Евдокия Петровна Кирилова, она же — Кирилиха, она же — Дуня (так обращались к ней деревенские соседи), жила в доме одна.
Возраст у неё уже почтенный, ей было уже за восемьдесят, но на вид создавала впечатление шустрой работящей старухи. Ростом высоким не выделялась и была средней полноты. Выделяли её среди других пожилых женщин деревни необычно длинный нос, который при встрече сразу бросался в глаза, и слегка заметный старческий горб.
Жила Евдокия очень экономно и скромно, никогда не шиковала. В доме у нее всегда было чисто и опрятно. Так ей ещё при жизни отец с матерью жить наказывали: «За что с трудом возьмёшься, всё заблестит». Любила Кирилиха и сама так приговаривать. Женщина держала небольшое хозяйство: коза, несколько кур и уток, огород за домом. Работы она за всю жизнь никогда не боялась и вставала с утренними петухами, управлялась со всем сама. Летом в лес бегала: грибы и чернику собирала и в район на пункт приёма возила.
Деньги были небольшие, но Евдокию это не останавливало: «Не дома же на печи валяться мне!» — всегда отвечала она сочувствующим прохожим. Зимой варежки и носки красивые тёплые узорные из шерсти вязала и на рынок местный возила продавать. Шерсть ей по дружбе бесплатно соседка Маруся Тарасова (она же — Тарасиха) давала. Она кроме козы ещё держала пару овец. Люди рукодельные товары у Кирилихи покупали, а случалось и целый день просто так ничего не продав на морозе стояла. Уставшая Евдокия быстро вечером засыпала.
Проснувшись Кирилиха не сообразила сразу, что происходит: кто-то сильным ударом в грудь толкнул её на кровать и стал грубо заламывать руки. Свет фонарика бил прямо в лицо, из-за этого она ничего не могла видеть. Хотела закричать, но не успела, кто-то закрыл ей рот ладонью. От страха она сильно зажмурилась и думает: «Всё, убивать меня пришли». Пока один надел на голову Евдокии плотный тканевый мешок и засовывал ей в рот какую-то тряпку, второй связал ей канатной верёвкой руки и ноги. Кирилиха мысленно готовилась к смерти и читала про себя в голове «отче наш».
Потом обидчики отошли от неё и стали что-то искать в доме. То, что их было двое, Кирилиха поняла по шарканью их шагов. Она лежала и не издавала ни звука, в глубине души все же затеплилась надежда, что её оставят в живых. «Они видимо деньги ищут. А что если сейчас найдут? А потом что? Может быть уйдут, не тронут меня больше? Если бы хотели убить, то сразу бы меня придушили» — рассуждала в мыслях она. И в самом деле, видеть она не могла из-за тканевого мешка на голове, но отчетливо услышала, как они швыряли на пол тряпье, которым она накрывала сундук, а затем и брязнул о пол только что сломанный замок сундука и зашелестел полиэтиленовый пакет. Она этот шелест хорошо знает, т. к. частенько доставала этот пакет и пересчитывала отложенные и сэкономленные от пенсии деньги на чёрный день.
Каждый месяц несколько раз Кирилиха пополняла свои сбережения небольшими по номиналу купюрами: что-то от продажи козьего молока, что-то от проданных ягод и грибов, и пятнадцатого числа каждого месяца всегда часть пенсии поступала в поэлетиленовый пакет. И вдруг тишина. «Наверное разглядывают находку»- подумала Евдокия и мысленно просила Бога, чтобы они скорее ушли. И воры ушли, оставив Кирилиху лежать связанной на кровати и с мешком на голове. Она слышала, как они спешили, их скорые торопливые шаги постепенно затихали и отдалялись за окном её дома.
Время было ночь. Вокруг царила тишина. Дуня лежала и плакала от страха и обиды (деньги она копила не год и не два, а очень долго, во всем себе отказывала и откладывала). Но и в тот же момент была рада, что жива, рада, что эти разбойники не стали её терзать и убивать. Она попробовала перевернуться на бок и стало легче, ведь пока грабители были в доме Евдокия боялась пошевелиться лишний раз, чтобы не обратить на себя внимание, и боялась, что останется парализованной, руки и ноги и шея онемели. «Нужно только дождаться пока кто-нибудь из соседей прийдет», — успокаивала себя она. «Тарасиха должна зайти в семь утра, мы же с ней коз пасти договаривались», — вспомнила Кирилиха, но семь утра никак не наступало.
Вокруг тишина, рукам, ногам и всему телу холодно, всё знобит и немеет, по щекам текут слезы, дышать трудно, голова болит. Кирилиха чувствует как подымается давление, в горле ком слез, а во рту какая-то тряпка. Евдокии казалось, что эти несколько часов до утра — это вечность и Тарасиха уже не прийдет. Кирилиха лежала как в бреду и ей что-то стало то ли казаться, то ли сниться: они с соседкой Марусей в солнечный день сидят на травке в тени берёзки, а козочки их рядом пасутся на зеленой траве.
Вдруг подошли два рослых здоровых мужика и один орёт:» Давай деньги! Быстро!». Евдокия очнулась и задрожала ещё сильнее, подумала: «Опять грабители пришли, вернулись по мою душу, решили всё-таки меня добить». «Дунька, ты где? Спишь что ли? Коз пасти пойдём» — кричала соседка Тарасиха со двора. Кирилиха, расслышав голос подруги Маруси, сильно обрадовалась, но ответить не могла из-за тряпки во рту: получалось только тихое мычание. «С другой стороны, со двора обойди, Маруся. Со двора! Там дверь не заперта. Воры оставили её открытой», — мысленно подсказывала подруге Евдокия. Но соседка простояла у дверей несколько минут, потом постучала в окно и, не услышав ответа, ещё немного потопталась и стала кому-то звонить по сотовому: «Але, Иваныч, тут беда. Кирилиха померла, я ей стучу уже пол часа, а она не отвечает и телефона нет у неё. Можешь приехать? Делать что-то надо». Кирилиха была рада услышанному, хоть Тарасиха и записала её уже в умершие. «Значит скоро придут и освободят меня, надо ещё чуточку потерпеть», — думала Дуня.
Спустя пол часа затарахтел у дома мотор, по звуку похожий на машину председателя местного сельского совета Ивана Ивановича Цимбалюка. Этот звук в деревне все знали. Тут же Кирилиха услышала и голос соседки Маруси: она снова повторяла сказанное Цимбалюку по телефону. Они вошли в дом. Евдокию увидели не сразу, а только после того, как включили свет. Тарасиха ужаснувшись бросилась вызволять подругу:»Ой, живая! Кто же это тебя так, Дунечка?! Что за изверги это с тобой сделали?». Евдокия говорить не могла, и лишь после того, как ей достали тряпку изо рта и развязали руки, показала на стоящий на плите чайник с водой. Иваныч тут же сообразил и подал ей воды. Сделав пару глотков Кирилиха ещё сильнее разрыдалась. Минут сорок подруга Маруся её успокаивала, а Цимбалюк вышел на крыльцо покурить и разговаривал с кем-то по телефону. Вернувшись он спросил:» Ну что, Евдокия Петровна, рассказывайте, что случилось?». Евдокия всхлипнув произнесла:» Сбережения мои украли». «Сколько украли?»- переспросил Иваныч. «Четыреста восемьдесят пять тысяч!» — ответила Кирилиха. «Ого! Как выглядели-то эти хапуги?» — продолжал Цымбалюк. «Разглядеть я их не смогла, в глаза мне чем-то светили, фонариком кажется, по шагам только поняла, что вдвоём они были», — ответила вытирая слёзы Кирилиха. Цимбалюк сразу же позвонил в полицию и сообщил о случившемся.
Через полтора часа к дому Кирилихи подъехал полицейский автомобиль. Вышли из него следователь Огнев и местный участковый Пышко. Оба высокие, одеты по форме. Огнев работал в следственном отделе недавно. Его перевели сюда в район пол года назад, но отзывались о нем только положительно. Так как дел за пол года он раскрыл немало. Был строг и немногословен, но работу свою знал и посвящал ей всё своё время т. к. семьи у него пока ещё не было. Пышко был постарше и поленивее, но знал в этой округе каждую собаку и каждый куст. В его участок входило несколько близлежащих деревень. Участковым инспектором он работает здесь уже давно и поэтому Огнев часто обращался к нему за помощью. Опрашивали стражи закона Евдокию Петровну не долго, около пятнадцати минут, ещё столько же времени осматривали дом и взломанный сундук. Записав показания, Огнев и Пышко сразу же направились к дому Степки Белявого. У Степки Белявого гостил и его закадычный дружок Сашка Слон. Оба они не раз уже бывали за решёткой и на тот момент оказались оба в состоянии алкогольного опьянения. Именно их подозревал Огнев в разбойном нападении и ограблении Кирилихи. Обоих сразу же забрали и отвезли в районный отдел полиции. В деревне стали поговаривать, что ограбивших Кирилиху бандитов поймали. Никто и не сомневался, что ими были Степка Белявый и Саня Слон. В отделе их сильно прессовали заставляя расколоться и рассказать, где деньги.
Но эти двое стояли на своём, ещё и алиби себе обеспечили. В ночь ограбления они выпивали вместе с двумя подругами: Машкой Быкиной и Анькой Толстохиной, которые потом это подтвердили. А также их видел сосед Вася Бусел, который приходил ругаться из-за громко играющей ночью музыки, и также в последующем подтвердил участковому алиби Белявого и Слона. К вечеру их отпустили домой. Огнев был расстроен, что расследование заходит в тупик и решил ещё раз съездить к Кирилихе. «Вдруг я что-то упустил? В деревне больше некому грабить, здесь живёт-то всего несколько пенсионеров, да два этих рецидивиста-собутыльника и пару непутевых разведенок», — поразмышлял он сам себе. На следующий день он опять навестил Евдокию Петровну, чтобы опросить её более детально.
Кирилиха подтвердила, что воры были не пьяными, запаха алкоголя от них не было слышно. Тогда Огнев уточнил, не заметила ли Евдокия Петровна каких-либо странностей в ту ночь? «Да, мне показалось дивным, что грабители уж очень тихо в дом вошли, я даже не услышала», — ответила женщина. Огнев заметил в её словах зацепку и стал собираться в отдел, чтобы ещё раз всё проанализировать.
«Сынок, а ты деньги-то мои постарайся найти. Я ведь их на черный день собирала. Вдруг слягу или помру и ухаживать никто без денег не захочет и похоронить-то не за что меня будет», — запричитала Кирилиха.
«Постараюсь найти. Не переживайте, уходом за пожилыми людьми сейчас социальные службы занимаются. А у Вас что нет родных?» — поинтересовался следователь.
«Дочка есть»,- ответила Евдокия Петровна.
«Как её имя и фамилия? Где живёт?» — продолжал Огнев. Кирилиха назвала фамилию, имя, и сказала, что живет дочь здесь в областном городе. В точности указала адрес: улицу и дом.
Сумма была не вся, некоторую часть денег злоумышленники уже успели потратить. Елена позже призналась, что они с мужем хотели сделать ремонт в доме и купить новую машину, а денег на всё не хватало. Она считала мать скупой и просить денег у неё не стала.
Несколько месяцев назад Кирилиха была у дочери в гостях. Елена попросила мать сходить в ванную помыться. Та не хотя согласилась и заодно захватила с собой сумку, на что дочь обиженно сказала: «Мама, ты что? Зачем тебе в ванной сумка? Ты боишься, что мы тебя обворуем?»
Кирилиха послушала дочь и сумку оставила в коридоре на тумбочке, но зря. Пока мать была в ванной, Елена проверила сумку, обнаружила там деньги, а пересчитав их обомлела — без малого полмиллиона. «Она что святым духом питается, всю жизнь откладывает?» — удивлялась Елена. «Хотя почему святым духом питается, у неё ведь свой огород, небольшое хозяйство есть: коза и птица домашняя водится. Коммунальные платежи по-сравнению с городскими в деревне — мизерные. Пенсию после восьмидесяти лет старики получают повышенную. Матери уже восемьдесят четыре года. Куда ей эти деньги тратить? Вот и наоткладывала».
После отъезда матери в деревню деньги не выходили у Елены из головы. Она продолжала рассуждать:» Мать же стара и мало что соображает, а если она умрет или в беспамятство впадет? Так найдутся же и придут же «доброжелатели» и обшарят весь дом, найдут деньги и присвоят. И не докажешь потом никому, что эти деньги были. Просить деньги у нее бесполезно, всё равно не даст, скупа сильно стала, скорее удушится, чем дочери родной финансово поможет. Зачем тебе такие деньги, мама?!» И Елена решилась переступить черту…
Мужа долго уговаривать не пришлось, ему сразу понравилась идея быстрого пополнения семейного капитала. И они не мешкая двинулись на дело. Родительский дом Елена знала как свои пять пальцев, с закрытыми глазами там могла хорошо ориентироваться и найти то, что ей нужно. У них всё получилось быстро и ещё до рассвета они вернулись с деньгами домой.
Лишь одна мысль сожаления с ноткой злости крутилась в голове Елены: «Зачем мы спрятали деньги в этом проклятом гараже?!»
Хоть Кирилиху и стало подводить здоровье в последнее время (часто подымалось давление, усилился тремор рук и ног) на суд она все равно приехала. Елена в зале суда даже голову не подымала, чтобы не смотреть в глаза матери. «Ваша честь, это я во всём виновата, это я им денег не давала. Они это сделали, чтобы другие люди деньги не украли. Я ведь стара уже стала, помру скоро или, того хуже, лежачей стану. Детям ведь за мной ухаживать придётся и хоронить меня им предстоит. Не со зла они это сделали, отпустите их», — просила судью Кирилиха.
Судья только посмотрел в её сторону, ухмыльнулся мысленно словам Евдокии Петровны и огласил строжайший приговор…
0 Комментарий