Когда я женился на Оле, ее старшей дочке было три года, а младшей — полтора. Всегда воспринимал их как своих родных детей… После смерти любимой жены ее взбалмошная сестра захотела отнять у меня моих девочек…
— Здравствуй, Оленька… — я смахнул с могильной плиты березовые сережки и положил цветы. — Вот, твои любимые нарциссы…
Сел на лавочку, достал из пачки сигарету и тут же спрятал ее обратно: жена так радовалась, когда я бросил курить… Но после ее смерти сорвался.
— Оля, честное слово, я снова брошу! — пообещал я виновато, пряча пачку в карман.
Она улыбалась мне с фотографии, а когда любимый человек так улыбается, его просто нельзя обмануть.
— Прямо сегодня… И больше ни одной затяжки в жизни!
Когда я принес Олину фотографию мастеру, тот долго вертел ее в руках.
— А другой нет, что ли? — спросил он.
— Есть, конечно. Но я хочу эту… А чем она вам не нравится?
— На ней покойница уж больно веселая. На памятники такие фото вообще-то не принято ставить.
— Это для снимков на паспорт есть определенные требования и ограничения, а здесь… пусть остается такой, какой была при жизни.
— Дело ваше, — сдался мастер. — Какую будем набивать эпитафию?
— Любим и помним…
— Скорбим, — добавил мужик, понимающе кивнув.
— Не нужно «скорбим», — возразил я. — Только «любим и помним».
Мастер посмотрел на меня презрительно — наверное, решил, что перед ним жлоб, который решил сэкономить на надписи. Я не стал объяснять ему, что дело вовсе не в экономии. Ту боль, что у меня в душе, совсем необязательно выставлять напоказ, а Гале и Валюше в их возрасте не нужно скорбеть. Достаточно, если они просто будут маму любить и помнить.
Девочки и так до сих пор не отошли от потрясения после Олиной смерти, хотя уже год прошел. Плачут часто, засыпают только при включенном ночнике, меня от себя ни на шаг не отпускают. И постоянно спрашивают:
— Папочка, ты себя хорошо, чувствуешь? Ничего не болит? В больницу не заберут?
Я заверяю, что здоров как бык и проживу до ста лет, но они мне не верят. Раз их веселая и жизнерадостная мамочка всего за каких-то четыре месяца сгорела от лимфомы, значит, и со мной может случиться нечто подобное. Детей не должна интересовать тема смерти, но у моих к ней болезненный интерес.
— Папочка, а все люди умирают? — спрашивает семилетняя Валюша.
И хочется соврать, но нельзя. Невозможно!
— Все, — признаюсь я.
— А если ты тоже умрешь, нас с Галей отдадут в детский дом? — подбородок младшей дочки начинает дрожать.
Еще немного, и она заплачет.
— Ну что ты, какой детский дом? — я притягиваю Валеньку к себе, целую в русую макушку. — Во-первых, у вас есть бабушка с дедушкой, а во-вторых, я вашей маме обещал, что умру только после того, как выдам вас замуж, дождусь внуков, помогу их вырастить. Но тогда я буду уже совсем стареньким, и вы легко сможете обходиться без меня.
— Правда?! — дочка еще не улыбается, но губы уже не кривятся подковкой вниз, успокаивается.
— Правда.
— А мы пойдем завтра в зоопарк? — переводит она разговор на обычную детскую тему.
— Лучше на аттракцион, — заявляет Галинка.
Она как раз вошла в гостиную с тетрадкой в руках — наверное, снова задача не решается.
— В зоопарк! — настаивает Валя.
— Нет! Мы пойдем кататься на чертовом колесе!
— А я не хочу!
— Это потому что ты трусиха и высоты боишься!
— Леди, не ссорьтесь, — вмешиваюсь я в их спор. — У нас есть два варианта решения проблемы. Первый — бросить жребий, второй — совместить зоопарк с качелями и каруселями.
— Совместить! Конечно же совместить! — кричат девочки хором и начинают скакать вокруг меня, как две козочки.
Сердце сжимается: как же они обе похожи на свою маму! Особенно, когда улыбаются.
Я посмотрел на часы и поднялся со скамейки:
— Оля, мне пора… Через сорок минут девчонок из школы нужно забирать. Они у нас умнички, и учителя их хвалят. У Вали через неделю первое соревнование по художественной гимнастике, так что будет в семье еще одна медалистка. А Галюша вчера по математике пятерку получила. Ты не волнуйся, у нас все нормально…
Я махнул рукой, прощаясь с фотографией жены, словно с живым человеком.
«Да, теперь у нас действительно все более или менее нормально, — думал я, направляясь к выходу с кладбища. — Но сколько Юлька мне крови попила, пока все утряслось!»
Юля — родная сестра моей Оленьки. Не понимаю, как в одной семье могли вырасти две такие разные дочки. Одна — добрая, позитивная, искренняя, а другая… У меня даже слов приличных в лексиконе нет, чтобы охарактеризовать свояченицу. При жизни жены я Юлю толком и не знал — за все годы брака видел всего несколько раз, когда она приезжала, чтобы занять денег. Конечно, меня удивляло, что тетка так равнодушно относится к своим племяшкам — никогда не возьмет их погулять, даже на дни рождения и Новый год скромного подарка не сделает… Оля, по своей привычке всех защищать и оправдывать, объясняла:
— Вот родит Юля, научится своих детей любить, тогда и до чужих дело дойдет. А пока она просто не знает, как это делается.
Я молчал, чтобы не огорчать жену, но про себя думал, что Юля вообще не может любить никого, кроме собственной персоны. И успокаивался: «В конце концов, мне до нее нет дела!»
Даже в страшном сне не могло привидеться, что спустя три гола свояченице будет дело до меня. Да еще какое дело!
Юля ни копейки не дала на похороны, хорошо хоть попрощаться с сестрой на кладбище смогла. Когда отмечали девятый день, у нее возникли срочные дела, а на сороковой день явилась. Дождалась, пока все, кто пришел помянуть Оленьку, попрощались, и зашла на кухню, где я мыл посуду. Думал, хочет предложить свою помощь, но ошибся…
— Валера, собери вещи девочек. Пока самое необходимое, а за остальным Толик позже приедет (Толиком зовут ее мужа, которого я вообще ни разу в глаза не видел).
— Зачем вещи? — не понял я.
— Галя и Валя теперь будут жить со мной.
— С какого перепугу?
— Потому что я им — родная тетя, а ты — никто!
— Давай-ка, тетя, двигай на выход! — я схватил ее за плечи и почти силком вытолкал из квартиры.
Да, я был груб. Наверное, с женщинами так нельзя. Но у меня в тот момент от возмущения крыша поехала — почти ничего не соображал. Это же надо такое ляпнуть: я девочкам — никто!
— Быдло! — крикнула Юля, вызывая лифт. — Надо было мне с Толиком прийти, чтобы с тобой по-мужски разобрался! Ничего, он еще тебе так по жбану настучит — быстро мозги вставит!
— Привет Толику! — рявкнул я и захлопнул дверь.
…
Некоторое время я избегал ходить по безлюдным местам. Один на один, может, я с Юлиным мужем и справился бы, ну а если он дружков с собой прихватит?.. А мне попадать в больницу никак нельзя — сейчас, как никогда, нужен дочкам.
Однако Юля решила добиться цели другим путем. Вскоре я получил повестку в суд по делу об установлении опеки над малолетними Галиной и Валентиной. Юлия подготовилась к войне как следует — на заседание явилась с адвокатом, который очень профессионально изложил суть исковых претензий. Говорил он длинно и красиво, но, если вкратце, его монолог сводился к следующему: детям, безусловно, будет лучше жить в полной семье родной тети, а не с одиноким отчимом, ушедшим после смерти жены в длительный запой.
Судья (женщина средних лет) посмотрела на меня пристально и оценивающе. Выглядел я не лучшим образом: за последнее время похудел, осунулся, под глазами появились темные круги. Но на запойного «синяка» не был похож, и судья это поняла (по ее глазам было видно). Адвокат Юли между тем передал через пристава на рассмотрение суда какие-то документы.
— Здесь только акт обследования жилищных условий, справка о ваших доходах, медицинская — от нарколога и психиатра и характеристика с места работы, — обратилась судья к Юле. — А где справки вашего мужа?
— Это же я буду опекуншей племянниц, а не муж. К тому же мой Толик… временно не работает.
— Как давно он без работы?
— Третий год. Но он ищет!
— Ваша зарплата в месяц составляет… — судья заглянула в одну из бумажек, — пятнадцать тысяч рублей. Вы считаете, этих денег достаточно, для того чтобы содержать двух детей?
— Для детей главное не деньги, а любовь и забота! — с пафосом ответила Юля.
А затем добавила:
— К тому же, я как опекунша буду получать на племянниц пособие, и в сумме на такие деньги вчетвером можно нормально прожить.
Адвокат скривился и дернул свою клиентку за рукав, мол, не говори лишнего. Но ту уже понесло:
— Это даже хорошо, что мой муж не работает. Будет кому за малышками приглядеть. А этот… ответчик… — она бросила на меня ненавистный взгляд. — С утра до вечера просиживает в офисе, и дети предоставлены сами себе!
— Это неправда! — вырвалось у меня.
Судья, призывая к порядку, стукнула молотком, но слово все-таки дала:
— Уточните, что именно является неправдой.
— Я по профессии компьютерный дизайнер. После смерти жены договорился в издательстве, что буду работать дома — дистанционно.
— Сколько вы получаете?
— Оклад — сорок пять тысяч рублей и фрилансом зарабатываю еще около двадцати тысяч ежемесячно.
— Ему нельзя отдавать детей! — завизжала Юля, вскакивая с места.
Молоток судьи с размаху опустился на круглую деревяшку.
— Истица, если еще раз позволите себе такое поведение, я прикажу вывести вас из зала, — жестко произнесла судья и повернулась ко мне:
— Продолжайте…
— Я ведь на их маме женился, когда Вале было всего полтора годика, а Галинке — три. И почти сразу их удочерил.
— Официально?
Я кивнул:
— Да, официально. Но фамилию жена после нашей росписи не меняла ни себе, ни дочкам. Я не настаивал. У меня не очень благозвучная, не хочу, чтобы их в школе дразнили. Вот будут получать паспорт, сами решат, брать мою или нет.
— А почему в деле об удочерении ничего нет?
Я пожал плечами:
— Не знаю. Вы бы у Гали с Валюшей спросили, с кем они больше хотят жить.
— Возражаю, Ваша честь, — подал голос адвокат: — Дети только с десятилетнего возраста могут…
— Я знаю законодательство, — перебила его судья, — но все равно хотела бы побеседовать с девочками.
— Они сейчас в коридоре сидят — с крестной и психологом, — подсказал я.
— Перерыв полчаса.
…
Я вышел покурить на крыльцо. Юля с адвокатом разговаривали неподалеку (меня они не видели). — Почему вы мне не сказали, что ваши племянницы удочерены отчимом? — недовольно буркнул адвокат. — Я бы отказался от этого дела.
— Но я сама не знала!
— Можете считать, что мы его уже проиграли. Да, и еще. Вы, кажется, собирались судиться из-за наследства сестры? Предупреждаю, здесь у вас тоже никаких шансов на успех.
Сразу после перерыва было оглашено решение суда: в удовлетворении иска гражданке Г. отказать.
Я подъехал к школе как раз в тот момент, когда моя «сладкая парочка» вышла на улицу. Увидев меня, дочки с радостными воплями вприпрыжку бросились навстречу, повисли с двух сторон на моей шее, болтая в воздухе ногами. Любимые мои, родные… Никому вас не отдам!!!
0 Комментарий