Ну и зачем было просыпаться так рано, на работу больше не надо, завтрак готовить некому, кошка уже неделю не возвращается и всё-таки больше сна нет ни в одном глазу, а что есть?…
Опять эти воспоминания. Раньше они не были такими настойчивыми, такими безжалостно приставучими, а теперь дорвались до власти и вспоминаются когда хотят.
Позавчера она проводила сына с его женой и маленьким внуком в другую страну. Целый год у них шли разговоры уговоры, чтобы и она уехала с ними, даже маленький внук жалобно заглядывая ей в глаза просил:
— Баба, полетели с нами.
Знали бы они чего ей стоило устоять на своём.
В том-то всё и дело, что она всегда хотела и могла настоять на своём. Потом сто раз каялась, но не признавала, что была неправа.
Мягкая, всегда тактичная Вера с изменяющимися нотками в голосе несколько раз ей говорила:
— Это не гордость, это гордыня.
Вера, Вера… Расскажи кому нибудь, что таким образом можно подружиться, не поверят.
Женщине сначала просто нездоровилось, какие-то таблетки принимала, всякий там чай с малиной и мёдом, душ ограничила. Но на работу ходила, квартальный отчёт больничного не признавал, а фирма только становилась на ноги и в гордом по одному лишь названию экономические отделе работала только она. За ней была вся бухгалтерия и экономика, и она понимала, что выстоит фирма может только так, а если выстоит тогда и штат станет соответствующим к открытию фирмы. Она имела самое непосредственное отношение, была партнёром и по совместительству женой хозяина фирмы, так что подводить одного и того же не чужого ей человека и в мыслях не было. Он сам работал день и ночь, и если бы не термоски с бутербродами и котлетами, которые она каждый день заносило в кабинет мужа, сошёл бы с дистанции c это точно, а так с дистанции сошла она.
Сдалась когда температура не помещалась в градусник, всё плыло перед глазами, а главное пропал цвет. Просто какое-то черно-белое кино, ни красок, ни полутонов. От скорой она наотрез отказалась и тогда муж повёз её в районную поликлинику, как уж он там договорился, но её без очереди принял терапевт. Посмотрел, послушал и отправил в сопровождении медсестры в манипуляционную. Там ей сделали два укола, выписали лекарства, а завтра утром она должна была сдать кучу анализов и это обязательно. Ей после уколов стало легче, до вечера она проспала, ночью тоже, а утром муж отвёз её в поликлинику, где она и сдала анализы. Сам же поспешил на фирму. Договорились, что созвонятся как она освободится.
На приеме терапевт так и эдак смотрел на бумажки с результатами анализов. Она догадалась, что-то не так и спросила, как всегда без экивоков:
— Доктор, давайте как есть.
Как есть один анализ говорил о том, что с ней беда. Не дослушав доктора она вышла из кабинета. Она вообще вышла из поликлиники рисуя себе всё, что будет дальше. Ей так захотелось закурить, прямо здесь на пороге поликлиники. Сигареты были её палочкой-выручалочкой, если ну прямо не в моготу.
Кое-как обойдя здание поликлиники она оказалась на заднем дворе, там был чёрный ход со ступеньками. Доковыляла до ступенек и уселась, дрожащими руками подкуривая сигарету. Две затяжки и слёзы. Да какие там слёзы, плач с подвываниями. Она и не знала, что так может. Раньше такого за ней не водилось. Ещё с университета её называли Тетчер, а тут ручьём.
Дверь открылась, к ней подошла молоденькая то ли медсестра, то ли санитарка, спросила:
— Что с Вами?
А ей было всё равно, кто это. Ей важно было вслух сказать, что показал анализ и она сказала, а потом уже не сдерживалась началась истерика.
За столько лет. За все годы её сдержанности. За то, что всегда держала себя в руках и конечно даже не думала, что такое может произойти с ней.
Как это незнакомая, молодая девчонка в белом халате догадалась, что надо сделать, непонятно. Но она резко встряхнула её за плечи, и не получил должного эффекта дала пощёчину. Теперь они сидели на ступеньках рядом и она успокоившись рассказала про анализ. И эта девчонка не отстала от неё, пока не были сделаны ещё два повторных анализа, опровергающих первую.
Уже потом, через несколько дней Вера, так звали медсестру рассказала о разборе полётов с лабораторией, об увольнении заведующей и выговоре лаборанту. Но теперь ей не было никакого дела до этих разборок. Была радость, самая настоящая похожая на ту, которую испытывала когда-то в детстве встречая маму из длительной командировки.
С тех пор Вера стала частью её жизни и сегодня она точно знает, незаменимой частью. У самой Веры судьба была врагу не пожелаешь.
Росла с дедушкой, ни бабушки, она умерла ещё до рождения Веры. Родителей своих не помнит, но они были. Мама, дочка этого дедушки родила её не закончив школу, кто отец не призналась. Хотела оставить Веру в роддоме, но дед не дал, поднял на ноги тогдашний заводской партком и добился опеки.
Конечно он вспоминал о непутёвой дочке, искал её, но она как в воду канула. Ну и стала Вера ему светом в окошке. Ей хорошо жилось с дедушкой. Он всех её подружек знал. Всегда разрешал приходить в гости и девчонки её деда любили.
Но как он сам со слезами ей сказал после того случая:
— Не уберёг я тебя Веруня.
А случай был такой, что забыть его невозможно…
Вера шла из музыкальной школы перепрыгивая лужи и размахивая новой папкой с нотами. До дома оставалось совсем немного и тут её окружили трое парней, рот ей закрыл первый, подхватил другой, а третий просто шёл рядом и отвратительно хихикал. Едва они оказались на стройке рядом с домом началось…
Дальше боль, унижение, желание броситься под машину…
Она бы и бросилась, даже про дедушку бы наверное не подумала, только машин не было. Вера доковыляла до дома, дед открыв дверь и всё сразу понял. Схватился за телефон, а вера упала перед ним на колени и умоляла, чтобы никому не говорил. Такой позор она бы просто не пережила…
Вера забеременела. В женской консультации это подтвердили, хотя никакого живота видно не было. Просто Вера чувствовала, что внутри кто-то есть. Этот кто-то был в ней не долго.
На пятом месяце скорая забрала Веру с острой болью. Пока везли в операционную она помнит, как врачи ругали за то, что не пришла в больницу раньше. Плод замер. Пришлось оперировать и после операции ей, 16-летней девочке сказали, что детей у неё никогда не будет.
— Будем жить внучка назло уродом, — сказал дедушка, когда собрал Веру домой.
Он так хотел, чтобы Вера стала врачом. Говорил, что её бабушка мечтала лечить, но не получилось. А дочка едва ли о чём-то мечтала.
Вера поступило тогда ещё в мединститут, который вскоре стал называться университетом и никто, ни единый человек кроме дедушки не знал ни о том пустыре, ни о том, что мамой Вера никогда не станет.
Но и Вера не стала врачом. Она ушла из мединститута после третьего курса, похоронила дедушку и ушла. Тогда ни её знания, ни медицинские технологии не хватило, чтобы усмирить оторвавшийся тромб буквально сразу убивший дедушку.
Вера устроилась в городскую поликлинику сначала санитаркой, потом подтвердила сертификат медсестры.
***
Вот там и познакомились они и подружились. Вера стала частой гостьей в их доме, её уважал и муж. Он быстро нашел с Верой общий язык, а когда выяснилось, что у них будет пополнение в семье, Вера стала главной советчицей. Она же стала и крестной Егора. Тот вообще был уверен, что Вера или как он называл её Веруня самая главная родственница. Если и была между ними какое-то недопонимание, так эта церковь.
Вера туда ходила на все службы, но их не агитировала. Вместе в церкви они были только, когда крестили Егора. Но говорили они между собой:
— Если Вере так легче и лучше пусть ходит.
И всё-таки она пошла с Верой в церковь. Пошла 12 сентября 2001 года. Пошла и как могла молилась за мужа, который в двадцатых числах августа 2001 улетел в штаты на встречу с американскими партнёрами. Предполагалось, что он познакомится с несколькими компаниями, и если всё и всех устроит, подпишет договора о сотрудничестве. Он каждый день звонил домой и подстраиваясь под наше время и она знала что во вторник 11 сентября у мужа встреча в Нью-Йорке, в международном торговом центре.
В 9 утра по местному времени это должна была быть заключительная встреча. Вечером у него был самолёт на Москву. Встреча должна быть в южной башни той самой, которую первый атаковал самолёт-смертник.
Это случилось во вторник. И во вторник, и в среду, и последующие дни муж на связь не вышел и не прилетел. К розыску подключились наши дипломаты, потом поехал юрист фирмы и до сих пор ничего мужчине известно, как не известно о его американских партнёрах.
Через год она сама полетела в Нью-Йорк. Пришла туда, где стояли башни-близнецы. Вернее должны были стоять, на их месте наверное, на месте фундамента построили два бассейна. Так странно было на это смотреть и страшно, а рядом уже набирала высоту здания реконструированного всемирного торгового центра. Уже просматривались очертания башни. свободы.
Она стояла, смотрела и пыталась представить, понял ли её муж, что случилось, предчувствовал ли опасность, успел подумать о них с Егором и ей захотелось, чтобы муж ничего не понял, ничего не почувствовал, пусть даже и не подумал о них с Егором. То, что тогда произошло никто и представить не мог. Это ей теперь до конца жизни представлять и представлять. И всё это время, да и до сих пор в ней теплится надежда, что муж мог выжить. Потерял память, ранен, возможно его внешность изменилась. Но она так его и не отпустила. Как она тогда выстояла?…
Помогли Егор и Вера. Нет, ей сочувствовали и помогали десятки людей знавших мужа, но Егор и Вера были её опорой день и ночь. Тогда она узнала, что опора может быть очень ненадёжной, сама не нуждалась в помощи, как Егор. Он так болезненно перенёс смерть отца, что стал заикаться, по ночам кричал, часто не мог ничего удержать в руках. Тогда она по очереди с Верой его по очереди вела психологу на лечебную физкультуру, к логопеду.
Ох и долго лечили Егора, и только через полтора года стало заметно, что он восстановился. А Вера ещё и в церкви молилась за Егора. Она не говорила об этом, но и так было понятно. Вера постоянно давала ей понять, что пускать на самотёк компанию нельзя. Ради мужа, ради Егора. Конечно она была права. Если бы не ушла тогда с головой в работу, кто знает что было бы сегодня с Егором. С ней то ладно, а вот за Егора она отвечала вдвойне и спасибо сыну, что краснеть за него не приходилось. Переживать…
Да, она переживала, по поводу и без повода. Правда удавалось скрывать это, только не от Веры. Да та и сама переживала, для неё Егор тоже был дорогим человеком и он догадывается, что это благодаря Верунье, он с семьёй теперь будет жить и работать за океаном. Там уже работает филиал отцовской компании и теперь он, Егор его возглавит.
Перед отъездом Егора она последний раз приехала в офис компании и когда собрались все сделала то, что очень не любила, произнесла целую речь, благодарила всех за то, что всегда были рядом, что дело начатое мужем успешно продолжают, а теперь сами без неё. Она не уезжает с Егором, но руководить компанией не будет, останется в правлении. На связи и она, и егор будут всегда. Сейчас же она ещё раз говорит всем спасибо и прекращает работу.
Её тепло проводили. И тут она знала, не было фальши и лицемерия. В её лице благодарили и мужа, и что теперь?…
***
Вот он первый день полной свободы, куда её девать эту свободу? А ведь она знала, что на бегу останавливаться опасно, можно не выдержать. Вот бежала она, бежала столько лет. Цель у неё была и тут раз…
Но никто не к этому не толкал, как всегда сама всё решила.
Звонит Егор, отчитывается, что уже на месте. Всё у них в порядке, просит быть на связи по её времени вечером. Хорошо бы, чтобы и Веруня была. Они уже скучают.
Она успокаивает сына, говорит, что спит в охотку, ходит в спортивном костюме, дочитывает недочитанные книги. Словом пока ей нравится.
Когда отзвонились, она набирает Веру, та извиняется, сейчас не может говорить, с ней люди. Позже перезвонит.
Похоже перезванивает, радуется, что у Егора всё в порядке и быстро сворачивает разговор. Опять ссылается, что сейчас некогда.
«Это почему же вере так некогда?» — думает она, вспоминая в какую смену должна работать та.
Получается, что и в самом деле некогда. Это её смена.
Потом заставляет себя выдержать паузу и не звонит сама Вере. Пауза получилось приличная, 10 дней и ещё было бы дольше, если бы не Егор. Он позвонил почти ночью, извинился, что поздно и сказал, что только что отправил два контейнера с канцтоварами и детскими вещами. Это для Веруни, но только он дозвониться ей не смог, поэтому просит её поставить Веруню в известность. Как только груз прибудет в порт, оттуда его переправят к ним, на адрес церкви. За доставку он уже заплатил. Всё собранное, это и его фирма поучаствовала и это не последнее отправление. Потом пришлёт ещё.
Вот те на, а она ничего об этом не знает. Веруня знает и Егор, его семья знают, американская фирма знает, а она ни сном ни духом. Нет, надо разобраться.
Утром звонит к Вере.
— Абонент недоступен, — отвечает робот.
— Ах, так…
Ну, ходить она ещё не разучилась. Поэтому прямо сейчас к вере на работу, а там ей говорят, что Вера Николаевна взяла отпуск за свой счёт на 2 недели. Во ещё одна новость, и ей ни слова. Тогда к Вере домой, просто так она бы не взяла отпуск, хоть бы ничего не случилось. И вот теперь её охватило самая настоящая тревога.
Веры дома не было. Спасибо бабушкам на лавочке. Сказали, что Вера Николаевна рано утром куда-то ушла. В церковь догадалась она и направилась туда.
Пока шла утренняя служба она стояла на улице и ждала. Должна же Вера выйти.
И Вера вышла, только не одна, её окружили дети, дошкольники судя по виду человек восемь. Девочки в косыночках, как и Вера. Мальчики без головных уборов. Вера увидела её и вместе с детьми подошла.
— Как хорошо, что ты пришла, — сказала Вера. — Пойдём с нами.
Выяснять отношения при детях она не стала и пошла за ними. Они вошли в новый дом из сруба. Там были просторные сени с вешалками, дверь очевидно в ванную, ещё две двери. Первая в кухню, а вторая в три смежные комнаты. Это были учебный класс и две спальни. Всё было чисто, пахло деревом. Обстановка была скромная, но насколько она могла судить всего хватало.
— Дети посмотрите книжки-раскраски пока, мы поговорим, — сказала Вера детям и те ушли в класс. — Только не сердись, — сказала Вера. — Я сейчас всё объясню.
И веру рассказала, что церковь, точнее приход получил официальное разрешение на организацию детского приюта. Этот дом им подарили спонсоры. Все коммуникации сделал в порядке благотворительности строительный трест, мебелью поделился интернат и теперь здесь на законном основании могут находиться десять, а пока их восемь детей-сирот. Они будут учиться по программе общеобразовательной школы, но с элементами церковно-приходской школы. На это тоже получено разрешение, хлопотал сам митрополит, а Вера с самого начала была в инициативной группе и сейчас думает, что делать дальше. Если полностью работать, тот надо уходить из больницы.
— А ты что скажешь? — обратилась Вера к ней.
— Даже не знаю… — в первый раз она не побоялась показаться неуверенной. — Я к тебе ещё и вот почему, Егор отправил два контейнера, теперь понимаю для кого. Так ты скажи когда придут они, я помогу.
— Ой спасибо Егорке. Я ему позвоню, как раз к школе получится.
Вера обрадовалась, но тут к ней подошла девочка с вопросом:
— Вера Николаевна краски не открываются.
— Ты иди Вера, — сказала она. — Созвонимся.
Она долго не могла уснуть. Уже и с Егором поговорила, и с невесткой, и внук ей считалку по-английски рассказал и всё вроде хорошо, а сна нет. Не выдержала, пошла за снотворным. Она редко к нему обращалась, но сегодня похоже именно тот случай и снотворное помогло. Уснула прямо в халате или не уснула, потому что рядом сел муж…
Это точно он. Она его таким провожала в аэропорту, только седины много на висках и глаза уставшие.
***
— Вот и я тоже всё время думаю, — сказал он, будто продолжая разговор. — Какая разница, кто они по национальности. Всё равно ведь дети. Знаешь сколько сирот осталось после того черного вторника 11 сентября? Тогда погибли не только мы, не только те, которые были внутри башен в международном торговом центре. А под руинами сколько? А среди пожарных, а в самолёте? Там ведь были просто пассажиры и они понятия не имели, что сейчас произойдёт. Мы тогда сразу и решили, что будем детям-сиротам помогать, стали их собирать. А они не хотят, все своих мам и пап зовут. Уже не верилось, что соберём, но получилось и у тебя получится. Ты же не одна, с тобой Вера, с тобой Егор, с тобой мой внук, а он похож на меня хоть чуточку.
Она рывком села протянула руку, чтобы дотронуться до мужа и сказать, что да внук очень на деда похож, но никого рядом не было и что это было такое?
Ей вообще никогда сны не снились и разве это был сон? Она даже запах туалетной воды любимого парфюма мужа до сих пор чувствует в комнате, может это не сон? Она встала, зажгла свет сначала в спальне, потом во всей квартире. Нет, она была одна. Но почему же одна? А Егор а его семья, а Вера…
И вдруг она поняла зачем приснился муж, что он хотел ей сказать. Никогда, никакую потустороннюю жизнь не верившая она теперь знала, что ей надо делать. И она знала, что делал или хотел бы сделать её муж и очень может быть, что он бы опекал детей-сирот, и всё равно откуда они. Именно это он ей и говорил.
Наконец-то утро.
Она звонит Вере, просит её подождать, говорит что сейчас приедет и они вместе пойдут в церковный приют. Вера судя по её молчанию не знает, что и сказать. Потом говорит:
— Я жду тебя.
Она едва поздоровавшись рассказывает Вере про сегодняшнюю ночь и говорит:
— Я поняла, что он хотел мне сказать.
Вера смотрит на неё и молчит.
— Можно и я буду с тобой работать в этой школе, ну по половине дня хотя бы, а ты бы тогда могла не увольняться. Может попробуем?
Вера обнимает её.
— Да что тут пробовать. Ты всё сможешь, но если хочешь просто походи пока, присмотрись. Хотя…
— Вера, я знаю что ты хочешь сказать, с детьми нельзя просто пробовать, особенно с этими. Да, я конечно не ты, миндальничать не умею, но и вредить этим детям не буду. Веришь?
— Да, перестань ты! — Вера, которая никогда не повышала голос рассердилась. — Всё ты сможешь, только постарайся не плакать, когда они тебе будут рассказывать что-то, что запомнили из своего прошлого. Да, да, постарайся не плакать, тут и мужчина не выдержит.
Увы, этому совету Веры она на все 100 процентов не последовала. Когда дети в игре или на уроке что-то вспоминали, ей хотелось найти их обидчиков и убить в полном смысле слова убить. Потому что так люди не поступают. Единственное что ей удавалось, выйти на минутку из класса, чтобы дети не видели её слез или специально уронить ручку, чтобы наклониться за ней и так спрятать слёзы.
Теперь она уже не могла без этих детей и там за океаном каждый вечер её рассказ слушал Егор и его семья. Невестка откровенно плакала, а внук тащил свои любимые игрушки, тыкал ими в монитор и спрашивал:
— А этот динозаврик твоим детям понравится, а этот Винни Пух?
И вот однажды, когда на связи были только она и сын, a невестка ушла мыть внука, Егор спросил:
— Мама, эту Веруня тебя завербовала?
И она рассказала про свой сон наяву. Про отца, как он сел рядом и стал говорить, о том что теперь отвечает за детей сирот, где-то там отвечает.
Егор помолчал, а потом сказал:
— Мама и ко мне тоже во сне приходил папа и говорил тоже самое, а потом Веруня рассказала про церковный приют. Я сразу решил, что организую помощь и ты знаешь откликнулись все на фирме. Даже молодые программисты, которым бы только похахмить. А тогда перед отъездом мы с Веруньей не хотели тебе говорить, если честно побаивались, что не поддержишь нас. Ну и вот, что это было? Кому рассказать, назовут мистикой и я до сих пор не знаю, что это было.
— За то знаю, что это был твой папа.
— Теперь я так понял, звать тебя к нам бесполезно? — спросил Егор.
— Не сердись сын, но сейчас не могу. Ты и твоя семья уверенные, умные, никем не обиженные, а эти нет. Я и Вера попробуем дать им уверенность, дать просто нормальную жизнь. Лучше вы в отпуск приезжайте. Моя детвора вам понравится.
0 Комментарий