Алексей Иванович и Галина Петровна свою старость встретили достойно. Работали до пенсии, пользовались уважением, их даже не хотели отпускать. Но они понимали, что пора молодым дать дорогу. Тем более сейчас, когда с работой напряжёнка. И детей, сына и дочку, вырастили и выучили. Те уже и своими семьями обзавелись. И, что очень радовало родителей, работают по специальности. Есть и крыша над головой – зятю досталась квартира от его бабушки, а сыну Алексей Иванович и Галина Петровна свою отдали, предварительно договорившись с дочкой, чтобы обиды не было. Она и зять были согласны. Тогда родители продали свою квартиру, а на вырученные деньги сын купил себе почти такую же по площади, только в том городе, где остался после университета работать.
Галина Петровна и Алексей Иванович и сами не остались без крыши над головой – переехали на дачу, которую лет пять назад перестроили под жилой дом. Провели воду, оборудовали ванную и туалет. Единственное, что отопление было по старинке – углём и дровами. Ну, летом хватало газового баллона, чтобы обед приготовить. А когда наступали холода, топили печь. Справлялись они и с пятью сотками земли, которые были около дома. Тут и яблоня, и вишня, и груша росли, овощи на салат и симпатичная клумба. Им нравилось здесь. Грело душу и то, что помогают, да уже, считай, помогли детям встать на ноги. А те их не забывают. При первой возможности сами приезжают и внуков привозят. Правда, не часто выпадает такая возможность – сын и зять частенько и отпуск прихватывают, чтобы подработать. По всем человеческим законом Галина Петровна и Алексей Иванович миссию свою родительскую выполнили. Но помочь детям и внукам им в радость.
Алексей Иванович и Галина Петровна были ещё не такими уж и стариками. С хозяйством справлялись. Пенсия у Алексея Ивановича была приличная. Добавлялась к ней пенсия Галины Петровны. И они сразу детям сказали, что помогать им материально не надо: на нормальную жизнь хватает. То, что теперь уже три поколения были дружны, что забота была обоюдная, хоть и виделись они редко, это, конечно, заслуга родителей. Такая обстановка или, как говорят, микроклимат была в их семье. Здесь дети были желанными и любимыми. Что такое наказание «стань в угол» не знали. Как не знали и «не твоё дело». Другими словами, своих детей Галина Петровна и Алексей Иванович ещё и уважали. Они никогда не отдыхали без сына и дочки. А место отдыха, когда дети стали школьниками, выбирали вместе.
Алексей Иванович очень любил горы. И дети тоже их полюбили. На географии они не только названия читали, но и могли рассказать, что были на Урале и Кавказе, в Карпатах и даже на Памире. Правда, там вместе с мамой оставались на турбазе, а Алексей Иванович поднимался в горы. Были все вместе в Москве и Ташкенте. И вот теперь, став взрослыми, строя свои семьи, они интуитивно ориентировались на те традиции и правила, на которых была построена жизнь в родительском доме. Но в эту дружную семью пришло горе: умерла Галина Петровна. Можно сказать, и не болела. Прихватило сердце. Как всегда, с валидолом дня три походила. Потом слегла. Скорая приехала, при ней и умерла. Дети приехали, все вместе горевали. Полночи уговаривали отца поехать с ними. Не согласился Алексей Иванович. Обещал держаться. Ну, все и разъехались. А он такой, что если бы ещё раз предложили, может, и поехал бы. Не то что хотел, чтобы его уговаривали. Боялся помехой стать детям. А когда они уехали, так сразу и понял, как ему тут одному быть. Они ведь с Галиной Петровной никогда не расставались. И жили, как говорят, душа в душу. И хотя детям такое не говорили, но оба и им желали такую дружную жизнь прожить. И вот теперь он вдовец. Слово какое печальное. А потому что без Гали…
Нельзя сказать, что Алексей Иванович учился жить сам, если иметь в виду быт, хозяйство. Он и при жене умел обед сварить, в доме порядок навести, ещё в армии научился брюки гладить, пуговицы пришивать. Не это было в тягость. Наоборот, это занимало руки и мысли. Только казалось ему, что где-то в доме или во дворе его Галя, и вот войдёт она сейчас, опять будет рядом. Он с каждым днём все острее чувствовал свое одиночество. А оно, оказывается, потяжелее физической боли. Накатит, хоть волком вой. Может, если бы было кому рассказать, легче стало бы. Но Алексей Иванович был из тех, кто считал, что мужчины не жалуются, не плачут, не просят. Поэтому когда дети звонили, старался ничем не выдать это его «хоть волком вой». Так ещё и деревня стала полупустой. Люди разъехались в поисках работы. Остались одни старики. В непогоду и в гости по-соседски мало кто зайдет. При Гале ещё старухи заходили. Галя общительная была, и чаем угостит, и расскажет историю какую-нибудь веселую, и что-то вкусное с собой даст. А сейчас целый день один Алексей Иванович. Теперь у него не выключался телевизор – так хоть разговор какой-то в доме слышен был. А что говорят в том телевизоре, Алексей Иванович не прислушивался. Политикой интересовался, когда работал. Потом разочаровался во всех нововведениях. И Галю послушал. Она ему говорила:
— Алеша, не бери в голову.
Алексей Иванович любил читать. Раньше столько газет и журналов они выписывали! Не всегда в почтовый ящик помещались. Так у каждого в семье было что-то свое, любимое. Он с сыном «Науку и технику» читал. Галя с дочкой журналы мод, все вместе, по очереди, читали «Роман-газету». И хорошо, что Галя все подшивки «Науки и техники» и «Роман-газеты» упаковала, и они сюда их вместе с книгами перевезли. Теперь Алексей Иванович по второму кругу перечитывает. Но глаза подводят. Нужны очки новые. А это в район надо ехать – в селе больше не работает амбулатория. Тут вообще все сложно, могут и хлеб не завезти. Поэтому покупает хлеб Алексей Иванович с запасом. И хранит его как при Гале – в холодильнике. Потом, так и при Гале было, разогревает в микроволновке.
Длинные вечера Алексей Иванович проводит, рассматривая фотографии. Раскладывала их в альбомы тоже Галя. Говорила:
— Как в библиотеке! По темам и по датам.
По темам – это она имела в виду, где они с ней вдвоем, тут и свадебные фотографии. Чёрно-белые. И не видно, что на нем тёмно-синий костюм. Тоже Галя настояла, чтобы вместо черного они тогда купили. И не видно, что розы у Гали не совсем белые, а чуть желтоватые, тоже, не как у всех…
Тогда у них все было не как у всех. Галя ждала его из армии, и никто слова о ней плохого не сказал. Он один раз спросил у Гали, неужели ей не хотелось пойти куда-то и с кем-то. Она тогда его шлёпнула легонько ладошкой и сказала:
— Так ты же каждый день письмо присылал! Надо было отвечать. Вот и писала-сочиняла. Когда гулять было?
И в этом была правда. Они еще ту работу прибавили почте! Может, за все время его службы раза три-четыре пропуск был в ежедневных письмах. Это когда он на учениях был. А в этих альбомах – дети. Смешные! Особенно на море. Сын боялся в воду заходить. Зарывался в песок и кричал на весь пляж…
Смотрит Алексей Иванович на фотографии – будто вчера это было. Вот только фотографии внуков Галя не успела разложить. Она просила его купить еще один альбом. Не успел…
И вот в один из таких вечеров Алексей Иванович и услышал какие-то звуки, вклинившиеся в речь диктора в телевизоре. Сделал тише. Прислушался: похоже, кот. Вышел на крыльцо и чуть не наступил на маленького серого котёнка. Он был так слаб, что даже не мог отскочить. Наклонился, поднял его. Почти невесомый дрожащий котёнок обреченно сидел в его руках. Казалось, животное уже ни на что не надеялось, просто ждало конца своей участи. Ну, не взять котёнка в дом Алексей Иванович не мог. Сразу подумал, что Галя бы точно котенка не прогнала. И он не прогонит. Хорошо, что есть молоко. Разогрел до теплого. Налил в блюдце и так на руках и попытался напоить котенка. Медленно он пил. Останавливался и снова лакал молоко. Потом закрыл глаза и вроде уснул. Так, не спуская котенка из рук, и пошел Алексей Иванович за своим старым шарфом. Сложил его в несколько раз, и уже на этот шарф, пристроив его рядом с диваном, осторожно уложил котенка. И сомневался: оклемается он или нет. Но котенок выжил. Через неделю уже бегал по дому. Знал, где его туалет, в какой миске вода, а в какой молоко. Потом и с блюдцем, куда Алексей Иванович мелко нарезал кусочек отварной курицы, познакомился. Словом, появился в доме Алексея Ивановича ещё один жилец. И понял хозяин, что пора давать имя котенку. Не мудрствуя особо, назвал он его Мурчиком. А тот быстро понял, как его теперь зовут, и спешил на зов. Но Мурчик и без зова норовил все время быть рядом с Алексеем Ивановичем. И то ли только у Мурчика была такая привычка, то ли все кошки такие, но Мурчик всегда вышагивал, норовя попасть ему под ноги. Алексей Иванович теперь не ходил, а петлял по дому. И разговаривал с Мурчиком, воспитывал. Говорил, что если бы он служил под началом их старшины, уже бы схлопотал наряд вне очереди: не умеет Мурчик ни в строю ходить, ни дистанцию соблюдать. Только выговаривал не сердито – ему было смешно. И вообще на Мурчика Алексей Иванович не сердился. Тот смотрел на него своими зелеными глазами и при малейшей возможности прыгал на колени. Теперь они вместе рассматривали альбомы, иногда даже, так казалось Алексею Ивановичу, смотрели телевизор. Словом, стал ему Мурчик другом. Даже дети заметили, что у отца стал голос другой. Бодрее, что ли. Они, конечно, понимали, как ему без мамы. Понимали, что он не из тех, кто будет жаловаться. Но и то, что одному непросто, тоже понимали. А чем вызвана перемена в его настроении, не догадывались. Пока он сам не признался, что теперь живет не один, а с Мурчиком. Да, Мурчик стал его собеседником и другом. Он, правда, не вступал в разговоры с Алексеем Ивановичем. Но казалось, что все понимает. И по его мурлыканью можно было догадаться, согласен кот с хозяином или у него другая точка зрения.
И вот однажды, когда очень похолодало, Алексей Иванович раскочегарил на ночь печку. Почти сразу в доме стало тепло. И они с Мурчиком легли спать. А на пачку старых газет, которыми Алексей Иванович растапливал печь, выпал уголек. Сначала загорелась бумага. Потом огонь переметнулся на всю кухню. Ну, и дальше пошёл по дому. Проснулся Алексей Иванович от треска и дыма. В кухне и коридоре уже бушевало пламя. Он стал звать Мурчика – сам не стал бы выбегать, а как же кот? Пришлось его искать. Уже горела дверь в спальне. И наконец Алексей Иванович нашёл кота – тот забился под кровать, под самую стенку, и только смотрел глазами, полными ужаса. Пришлось изловчиться, чтобы Мурчика вытащить, а потом выбираться из пылающего дома. А тут уже подъезжала пожарная машина – это проезжавшие мимо люди вызвали пожарных. Ещё не до конца пожар потушили, как примчались сын с зятем. Сначала обрадовались, что отец в порядке. А потом стали спрашивать, успел ли он взять документы и деньги. Алексей Иванович им на котёнка показывает, говорит, что его долго искал. А сын только плечами пожал и пошёл о чем-то с пожарными говорить. Зять тоже не очень понял, причем тут кот. И он пошел к пожарным. Вернулись они и сказали то, о чём и сам Алексей Иванович догадывался: дома, считай, больше нет.
— Давай, отец, в машину, — сказал сын. – С нами поедешь.
Алексей Иванович сел в машину, а Мурчика из рук не выпустил. Они, сын и зять, только посмотрели на него, но ничего не сказали. А он хотел спросить, как это они так быстро и вместе приехали. Потом вспомнил, что сын с семьей теперь тоже в одном городе с сестрой живет – его на новую работу перевели. Они ту свою квартиру продали, а тут купили. И почти рядом с домом, где семья сестры живёт. Это хорошо. Теперь они рядом. Алексей Иванович хотел спросить, куда, к кому его везут. Опередил сын. Он сказал:
— Отец, почему ты хотя бы документы не взял?
И зять подключился:
— Теперь будет волокита, пока их восстановят…
Алексей Иванович молчал. Разве они забыли, он же говорил, что Мурчика искал. Или что, пусть бы кот сгорел? И так не по себе ему стало. И совсем не захотелось ни к кому ехать. Только дома у него теперь нет. Эх, была бы Галя жива. Тогда бы никакого пожара не было. И он бы не ехал, как бандероль. Но что вот ему сейчас делать? Только пусть Мурчика не прогоняют…
Но когда приехали к дочке, где ему определили место жительства, пришлось и ее выслушать:
— Папа, очень жаль, что ты документы и деньги не взял. Ты же мне сам говорил, что есть запас, и если что, сказал, где деньги лежат. Сейчас бы те деньги, да мы бы добавили, и можно было бы квартиру, хоть небольшую, но с удобствами тебе купить. Нет, хорошо, что сам жив остался. Но насколько бы легче сейчас было…
Вот эти слова Мурчик точно услышал. А иначе с чего бы это он зарылся головой под куртку от пижамы Алексея Ивановича, в которой он выскочил из дома? И так горько стало Алексею Ивановичу! Встать бы сейчас да и уйти вместе с Мурчиком. Конечно, лишние они тут. И то сказать: всего две комнаты у дочки. Вот внука переложили на кресло-кровать, чтобы он, Алексей Иванович, удобно на диване спал. Но комната-то была детская. Наверное, внук сердится. Окинул взглядом Алексей Иванович кухню: может, его сюда? Так и тут он будет мешать. Дочке еду здесь готовить, семью кормить. Вот как быть? А тут Алексея Ивановича не обижали. Ни разу без него за стол не сели. Одежду купили. Постель всегда чистая. На улицу, на прогулку, с внуком отправляли. А он и Мурчика норовил с собой взять. Потому что прятался без него кот, чувствовал, что это не их с Алексеем Ивановичем дом. Вот на этих прогулках и разговаривал Алексей Иванович. Может, и хотел бы молча по парку пройти, но внук теребил: то про это расскажи, то про то. Так внук приноровился еще и на диван к деду забираться. И спал там до утра.
Получалось, что два подопечных теперь стало у Алексея Ивановича: внук и Мурчик. И между собой они поладили. Только внук все время забывал, что не ест Мурчик шоколадку. Дед тоже не ел бы. Но мальчик держал на ладошке квадратик, тот уже и таять начинал, и внук уговаривал деда попробовать. Потом к деду зачастили и дети сына. И всегда они о чем-то разговаривали, причем, чаще звучал приглушенный голос деда.
Однажды дочь тихонько открыла дверь, чтобы позвать всех обедать, и так же тихонько её закрыла. Потом прислонилась к стене и заплакала. Вот только сейчас она поняла, каково её отцу. И не потому, что сгорел дом. Тут другое: отцу не хватает его Гали…
И какие же молодцы дети, что не оставляют деда. А они, взрослые? Думали только о том, что мороки прибавилось. Пока документы восстанавливали, с пенсией разбирались…
Больше раздражения было, чем понимания. Да и раньше, еще при маме, не так уж и часто приезжали к родителям. Но знали, что тут им всегда рады, последнее отдадут…
А когда папа остался один в полупустой деревне? Да, он сам отказался тогда переехать жить к кому-то из них. А почему? Он же их не хотел стеснять. И если бы не этот Мурчик, так бы и жил один. Соседей почти нет. Они, дети и внуки, не часто к нему приезжали. Он говорил, что понимает, что им некогда, что все с ним в порядке. Вот и видно, в каком порядке…
Так со слезами дочка и зашла в комнату, где за столом сидели ее муж и брат с невесткой. Увидев, что она плачет, хотели спросить, что случилось. Но она приложила палец к губам, требуя, чтобы молчали, и жестом позвала всех на улицу. И там, в парке, сказала все, о чем только что думала, что поняла. Слушая ее, зашмыгала носом и невестка. Опустили головы брат и ее муж…
Вот тогда они и решили, что затянут пояса и купят отцу квартиру. Главное, чтобы рядом. Если ремонт будет нужен, сами сделают. И отца привлекут. Пусть, пока есть силы, хозяйничает со своим Мурчиком. Ну, и в гости они к нему и он к ним всегда пожалуйста. Только как бы это сказать ему так, чтобы понял правильно? Не выталкивают они его, не вычеркивают из своей жизни. Когда вернулись, позвали Алексея Ивановича для разговора. А он смотрел на них и не знал, чего ему ждать. Промелькнула горькая мысль, что собираться ему в дом престарелых. Ну, коль так…
Но все было совсем не так. Алексей Иванович увидел, как волнуются его дети. Дочка, став извиняться за то, что редко навещали его после смерти мамы, надеясь, что отец сильный, но разве можно тут только на силу надеяться, расплакалась. Он никогда не мог видеть ее слез, потому и вскочил сразу, стал как в детстве гладить по голове, говорить:
— Ну, что ты, доча! Кто тебя обидел? Я сейчас разберусь!
Тут и сын заговорил:
— Отец, это все жизнь чертова. Все времени не хватает… Ты прости нас…
Суть дела пришлось излагать зятю. Он тоже начал с извинения. А потом заговорил о том, что ревнует Алексея Ивановича: для детей он самый авторитетный авторитет. Может, и им, родителям, зачтется, что они Алексея Ивановича любят и уважают. И совсем он не немощный старик. Потому будет у него своя квартира. Уже её ищут. Чтоб рядом с ними. И внуков своих пусть принимает, когда хочет и сколько хочет. Ну, и им, взрослым, может, тоже дверь будет открывать. Этой последней фразой он разрядил обстановку – все улыбнулись, а первым Алексей Иванович. Улыбнуться он улыбнулся, но пришлось ему приложить усилия, чтобы и самому сдержать слёзы. Нет, детям не за что перед ним извиняться. Если бы была жива Галя, она бы подтвердила: хорошие они у них. А он что подумал? Что в дом престарелых его хотят отправить? И это Алексею Ивановичу впору перед детьми извиняться. Но он не скажет, про что подумал. Стыдно. Но покупать квартиру? Это же дорого! Зять будто мысли его прочитал:
— У нас есть деньги. Ну, не на трехкомнатную. Зачем вам такая, Алексей Иванович? Её же убирать надо. Хотя у вас же Мурчик помощник. Мы подберем варианты. А смотреть только с вами. Вам и решать.
— Не знаю, что и сказать, — голос Алексея Ивановича выдавал его волнение. – Спасибо, дети! Только если ремонт, меня не исключайте. Я тоже могу.
И тут открылась дверь и появилась детвора. Они подслушивали и даже не скрывали это. Бросились к деду и стали просить:
— И мы, деда! Возьмёшь нас на ремонт?
— Ну, так я без вас и не справлюсь, — обнял всех сразу Алексей Иванович.
Через месяц в отремонтированной квартире Алексея Ивановича было новоселье. Вроде бы и пришли только свои, но как ни крути, а восемь человек за столом. Есть ещё один чуть ли не главный – Мурчик. Он то к деду запрыгнет на колени, то к кому-то из внуков. На стол не лезет, воспитанный все же. Но на коленях сидит. Теплое получилось новоселье. Так еще с балкона и окна квартиры сына видны. А дом дочки чуть дальше. Но тоже пешком можно дойти. И невысоко – второй этаж. И вот перед чаем выходят внуки в коридор, шепчутся о чем-то, а потом заходят. И у каждого в руках фотоальбом. Оказывается, его дети собрали фотографии, которые хранились у них, и почти все альбомы восстановили. Даже ту, очень дорогую для Алексея Ивановича, фотографию, которая была сделана в день их свадьбы с Галей. Он хотел спросить, как им это удалось. Но дочка опередила его вопрос:
— У меня была такая фотография. Мне когда-то мама ее дала. Мы ее продублировали…
— Да, — говорит сын, — и у нас теперь такая есть.
Когда все разошлись, сел Алексей Иванович на новый диван. Ну, и Мурчик тут же прыгнул ему на колени. И стали они смотреть альбомы. Листает их он и замечает, что резкость вроде пропадает. Потом понимает: это слезы. Думает: хорошо, что никто не видит. Хотя чего ему стыдиться своих слез? Они от благодарности. Он вслух говорит:
— Видишь, Галя, каких детей мы вырастили!
Теперь у Алексея Ивановича обязанностей много. И все в радость: одного внука в музыкальную школу отвести, двоих других — в спортзал. Потом они обязательно к деду домой зайдут. Говорят, что у него чай, ватрушки и пончики вкуснее, чем дома. Не знают, наверное, что ватрушки и пончики утром заносят то дочь, то невестка. Ну, не знают, и ладно. Ему нравится, когда детвора у него в гостях. А вскоре ещё раз накрывают дочка и невестка стол в его доме. Как не отказывался Алексей Иванович, его не послушали: повод был – его день рождения. Но он даже не догадывался, какой подарок получит. Сначала внесли две большие коробки. Поставили в коридоре и пока не открывали. Почему-то разволновался Мурчик: он то подходил к коробкам, то прятался за Алексея Ивановича. Потом Мурчик выгнул спину и поджал хвост – это внесли еще одну коробку, поменьше. Алексей Иванович понял, почему так ведет себя Мурчик, когда из последней коробки выбрался маленький щенок. Он такого подарка не ожидал. И был очень рад. А детвора уже теребила деда, требуя, чтобы он назвал щенка.
— Спасибо вам, мои хорошие! – сказал Алексей Иванович. – Назвать как, спрашиваете? Не буду мудрить – пусть будет Дружок. Только вы теперь помогайте мне выгуливать его, — обратился он к внукам.
— Да, деда! Тут мы и поводок купили, и ошейник, и миски всякие. А ты, деда, Мурчику объясни, что и у него тоже появился дружок, — сказал старший внук.
— Вот видишь, папа, — обняла его дочь. – Скучать тебе теперь совершенно не будет времени.
«Вот и хорошо», — подумал Алексей Иванович.
0 Комментарий