Вечер, начавшийся так давно, уже растворился в ночи, и нормальные люди сейчас досматривали свой десятый сон. Ну так это там, за окнами. А в роддоме ни дня не бывает, ни ночи. Акушеры это хорошо знают, да и роженицы тоже. И никто, что примечательно, на такой порядок не сетует.
– Ну давай ещё, милая! – ласково сказала Антонина Сергеевна.
Молодая женщина выдохнула сквозь стиснутые зубы. Рыжеватые пряди прилипли к вспотевшему лбу.
– Ты молодец, у тебя всё отлично получается, – подбодрила её акушерка. – Сейчас схватка пойдёт, и тужься изо всех сил, хорошо?
Роженица слабо улыбнулась.
– Постараюсь. Я поста…ра…юсь…
Она прикусила губу.
– Давай, тужься! Ещё-ещё-ещё! Молодец! Вот умница! Ещё чуть-чуть…всё!
Малыш рыбкой скользнул в тёплые руки Антонины Сергеевны, и тут же оглушительно закричал.
– Ох ты ж, громкий какой мальчик! – заулыбалась женщина, и как тысячи раз до этого, подумала о том, что каждый ребёночек, которого она приняла, а за сорок лет их было немало, становится немножечко родным.
Будто сама только что рожала его вместе с матерью.
– Ох, какой горластый! Богатырь у нас нынче на свет появился, да? А ну-ка посмотрим…
Она посмотрела в крошечное личико, и вдруг побелела и качнулась, едва не упав.
– Танечка, – подозвала она молоденькую медсестру, – ребёнка возьми, мне что-то…поплохело. Девушка быстро забрала у неё кричащего малыша, и уложила его на живот матери.
Рыжеволосая женщина счастливо вздохнула, и положила обе руки на детскую спинку. Мальчик был таким маленьким, что матери почти удалось спрятать его под ладонями.
– Привет, мой маленький, – прошептала она. – Марк, солнышко моё, здравствуй.
Антонина Сергеевна быстрым шагом пересекла этаж родильного отделения, свернула к лестнице, и только там, прижавшись к перилам лбом, разрыдалась.
– Тоня! Тоня, ты чего?!
Кто-то тряс её за плечи, снова и снова звал по имени, но кто это был – она так и не разобрала. Да и не стремилась. Слёзы, те самые, что подавлялись, прятались все пять лет, хлынули наружу, и сдержать этот поток было нечем. И наверное, незачем. Всё те же руки, кое-как помогли ей подняться со ступенек, а потом подталкивали, заставляя идти по коридору.
– Это тебя с устатку так кроет, Антонина, – слышался, словно бы издалека, женский голос. – Ничего, сейчас у меня посидишь, отдышишься, примешь пять капель, и домой отсыпаться. Я тебя провожу. Не бережёшь ты себя, а зря. Нельзя так пахать, чай не лошадь.
Хлопнула какая-то дверь, а потом в глаза ударил яркий свет. Неугомонные руки подтолкнули вперед, и Антонина рухнула в мягкое кресло.
– Вот так посиди, Тоня. Сейчас мы с тобой…отдохни. Чего стряслось-то?
Только сейчас акушерка поняла, что сидит в кабинете заведующей, а сама она стоит напротив, смотрит испуганным, чутким взглядом, задаёт вопросы. А как на них отвечать?
– Это же Васька! – без объяснений, сказала Антонина Сергеевна. – Васька мой родился!
И увидев, что заведующая её не понимает, всё-таки начала рассказывать.
– Ну не может такого быть, Антонина! – заведующая достала из тумбочки початую бутылку коньяка, щедро плеснула его в рюмку и придвинула к акушерке.
– Давай-ка залпом, как лекарство. Всё равно смена уже закончилась, так что…даже если даст в голову – не страшно. Ляжешь здесь на диван, и спи хоть до утра, ключи я оставлю… – она старалась говорить побольше, на любые темы, лишь бы рыдающая акушерка успокоилась.
Но Антонина только упрямо мотала головой и всё яростнее терзала в руках носовой платок, то затягивая на нём узлы, то развязывая их снова.
– Пей! – прикрикнула заведующая.
Сама взяла рюмку и поднесла её к губам Антонины.
– Ну! Открывай рот! Глотай!
Акушерка с трудом сделала большой глоток и тут же зажмурилась.
– Водой запей! – и тут же в руки ей сунули большую керамическкю кружку. – Запивай!
Антонина послушно отпила. Дышать стало легче. Заведующая посмотрела на неё с сомнением…
Акушеркой Антонина Сергеевна была просто отличной, тут и говорить не о чем. Сейчас таких уже нет. Не делают таких больше, это точно. Но вот возраст ведь уже такой, что…другие, правда, бывает и дольше работают. Ну так и запас прочности – он у каждого свой. В отпуск её, что ли, отправить?
– Может отдохнёшь недельки две? – озвучила заведующая только что пришедшую в голову мысль. – Заработалась ты, вон уже…а от усталости, Тоня, чего не примерещится. Это я тебе как специалист говорю. Не отдыхаешь ведь совсем, каждый день на работе, смена-не смена… вот и…
– Думаешь, я совсем с глузду съехала? – подняла глаза Антонина. – От старости ли, от усталости ли… Я же тебе говорю не мерещится мне! Да что ты, думаешь, мать да своё дитё чтоб не узнала? Брось, Софья! Не бывает такого!
– Какая мать, Тоня?! – почти закричала заведующая. – Какое дитё?! Его мать в палате лежит, от родов отходит! Ты же сама пацана и приняла! Тоня, опомнись ты, ей-богу, сама не знаешь, что мелешь!
– Это Васюткин сын, – твёрдо сказала акушерка. – Внучок у меня народился, Соня. Я ж не дура, Ваську с другим спутать. А этот мальчонка с Васькой – одно лицо.
– А Васька-то твой где? – осторожно спросила заведующая.
Она знала историю акушерки. Единственный сын Тони, Василий, лет пять как уехал в город, и больше его никто не видел. Антонина поначалу и полицию подключала, хотела хоть тело сына получить, похоронить по-человечески. Но ни самого Васьки, ни его тела так никто и не нашла. Спустя положенный срок, Василия признали умершим, выдали матери какую-то справку, и Тоня чуть с ума не сошла от этой бумажки. Никого, кроме сына у неё не было. Ни мужа, ни котёнка, ни собачки. Вся жизнь работа и сын. Ничего больше! А теперь полжизни взяло и отвалилось. Тогда её всем миром вытаскивали. Заведующая тащила Антонину на работу, уверяя, что молодняк у них в роддоме наитупейший, все,как на подбор, простых вещей не знаю, элементарного не умеют, и без старших опытных коллег им нипочём не справиться. А в редкие выходные, когда удавалось уговорить Тоню пойти домой отоспаться, соседи по очереди заглядывали в гости, и сменяя друг друга, сидели у нее с утра и до позднего вечера. Разговорами развлекали, по дому помогали, где нужно. Казалось, вытащили…
А вот на тебе, сбрендила похоже Антонина наша Сергеевна. Беда…
– Ты Ваську-то самого давно видела? Не хочется тебе напоминать о плохом, Тонь, но… Официально признан умершим, – отчеканила акушерка.
– Помню, и напоминать не надо.
– Так, это ты помнишь. Тогда откуда же сын у него?
Акушерка безмятежно улыбнулась и пожала плечами.
– Но ведь и мёртвым ведь никто Ваську не видел, правда?..
Рыжеволосая женщина спала. Сынишка ей достался спокойный, не шумный совсем. Пусть радуется! Другие ребятишки такие концерты устраивают – мамам вздохнуть некогда. А этот тихий. Повезло…
Молодая женщина, словно почувствовав, что на неё смотрят, проснулась. Дрогнули веки, а потом большие серые глаза распахнулись во всю ширь.
– Здравствуйте…
– Тебя как зовут?
– Алиса. А его, – она показала на сына – Марк.
– Марк, значит, – кивнула заведуюшая. – А меня – Софья Константиновна. Ну что ж, Алисонька, роды прошли хорошо, восстанавливаешься ты очень быстро. Скоро уже и на выписку. Муж тебя заберёт?
Женщина внимательно посмотрела на заведующую, потом опустила глаза.
– Нет. Нет у меня муж. Я вообще не замужем.
– Но папа-то у ребёночка имеется всё равно, – сказала Софья, внутренне морщась от собственной бестактности.
Будь её воля – никогда бы в душу лезть не стала, но Тоня как с ума сошла. Твердит, что крохотулька Марк – сын её Василия, и точка. И тут уж хочешь – не хочешь, а выход только один предъявить ей настоящего папашу младенца. А то ведь в психиатрическую баба попадёт. Жалко…
– Имеется, конечно, – нехотя ответила Алиса, – только вы меня про него не спрашивайте. Не знаю я, кто он.
– Это как же так? – удивилась заведующая.
Женщин она на своем веку повидала много, и были среди них самые разные и тихие домохозяйки и верные жены, и хваткие бизнес-леди, давно не верящие в любовь; и матери-одиночки, ставшие таковыми по великой любви, которая закончилась великим же разочарованием. Ну и гулящих, а как же без них, она тоже перевидала немало, и отличать их умела безошибочно. Так вот, Алиса совершенно точно была не из таких.
– Глупо получилось, – призналась новоиспеченная мать. – Я в тот раз сессию сдала, хорошо так, на одни пятерки. Решили отметить с друзьями, нас там целая компания была. Ну и хватанули лишнего все, конечно… Доотмечались. Я напилась сильно, заснула. Утром уехала домой, а через две недели…все по стандарту, в общем. Задержка, тест, две полоски. Аборт делать не стала, боюсь я этих дел. Да и малого жалко, он-то тут не причем вообще.
– И куда же ты теперь с ребёнком?
– Не знаю. Подамся пока домой к родителям, а там видно будет. Может на работу устроюсь хоть на неполный день или посменно. Деньги-то нужны.
– Понятно, – вздохнула Софья Константиновна. – Ну что же, Алисонька, ты не отчаивайся. Всякое бывает в жизни. Даст Бог, и ты выплывешь. Маркуша твой подрастет, тебе подмогой станет. А ты и работу найдёшь, и деньги зарабатывать научишься. И замуж ещё выйдешь. Ну, пойду я. Отдыхай, девочка. А то потом некогда будет. Колики, зубки…
Из палаты Алисы она выходила, чувствуя себя нахальным воришкой, только что укравшим чужую тайну.
– Ну что я тебе говорила, Тоня! – сказала Софья Константиновна.
После работы она пошла домой не сразу, хоть день и выдался сумасшедшим. Но проходя мимо дома Антонины, заметила свет в окнах, и решилась. Открыли ей сразу, и заведующая поняла, что правильно сделала, что зашла. Вот не спит же Антонина, мучается наверно, думает всё о сыне.
– Я всё разузнала. Алиска, это мама ребёнка, всё мне выложила, как на духу. Говорит, отца ребёнка она не знает, гульнула по поводу закрытия сессии, там их много было. Легла спать, проснулась беременной. Так что…
– Врёт, – сухо заметила Антонина.
– Врёт, – согласилась заведующая. – Сама вижу, что брешет, а как правду узнать. Но Тоня! Ну не может этого быть! Васька твой…я знаю, это больно. Но ведь он…
– Жив. Вот я знаю это, точно теперь знаю! И не уговаривай меня! Чай-то будешь?
– Да я на работе выпила, – отмахнулась Софья.
Ей хотелось плакать. Антонина, лучшая акушерка, почти что подруга…невыносимо было видеть, как она теряет рассудок, и не хочет ничего слушать.
– Ладно, – решительно сказала она. – Алису с дитём выписываем послезавтра. Мы за ней проследим. Сядем в мою машину и поедем следом. Но обещай, если никакого Васьки не встретим, то ты об этой истории забудешь навсегда! Обещай, Тоня! Потому что…
– Что «потому что»?
– Потому что я за тебя боюсь, – просто закончила заведующая…
Из роддома Алиса вышла задумчивая, крепко прижимая к себе малютку Марка. Постояла, огляделась вокруг, словно убеждаясь весна никуда не делась, вот она вся тут, с её солнцем, лужами, набухшими почками, на обалдевших от тепла, ветках. И пошла неторопливо, медленно, в сторону остановки.
– Знаешь, – задумчиво сказала Антонина, провожая взглядом девушку, – мне её жалко. Как-то так, не в общем даже. А вполне конкретно.
– О чём ты?
Софья медленно ехала следом за Алисой, стараясь держаться на солидном расстоянии. От того казалось, что маленький серебристый автомобильчик тащится неловко и лениво по весенней грязи то ли скорости в нем нормальной не осталось, то ли на солнышке греется.
– Я о том, что всю жизнь боялась, что влюбится мой Васька в какую-нибудь богатейку, а она ему всю душу изорвёт в клочья, а потом и променяет на другого. Равного, понимаешь? Они-то ведь, денежные которые, на деньгах жениться хотят. А вот на эту Алиску смотрю нормальная же девчонка, вобщем. Видно, что нормальная. Тихая, не наглая. Голова и то не крашена, и на лимузинах за ней никто не приезжал. Да и передачек-то даже не было. Родители, видать далеко, а может быть работают много, вот о ней и позаботиться некому. И вот что бы моему её не встретить? Уже бы старший их в детсад ходил. Ну или я бы с ним нянчилась…
Заведующая опасливо покосилась на Антонину. Опять она за своё…
Надо бы придумать что-то, отвлечь её, заговорить.
Алиса тихо села в автобус и устроилась с малышом у окна.
– Ну вот, хоть не стоя поедут, – вздохнула Антонина.
– Эх, Васька-Васька, куда ты глядел только.
– Тоня, – надеясь сбить подругу с этой сумасшедшей волны, спросила Софья Константиновна, – а почему ты боялась, что твой Васька именно в богатую влюбится? Ему что, простые девчонки не нравились?
– Да это я так… – поморщилась Антонина, и сразу стало понятно, что ей неприятен этот разговор.
Но выговориться очень хотелось, так что она продолжила, стараясь по возможности, рассказывать сухо и коротко.
– В юности был у меня один. Парень мой, ухаживал он за мной долго, красиво так. Цветочки дарил каждый раз, стихи даже читал… Я долго держалась, а потом как-то неделя проходит, другая, а его всё нет. А у меня сердечко кровью обливается, любила ведь его! Только всё гордой хотела казаться. Все ночи ревела белугой. Потом он приехал, я конечно сразу вся расцвела, как дура! Плачу, обнимаю его…рук разжать не могу. Тут-то он мне всю свою правду и выложил. Мигом ручки разжались.
– Какую правду?
Софья пристроилась за автобусом и старалась ни на миг не выпускать его из виду. На остановках приходилось трудно, надо было следить, не вышла ли не незаметно и Алиса, вместе с потоком пассажиров. Но каждый раз оказывалось, что она сидит всё там же, у окна, и смотрит то на улицу, то на своего малыша-сынишку.
– Правду… – проворчала Антонина, – что папенька евойный простую девчонку в снохи не желает, хочет чтоб такую, чтоб и родители при деньгах были, и сама… Так вот моя любовь и окончилась.
– А парень-то чего? – усмехнулась Софья. – Так вот взял и папашу послушался, спорить не стал?
– Артурка-то? Да какой из него спорщик…домашний мальчик, тихий. В шахматы играл хорошо. Поплакали мы с ним вместе, а потом он уехал…Ну и всё. Обидно было. Если б разлюбил – наверное и то не так бы обидно, а тут просто…отца послушался.
– А Васька…это его сын? Артуркин?
– Нет, – качнула головой Антонина и надолго замолчала.
Наверное воспоминание об отце Василия было не из приятных.
– Вот я и боялась, что и с Васькой так же будет, – снова заговорила она. – Не хотела я ему такого, понимаешь…
– Понимаю, – Софья не отрывала взгляда от автобусной остановки.
Какие же глупости рушат людям жизнь! Какой-то папаша со своим отцовским повелением, и вот – рухнула юная любовь. И жалко ведь, жалко до слез! Мальчишка этот, Артурка, или как там его…он может и неплохой был, не подлый, просто пацан ещё. Молодо-зелено. Был бы постарше, поопытней, глядишь и остался бы с Тоней, а отец бы простил со временем! Куда ему деваться? А так…вот и Артурка слезами умылся, и Тоня всю жизнь без мужика. Работа, сын…
– Чего же тут не понять? Смотри!
Алиса вышла из автобуса последней. Марка она чуть покачивала на ходу. Наверное малыш уже проголодался.
– Вижу, – почему-то шёпотом отозвалась Антонина. – Давай за ней, только медленно.
Девушка уверенным шагом шла прямо к новостройке. Дом был богатый, явно не для всех! Это был дом-статус, из тех, квартиры в которых стоят целое состояние, потому что они не для жизни, а для демонстрации.
«Носы людям победнее утирать» – с внезапной злостью подумала акушерка.
– Это вот здесь ее родители живут? – присвистнула Софья Константиновна. – Однако…интересная история вырисовывается у нас, Тонь. Родители-то у девчонки не бедные, а дочь в поселковом роддоме рожала, да ещё и на автобусе до дома добирается. Дела…Что ж это они кровиночку-то свою так не любят?
– На курортах, небось, прохлаждаются, – буркнула Антонина. – Не до дочери им, не до внука. Нелюди.
Алиса тем временем, достала из кармана ключи, и вошла в подъезд.
– И что теперь? – растерянно спросила заведующая. – Назад надо поворачивать. Не встретили мы никого. Поедем?
В глубине души она была даже рада, что вся эта история с помешательством Антонины имеет реальный шанс закончиться прямо здесь и сейчас. Теперь они вернутся домой, Тоня наконец выспится, а с утра придет на работу, и всё будет как обычно. Роженицы, новорожденные малыши, улыбки и чай в перерывах. Антонина отвлечется, и это поможет ей вернуться в колею. Через месяц она и вспоминать забудет о рыженькой Алисе и её Маркуше.
– Поедем?
– Тсс! – Тоня подняла руку, прижала к губам указательный палец. – Помолчи ты, Соня, ради Бога!
Лицо её побледнело и вся она будто заледенела на один долгий, бесконечно долгий миг. Заведующая проследила за её взглядом дверь подъезда, в который несколько минут назад вошла Алиса, снова распахнулась. На улицу шагнул парень. Среднего роста, крепко сложенный. Сколько ему? Двадцать пять? Тридцать?
Софья мотнула головой, отгоняя эти бессмысленные подсчёты. Главным было то, что не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что этот парень – совершенно точно родственник Антонины, причём не дальний.
– Васька!
Антонина так резко распахнула дверь авто, что заведующая испугалась выломает же к чертям! Но дверь уцелела. А Антонина уже бежала по улице навстречу сыну.
– Василёк! Васенька!
Они почти что врезались друг в друга, и Софья на секунду зажмурилась что если Тоня и впрямь помешалась и сейчас этот Вася, который не Вася вовсе, а какой-нибудь Дмитрий, оттолкнет сумасшедшую бабку? Или если это и есть Вася…вдруг он не захочет признать мать?
Посмотрит холодно, свысока, процедит сквозь зубы:
«Женщина, я вас не знаю»…
Вот что тогда с Тоней делать? Не надо было ехать сюда! Или надо было, но одной, без нее…ох, Господи Боже! Она осторожно приоткрыла глаза, и словно гора с души свалилась!
Васька прижимал к себе мать, целовал её в поседевшую макушку, и кажется, даже плакал…
– Прости меня, мама! Я не мог рассказать тебе всего!
Он сидел на заднем сидении машины, не выпуская руки матери из своей.
– А бросить мать на пять лет, мог значит? – фыркнула Софья.
– Так уж жизнь сложилась, – грустно сказал он. – Мама…всегда боялся, что я полюблю девчонку из богатой семьи. И вот так оно и получилось. Алиса хорошая, мам. Она тебя кстати, сразу узнала. Потому и врала напропалую, лишь бы ты ни о чём не догадалась. Рожать-то она не у вас собиралась. Но вот – застряла на трассе, схватки начались. Скорая довезла до ближайшего роддома, а ближайшим как раз ваш и был. Она мне звонила, запретила её забирать…
– Так почему ты не давал о себе знать? – спросила Антонина, поглаживая руку сына.
Она не сердилась на него. Разве могло хоть что-то иметь значение, когда он рядом – её Васька-Василёк, сорванец её любимый, бестолковый…
– Я всё думал, как бы тебя с Алиской познакомить. Надеялся, что ты её увидишь, и понравится она тебе…ну как она может не понравиться-то, мам? Ты же её видела! Я тогда целый план сочинил, но вот… Как-то раз Артур Александрович, это отец Алискин, меня попросил зайти к нему в кабинет, какую-то книгу принести. Он учёный был, вечно с книжками своими. Ну я и пошёл…и увидел у её отца кое-что…твою, мама, фотографию. На столе стояла, в круглой такой рамочке, старая уже. Я к нему откуда говорю, у вас мамино фото? А он нахмурился, замолчал! Потом спрашивает а это что, и правда мама твоя? Антониной зовут? Вот тогда мне Артур Александрович всё и рассказал что ты его первой любовью была, но не сложилось. Отец ему запретил с тобой встречаться, и расстались, и как ты плакала…всё мне рассказал. И как забыть тебя не мог, даже когда и женился уже, на ком отец сказал, и когда и Алиска уже у него родилась. А он всё тебя помнил, жалел, что смалодушничал тогда. Отца расстраивать не хотел, тот уже старый был. Я тогда сразу всё понял и почему ты богатых так ненавидела понял, и что никогда ты Алису мою не примешь, если узнаешь, чья она дочь. Алиса…она сказала мама дороже, девчонок много, а мать только одна. А я как с ума сошёл чувствую, не могу я без неё! И до сих пор не могу. Вот тогда я в город сбежал, сменил имя. Иногда только ночью приезжал к твоему дому, смотрел…прости меня, мама.
– Козёл, – не удержалась Софья Константиновна. – Любовь у него, видишь ли.
– Любовь, – кивнул Василий. – Вот и сын у нас уже родился, мама, внучок твой. Может, пойдём к нам? Чаю попьём, с Алисой ещё раз познакомитесь. Уже как родные. Пойдём, мамуль!
– Ну тебя! – всхлипнула Антонина. – Пошли. Не чужие ведь!
0 Комментарий