Подселенец

Наташке через неделю надо было уже уезжать. Третий курс. Каникулы закончились.

— Давай к бабушке съездим на кладбище? Она очень ведь тебя любила, — предложила ей мама.

Собрали сумку: воду, перчатки, тряпочки. Решили заодно убраться. Потом зашли в магазин: купили печенья да конфеток. Было заведено оставлять помин на могилке.

Когда попали на кладбище, то уже вечерело. Вокруг было пустынно и тихо. Даже служителей на сельских погостах нет.

Быстро убрались. Пропололи сорняки. Собрали весь мусор в пакет. Наташа отошла поодаль, оставив мать побыть одной.

Лена сидела на скамейке минут пятнадцать. Ей было горько, но спокойно. Будто мамочка была рядом…

Солнце клонилось к закату. Нужно было возвращаться. Пошла по тропе, выискивая глазами дочку. Вот она, неподалёку: стоит у куста смородины, умудрился же кто-то посадить на кладбище, и лакомится крупными, величиной с черешню, ягодами.

— Наташа! — резко окликнула она дочь и стало жутко неприятно.

Та медленно повернула голову и так глянула на мать, что кровь застыла в жилах. А потом закатила глаза и повалилась на землю. А вокруг — никого. Переборола женщина в себе страх, дочь ведь родная, и стала приводить девочку в чувство. Получилось с трудом. Дочка ничего не помнила. Еле дошли до остановки и отправились домой.

С этого дня и начался ужас. Дочь много спала и постоянно плакала. Жаловалась на боль, тяжесть в ногах и холод. Она категорически отказалась ехать на учёбу.

Когда Лена, в очередной раз, пыталась успокоить Наташу, уговорить её, та сидела спиной к матери, у окна. И, казалось, ничего не понимала. Но в какой-то момент женщина услышала низкий, мужской, не громкий голос:

— Я никуда не поеду. Забудь. Жить буду с тобой и здесь.

Дочь обернулась и мурашки побежали по телу матери: тяжёлый взгляд из-под нависших бровей и чуть скривившая губы улыбка ввергли женщину в ужас. Она стала бояться собственную дочь.

По совету подруги позвонила по добытому ей номеру телефона. Мастер назначила встречу в местной часовне.

Но Наташа туда не пошла. Даже из машины её вывести не смогли. Откуда только силы взялись. Началась истерика:

— Что вы от меня хотите? Я не пойду туда. Там жарко, — голос менялся с нежного, девичьего переходил на низкий, мужской, заутробный.

Медиум отказалась с ними работать. Но посоветовала съездить к шаману:

— Он общается с духами. И такие случаи у него уже были. А я тут бессильна.

Шаман принял сначала Лену. Долго её расспрашивал. И только тогда велел привести Наталью.

— Ты думаешь, что я тебе что-то скажу? — ощерилась девушка в гримасе улыбки.

Шаман ходил вокруг, выставив перед собой ладони, как-будто сканируя пространство, вошедшую. И молчал.

— Мне тут хорошо, я выбрал её, — Наташа гримастничала, как пятилетний ребëнок.

Низкий голос не соответствовал нежной юной внешности.

— Ищите жильё. На трое суток. Ваша дочь на это время останется у меня. Я думаю — мы справимся. У неё серьёзный подселенец. Если не принять меры, то со временем эта сущность поселится в ней навсегда. И будет питаться энергией. И будет тогда уже поздно.

Через три дня шаман велел забирать девушку.

Наташа спала. Её пересадили в машину.

— Скажите своей дочери, что никогда и ничего нельзя есть с кладбища. И ещё… посещайте это место лучше в утреннее время, до обеда.

Потом уже вслед обернулся:

— Кто эта седая, приятная женщина со шрамом на левой руке, по имени Алевтина? Она из вашего рода и очень помогла мне.

— Это моя мама. Она очень любила Наташу при своей жизни, — Лена почему-то даже и не удивилась.