— Катька-то ночью к старику бегала, и он так её приголубил, что она еле выползла

Павел Тимофеевич поселился в этих местах с месяц назад. В общем-то, больше того, что его зовут именно Павел Тимофеевич, деревенские жители и не знали. Просто в одно утро проснулся народ – и видит, что в дом на краю села кто-то въехал: из трубы дым валит, свет в окошках горит.

Изба эта пустая стояла почитай три года – как бабка Федора померла. Дети Федоры двери крепко накрепко заколотили, ставни закрыли и укатили в свой город. Люди тогда ещё удивлялись, что свет электрики не отрезают – вот зачем к дому провода идут? Ещё пожар случится. А дети Федоры, оказывается, решили материнский дом вроде как дачи использовать: летом ведь тут красота. Дом рядом с озером стоит, лес почти в огороде.

Но за три года ни разу и не приехали. Обнесли только двор высоким забором, чтобы никто не лазил – как будто для местных охотников это преграда. Но надо отдать им должное – никто ни разу туда не наведался. Видимо, действовало то, что сын покойной Федоры большая шишка в городской полиции. А дочка – в инспекции с условно осужденными работает.

И тут раз в начале апреля – появился кто-то в доме. Думали, явились или сын или дочка Федоры, но нет! К обеду за ворота вышел седой старик, лет так под семьдесят – прошлогоднюю траву у лавочки граблями собирает. Местные кумушки тут же делегацией направились в гости к новому жителю, думали: посидят за чаем, про жизнь поговорят. Даже для этого случая тортик вафельный купили. Но он их дальше калитки даже не пустил. Представился, сказал, что дом купил у сына Федоры, а потом, сославшись на срочные дела, во двор направился, захлопнув прямо перед носами любопытных старух калитку.

— Вот тебе и попили чайку, — фыркнула Галина Степановна, женщина в годах, одинокая, похоронившая уже пятерых мужей, и ещё бы не прочь выти замуж.

Павел Тимофеевич вполне подходил на эту кандидатуру. А что? Пенсия у него явно есть.

— Некультурный какой-то! – скривила губы Валентина Ивановна, она наоборот ни разу замужем не была, и в свои 69 лет очень гордилась этим.

— Одним словом, дикарь! – сделала вывод Таисия Николаевна.

У неё хоть и был муж, и глазки строить она никому другому не собиралась. Но посидеть за компанию всегда была согласна – ведь из этого потом столько можно информации извлечь. Не получилось…

Пошли старухи к Валентине думать, как этого Павла Тимофеевича к общественной жизни привлечь, да и разузнать о нём не мешало бы побольше.

Галина номер Аркадия, сына Федоры, отыскала и дозвонилась. Аркадий как раз срочными делами занимался, поэтому беседовать с землячками ему совсем некогда было.

— Павел Тимофеевич – хороший человек, — уверил он Галину, — он городской житель. Сейчас просто так обстоятельства сложились, что в деревню пришлось переехать. Так вы уж его не обижайте.

— Ага, обидишь его, когда он ни с кем вообще не общается, — усмехнулась Галина.

— Ну, характер у него такой, неразговорчивый он, сам по себе.

И Аркадий, сославшись на большую занятость, попрощался первым. Шли недели, месяцы… а про Павла Тимофеевича никто в селе ничего более не узнал.

Жил букой за высоким забором, даже толком в окна не разглядишь, чем он там занимается. На улице появлялся только когда в магазин надо, да на почту за пенсией ходил. Почтальонка Катюха предложила было домой ему пенсию приносить, а он отказался. Даже сколько у него пенсия никто толком не знал – Катерине ведь нельзя такие вещи разглашать. Хотя однажды по большому секрету шепнула в магазине, что почти двадцать тысяч Павел Тимофеевич получает.

«Завидный жених,– вздохнула тогда про себя Галина, стоявшая в магазине в очереди, — да видать, не судьба».

Вообще-то Катя не была болтливой девицей, просто тогда ляпнула, не подумавши. Если честно, ей ведь тоже было интересно, что за сосед поселился рядом с ней – её дом рядом был. Чисто по-соседски ей больше знать полагалась. Но кроме высокого забора она ничего в свои окна не видела. Иногда Павел Тимофеевич на лавочке сидел, понурив голову, в разговоры не вступал.

— Павел Тимофеевич, — как-то насмелилась Катя, — может быть, вам потолки побелить, я ведь помню, что у бабы Федоры потолки высокие, самому вам трудно там порядок наводить. А я бы все паутины убрала. Шутка ли – три года дом пустой стоял.

— Спасибо, Катерина, но не надо! – покачал головой Павел Тимофеевич, — я сам как мог, убрал.

— А может на счёт пенсии передумали? Мне не трудно вам домой заносить?

— А мне и на почту не трудно прийти, — улыбнулся старик, понимая, к чему клонит девушка.

Не договорились…

Несколько раз видели люди, как к дому скорая подъезжала. А что там у Павла Тимофеевича – не знали. На следующий день он вновь, как огурчик, у ворот то мёл, то траву подкашивал.

— Заплохело тебе вчера, Тимофеич? – участливо спрашивал народ.

Старик только неопределенно как-то кивал в ответ. И главное не узнаешь больше – фельдшера своего ведь в деревне почитай пять лет нет…

Лето было уже на исходе, когда узнали все же деревенские жители про нового соседа кое-что интересное. Все так рты и открыли!

Без Катюшки тут не обошлось. Письмо старику пришло заказное, срочное с уведомлением. Ждать, пока Павел Тимофеевич сам явится, почтальонка не стала, прыгнула на велосипед и помчалась от почты вдоль деревни. Как обычно, ворота у её соседа были заперты изнутри. Подняла Катюха такой стук, что все собаки в округе всполошились. Наконец вышел старик.

— Павел Тимофеевич, письмо вам! – Катя полезла в почтовскую сумку, — только надо ваш паспорт.

Старик мрачный какой-то был, кивнул и двери закрыл. Через минуту вышел на улицу с документом. И показалось Кате, что она стон услышала – вроде как из дома.

— Кто это у вас там? – удивилась она и немного напряглась, странный у неё сосед, ничего не скажешь.

— Никого, — отмахнулся Павел Тимофеевич, — где расписываться?

Катя заполнила бланки, дала старику расписаться и вручила письмо. Когда он вновь закрывал за собой двери, вновь показалось, что в доме кто-то стонет. Потом прислушивалась у забора, но ничего не услышала. Поняла, что старик просто двери в дом не закрыл, когда к ней выходил. А теперь там было все наглухо заперто.

Катюшка от природы была очень любопытной. Не плохая девчонка, но любила сунуть нос не в свои дела. А ещё смелая она. А как иначе?

Когда с шестнадцати лет самой пришлось жить в деревенском доме после смерти матери. Грустно это было – ведь в деревне женихов совсем нет. Вот и жила Катя одна. Нет, она всё-таки надеялась, что однажды в их деревню заглянет симпатичный паренёк и увезёт её с собой. Но время шло, а паренёк так и не показывался.

От скуки Катюшка и развлекалась тем, что на манер старух новости добывала. И вот решила она разведать – что же там происходит в доме таинственного соседа. Вечером того же дня вышла она на улицу, прошлась вдоль забора соседа – глухо, как в танке. Тогда с тылу решила зайти – с огорода. Там тоже забор двор закрывал. Но Катюшка заметила, что калитка в огород, где картошка росла, слегка от ветра болтается – видимо, забыл закрыть её Павел Тимофеевич. Толкнула она её – точно открыта! Крадучись, зашла она во двор и к окошку прилипла. Это окошко в спальне было. И вновь ей послышался вроде как стон чей-то, потом старик что-то забубнил…

Страшно стало Кате, она попятилась и задела ведро, что рядом стояло. Железная посудина с грохотом покатилась по дорожке, мощенной кирпичом. Девушка кинулась было к калитке, да тут дверь в дом распахнулась. Катя так и замерла на месте. На неё хмуро смотрел Павел Тимофеевич, растрепанный весь, седая борода в клок сбилась, рубашка на груди расстегнута.

— Ты чего здесь? – грубовато спросил он.

— Да я это… За солью пришла, — ляпнула первое, что пришло на ум Катерина, — у вас вон калитка с огорода открыта, я и зашла.

— А чего ты это кругами бродишь? – недобро усмехнулся старик.

И тут из распахнутой в дом двери послышался мужской голос: «Батя, ты где?»

И стон, полный страдания…

Павел Тимофеевич дернулся и внутрь подался, забыв про гостью, двери за собой не закрыл. Катя, превозмогая страх, шагнула следом…

В комнате царил полумрак – шторы задернуты, лишь ночник горел на тумбочке, пахло лекарствами. На разложенном диване Катя увидела мужчину. Укрытый простыней по грудь, он судорожно сжимал кулаки, скрежетал зубами и корчился от боли. Приглядевшись, Катя прикинула, что ему лет тридцать. Лицо у него осунулось, глаза впали, нос заострился – почти так покойники выглядят…

— Кто это? – ахнула она.

Павел Тимофеевич совсем забыл про любопытную соседку. Он смочил полотенце, положил на лоб мужчине. Услышав голос Кати, вздрогнул.

— А, это ты… Катя, ну зачем ты пришла? Зачем тебе всё это видеть? – с болью произнёс он.

— Кто это? – повторила вопрос девушка.

— Это сын мой Андрей, — тяжело вздохнув, ответил старик, – болеет он сильно.

Павел Тимофеевич достал шприц, набрал лекарство и сделал парню укол. Тот вскоре затих, заснул…

А Катя, замерев, так и стояла в углу.

— Что с ним? – прошептала она наконец.

— Пойдём на кухню, — глухо сказал Павел Тимофеевич, — что уж теперь. Всё равно всё видела. Так уж и быть, расскажу.

На кухне, закинув в чашки с кипятком чайные пакетики, поставив вазочку с конфетами на стол, старик кивнул – мол, садись…

И начал свой рассказ…

Павел Тимофеевич всю жизнь прожил в городе, работал в одном НИИ, жена была учительницей. Долго у них детей не было. И вот когда обоим уже за сорок было, вдруг случилась долгожданная радость – родился Андрюшка. Родители в нём души не чаяли. Парень рос хороший – умный, красивый. После школы решил в военный институт поступать. Родители хоть и не отговаривали, а в глубине души надеялись, что ничего не получится у Андрюшки – например, экзамены провалит или по здоровью не пройдёт. Не хотели они, чтобы единственный сын свою жизнь с войной связал. Но нет! Андрей поступил в высшее военное училище и с отличием его закончил. Десантником стал! Сильный, смелый – родители гордились им, и в то же время с замиранием сердца слушали каждую новость по телевизору: лишь бы везде было все спокойно, лишь бы их Андрюшку ни в какую заварушку не кинули. А он смеялся, когда родители по телефону ему свои опасения говорили.

— Мама, папа! Ну чего вы так переживаете? Я же учился воевать! Ничего страшного со мной не будет, даже если где и полыхнет.

И полыхнуло…

Вначале он не говорил родителям, что уже в самом пекле находится, а потом как-то позвонил Павлу и попросил только матери не говорить, что он на передовой.

— Батя, скажи, что я при штабе бумажки перебираю, пусть мама не волнуется, – попросил он.

— И долго ещё, сынок, бумажки перебирать? – тяжело вздохнув, спросил отец.

— Долго, батя, — честно признался Андрей.

Но всё для него закончилось быстрее, чем казалось. Ранило его тяжело, контузило ещё. Из горящего танка солдаты вытащили. Из госпиталя родителям позвонили и сказали, что сын в тяжёлом состоянии, надо быть готовыми к самому плохому. Матери это сказали. А Тоня ведь была в полной уверенности, что её сын в безопасности. Плохо у неё с сердцем стало, и через неделю умерла от инфаркта. А Андрея несколько месяцев полечили в военном госпитале, потом отправили в больницу поближе к дому. Раны-то залечили, а вот боль никуда не ушла, и эта боль только нарастала. Подержали его ещё несколько месяцев в больнице и выписали.

Вначале Андрей вроде бы и ходил, и разговаривал, а потом как скрутило его – даже встать не может, только от боли стонет. А врачи только руками развели — всё что могли, сделали. Выписали сильные обезболивающие и всё…

Павел от сына ни днём, ни ночью не отходил, сам уколы научился ставить, примочки всякие делал – а вдруг поможет. А сын от боли стонал так, что соседи по дому стали уже на Павла косо поглядывать. Потом высказали ему, что от стонов этих спать невозможно.

— Поймите, а у нас дети, они уже вздрагивают, когда Андрей стонет, — говорили соседи, опуская глаза.

И вот тогда решил Павел переехать в деревню. Аркадий был знакомым Андрея, он и предложил этот дом – может быть, от деревенского воздуха больному хоть немного полегчает.

Но легче и здесь не становилось. Павел решил никого не посвящать в подробности их с сыном жизни, всё равно никто не поможет. А лишняя жалость и все эти охи да ахи были ему не нужны. Несколько раз он пытался здесь сына в больницу положить. Но медики со скорой приезжали и честно говорили каждый раз – не возьмут Андрея в стационар, списали его уже…

Хоть лекарство в поликлинике выписывали – это уже было облегчение. А в последнее время скорая вообще не приезжает – говорят, чтобы не беспокоили их по пустякам, у них есть более важные вызовы. Вот Павел Тимофеевич сам и лечит сына, как может. Понимает, что скоро конец, но разве можно такое принять?

Катя слушала и только головой качала – как такое вообще может быть? Надо же что-то делать! И тут она вспомнила что-то, у неё даже руки затряслись от волнения.

— Павел Тимофеевич, может быть, это звучит глупо, но я могу попробовать помочь вашему сыну.

— Да как же ты поможешь, детка? – только грустно улыбнулся старик, — если врачи ничего не могут.

— Нет, вы послушайте…У меня бабушка была. Она травами занималась, людей заговорами лечила. Мама рассказывала, что иногда люди были одной ногой в могиле, а баба Поля их спасала.

— Так где твоя бабушка?

— Умерла… Но вы послушайте дальше! Она тетрадку свою оставила с разными заговорами, рецептами отваров всяких. Мама её хранила и мне передала. Я раньше во всё это не верила. А вот не так давно Гришка, пятилетний мальчишка, руку обварил. Его в больнице подлечили и домой отпустили. А рука всё равно болела. Мы с его мамой как-то разговорились, и я про бабушкино мастерство вспомнила, нашла заговор от боли, отвар один приготовила. Вот не поверите, а ребёнку сразу же легче стало. А через неделю вообще забыл, что рука болела.

— Так ты колдунья? – грустно усмехнулся Павел Тимофеевич, — милая девочка, я всю жизнь проработал в исследовательском институте, физик я… Не верю я в такие истории.

— Но ведь попробовать можно, — робко ответила Катя, — вы же в любой момент можете меня послать подальше.

Старик внимательно посмотрел на эту хрупкую девушку, которая в волнении сжимала руки, глаза её лихорадочно блестели…

А может быть, и стоит разрешить этой девчонке поколдовать немного? Может быть, и случится чудо? Ведь только на чудо теперь и приходится надеяться.

Павел Тимофеевич слабо кивнул в знак согласия. Катя сорвалась с места, убежала к себе домой, и вскоре явилась с толстой старой клетчатой тетрадкой и несколькими пакетами сухих трав – так же через огород…

— Ты здесь что ли будешь шаманить? – усмехнулся старик, — ладно, пробуй! Я уже так устал от всего этого…

Полночи Катя варила какие-то отвары, читала заговоры из тетрадки. К утру Андрей вновь начал стонать. Нужно было обезболивающее, но так часто делать его нельзя — это только погубит молодого мужчину. И вот тогда к нему подошла Катя.

— Сынок, — сказал Павел Тимофеевич, — тут вот девушка одна попробует тебе помочь…

Андрей от боли плохо, что понимал. А Катя попросила выйти Павла Тимофеевича – не хотела она, чтобы кто-то наблюдал за её действиями. И вот она чисто интуитивно начала делать свой обряд. В какой-то момент ей показалась, что её руки направляет сама бабушка. И вот уже Полина что-то шепчет над отваром, проводит по голове и плечам больного руками, потом даёт ему питьё…

Когда всходило солнце, Катя заканчивала бормотать какую-то молитву. Удивительно, прочитав один раз её из тетради, она запомнила её наизусть…

Андрей давно спал, его руки были расслаблены, он даже улыбался во сне. Катя внутренне выдохнула – получилось! Заботливо укрыв больного простыней, она вышла из комнаты. Силы её покинули, она еле двигалась.

— Андрей спит, — сказала она неожиданно хриплым голосом и схватилась за косяк двери от слабости, — я пойду, мне отдохнуть надо. Хорошо, что сегодня выходной на работе. Я вечером к вам ещё приду. Вы не против?

— Катя, ты так выглядишь… Краше в гроб кладут! Неужели так тяжело было? – прошептал старик, — если бы я знал, то не разрешил тебе. Ты же себя погубишь таким лечением! Не надо! Не мучай себя в первую очередь.

— Мне надо просто отдохнуть, — как зомби проговорила Катя, — а вечером я приду.

И старик больше не возражал.

Из его двора Катя вышла, покачиваясь. Деревенские, кто её увидел тем ранним утром, так и ахнули – вот зачем она была у этого нелюдимого старика? Неужели ночь у него провела?

— Катька, да ты еле ногами передвигаешь! – схватилась за сердце местная молодица Анна, — что он с тобой сделал?

— Анька, отстань, — отмахнулась Катя, — у тебя только пошлости на уме.

И к дому своему пошла…

А к обеду деревня гудела: Катька ночью к старику бегала, и он так её приголубил, что она еле выползла из его двора.

— Вот старик! Вот удивил! – ахали старухи-кумушки, — нет, сразу было понятно, что ненормальный какой-то! Маньяк!

— А Катька-то… Совсем с дуба рухнула! Вот извращенка! Нет, бы кого молодого нашла, к деду побежала! Фу! – возмущались кто помоложе.

А Катя вдруг решила никому ничего не рассказывать, вся ее болтливость куда-то исчезла. Она так прониклась историей Андрея, что теперь всей душой стремилась ему помочь. И в следующий вечер она пришла к Павлу Тимофеевичу, и потом еще, и потом…

Деревня бесновалась от того, что молодая девчонка к старику бегает. А что сделаешь? Раз мозгов у неё нет – свою голову не приставишь…

Через неделю Андрею стало полегче, обезболивающие уколы Павел Тимофеевич делал всё реже и реже. А потом наступил момент, когда про них и вовсе забыли. Андрей начал осознавать действительность, связно разговаривать и даже мог немного приподниматься. Катя всё так же ходила к нему каждый день после работы. Ночами уже не оставалась, потому как не было в этом необходимости.

За время лечения всю бабушкину тетрадь девушка выучила наизусть. Знала все составы отваров, научилась делать массаж.

Однажды баба Поля даже ей приснилась.

— Внученька, в тебе моя сила. – сказала она, — да силу эту зазря не растрачивай. Вот поможешь парню этому и будет…

То ли правда бабушка к ней приходила во сне, то ли просто подсознание Кати выдало, что нельзя свой организм так нагружать, но только послушалась девушка, и про своё умение никому не сказала. Она после этой истории как-то серьёзнее стала. А ещё Катя очень сдружилась с Андреем. Теперь, когда он пришел в себя, они много болтали, смеялись, шутили…

Павел Тимофеевич, глядя на них, только улыбался – он-то вперёд них всё ещё понял!

По снегу Андрей впервые вышел за ворота дома. Он ещё слабовато держался на ногах, но сила духа внутри только крепла. Катя была рядом, поддерживала его.

— Катюш, а как тут хорошо! – вдохнув свежего воздуха, сказал Андрей, — спасибо тебе…

— За что?

— За то, что могу вот так стоять, дышать…

— Да я что? – улыбнулась Катя, — Ты сам… В тебе проснулась жажда к жизни, вот и всё.

— А все твои травы, молитвы?

— Да забудь! – хитро прищурилась Катя, — будем считать, что тебе это приснилось.

И они засмеялись. Андрей покачнулся, Катя его подхватила, и они обнялись. На секунду замерли…

И впервые поцеловались…

Из двора на них смотрел, улыбаясь, Павел Тимофеевич. А на улице…

В этот день, казалось, гуляли все, кому не лень. И этот первый поцелуй Кати с Андреем видели все. Деревню вновь затрясло: что за парень? Почему с ним Катька целуется? Так это она к нему бегала! А откуда он здесь?

Много было домыслов, догадок, самых немыслимых предположений, пока сам Павел Тимофеевич в магазине не сказал во всеуслышание:

«Я ведь с сыном сюда приехал, болел он сильно, а Катя ухаживала за ним. А сейчас вот к свадьбе готовимся».

— Тимофеич, а чего ты все это время молчал? – удивилась Галина Степановна, — мы тут чего только не придумали. И, главное, Катька молчала!

— А чего болтать раньше времени? – только улыбнулся старик.

Больше Павел Тимофеевич не был букой и охотно общался с односельчанами – хороший вариант, вздыхали вновь пожилые кумушки. Но Павел Тимофеевич – крепкий орешек, ему и одному хорошо. А вот Андрею одному не гоже быть – он об этом сыну часто говорил. А тот только кивал в ответ – и не собирается он один куковать. Да, он старше её лет на десять. И работы у него тут нет…

Но он уже придумал – по весне фермерством займётся! Главное, чтобы Катя согласилась! А девушка только и ждала, что любимый замуж позовет! И он позвал!

После Нового года они с Катей сыграли свадьбу. Вся деревня гуляла на ней три дня. Весело было! Пусть теперь молодые живут счастливо!