вас.
— За что? — приподнял брови старик.
— Как за что! — удивилась Таня, — за помощь вашу.
— Да я-то чего! — отмахнулся Иван, — это всё буржуи… а это, и есть та самая Настя!
Старик улыбнулся девочке и полез в карман, достал карамельку.
— Бери, малышка, вкусные конфетки!
— Спасибо, дедушка! — улыбнулась Настя, а потом неожиданно для всех забралась к старику на колени, — вы такой хороший. Папа мне говорил, что вы самый добрый на свете. Я не верила. А теперь вижу, что это так и есть.
И она доверчиво посмотрела деду Ивану в глаза.
— Ну, что же, милая, пойдёмте в дом что ли, — смущённо ответил старик, — я вас чаем напою с дороги. Устали поди.
— Немножко, — призналась Настя.
И все вчетвером, весело переговариваясь, направились в дом…
Теперь дед Иван был не одинок. У него вдруг появился и внук, и внучка, и правнучка. Проживёт ещё старик. А Люба? Люба на него смотрит с небес и радуется. Всё правильно он сделал!
0 Комментарий