— Господи, как же раскалывается голова…
Утром после очередного застолья стонал Гаврилов, еле приподнявшись на диване. Перед глазами у него всё плыло, он пытался сфокусировать взгляд на стрелках будильника. Наконец, это удалось сделать.
— Девять утра….
Голова Гаврилова опять машинально опустилась на подушку. Но боль не давала снова уснуть. Вдруг его внезапно осенило:
«Каринка… Сейчас отправлю её в аптеку за лекарством. Потом быстро приду в себя.»
— Карина! Подойди, пожалуйста! — крикнул Гаврилов.
В ответ полнейшая тишина. Мужчина с трудом спустил тощие ноги с дивана, пытаясь одной ногой нащупать тапку на полу. Через мгновение всё его тело как будто электрическим током пронзило.
«Карина… Ведь я же её вчера дружкам отдал. Да, какие они дружки к чёрту, так собутыльники. Вчера пьяный был в стельку, не соображал ничего. Боже мой, что же теперь будет и с ней, и со мной.»
От осознания произошедшего ужаса Гаврилов как ошпаренный соскочил с дивана и понёсся в комнату, в которую вчера вероломно втолкнул шестнадцатилетнюю падчерицу Карину к трём мужикам. Дверь в комнату была плотно закрыта. Изнутри не доносилось ни звука. Гаврилов затрясся как осиновый лист. Он боялся открыть дверь и увидеть страшную картину. Наконец, собрался с силами и распахнул дверь. В комнате никого не было.
— Карина, ты здесь? – спросил Гаврилов, это уже так для порядка.
Ясно было, что тут никого нет. Он в ужасе начал метаться по комнате и искать следы, сам не зная, чего. Может быть вещей Карины, смятых покрывал, и ещё…
Ему самому было страшно это произносить. Ведь насколько он знал, Карина ни с кем не встречалась и парня у неё ещё не было. Но никаких следов произошедшего отчим не нашёл. Лишь увидел на столе блокнот Карины, а из него торчал уголок фотографии. Гаврилов вытащил фото. На нём трое улыбающихся людей – Карина, её мама Надежда и отец Сергей. Их лица излучали счастье. Ведь было это пять лет назад, когда родители девочки ещё были живы…
Гаврилов тяжело вздохнул. Сумасшедшие мысли, как пчёлы, роились у него в голове.
«Какие же они изверги – эти собутыльники. Утащили с собой девчонку! Ненавижу их! И ненавижу себя за то, что позвал их. Я теперь попаду в тюрьму!» — возмущался отчим и гневил последними словами всё и всех вокруг.
Он никогда не любил это слово «отчим». Предпочитал, чтобы Карина называла его по имени-отчеству – Алексей Владимирович или просто Алексей.
«Что же теперь делать? Где искать девчонку?»
Одурманенный алкоголем мозг не позволял думать логически.
Вдруг Гаврилов вздрогнул всем телом от оглушительного стука в входную дверь. Звонок на двери давно сломался, а чинить его он, конечно, не собирался.
‘Господи, ты смилостивился надо мной. Спасибо! Это Карина пришла. Сейчас всё будет хорошо,» — уверенно подумал мужчина и как сумасшедший кинулся к двери.
— Карина, Кариночка! Ты вернулась, — закричал Гаврилов, открывая дверь.
В эту же секунду его лицо исказилось в гримасе досады и разочарования. На пороге стоял молодой мужчина в штатском, в одной руке он держал планшет, а в другой – служебное удостоверение.
— Здравствуйте. Вы – Гаврилов Алексей Владимирович, правильно?
Гаврилов еле заметно кивнул головой. Молодой человек продолжил.
— Меня зовут Филимонов Андрей Николаевич. Я участковый этого района города. Вот моё служебное удостоверение.
«Как же быстро стала работать наша доблестная полиция. Вечером мы ещё глушили водку, а наутро уже пришли за мной,» — с ужасом подумал Гаврилов.
Внутри у него всё похолодело, а руки предательски задрожали мелкой дрожью.
Участковый, глядя прямо в глаза Гаврилову, невозмутимо сказал:
— На Вас поступил сигнал, и мы вынуждены принять меры.
После таких слов Гаврилов испугался так, что у него мурашки побежали по коже, а волосы стали дыбом.
«Эх, была не была, — подумал он, — чистосердечное признание смягчает вину, всем это известно. Но правду всю не скажу. Не хочу в тюрьму садиться.»
Гаврилов натянул на себя маску страдальца и начал причитать срывающимся голосом:
— Начальник, выслушай меня, прошу. Я ни в чём не виноват, ну просто бес попутал. Пощадите, не сажайте в тюрьму. Кариночка всё поймёт и простит, я точно знаю. Я ведь с ней уже четыре года живу, как к дочке родной отношусь.
От безысходности Гаврилов пустил крокодилью слёзу, потом – вторую. Увидев душевное волнение мужчины, участковый Филимонов хладнокровно сказал:
— Да, Вы успокойтесь и давайте обо всём по порядку.
— По порядку? – оживился Гаврилов – Это можно, это я сейчас… С Надеждой – матерью Карины я познакомился четыре года назад. У неё муж умер от сердечного приступа. Надюша была свободна, и чем-то я ей приглянулся. До сих пор не знаю, чем. А для меня она стала настоящим сокровищем, подарком судьбы. Я ведь по малолетке на зону залетел, за кражу три года отсидел. И всё. После этого я стал никому не нужным, даже собственным родителям. Они стыдились меня, потому что оба были уважаемыми людьми, а сынок-уголовник портил им репутацию. В общем, жизнь моя покатилась под откос, ни работы, ни денег. Запил я и начал бродяжничать. Моим дом стала скамейка в парке. Я как раз на ней сидел, голодный и нищий, когда Надюша со мной заговорила. Она психологом работала, поэтому с такими как я общаться ей было не привыкать.
Гаврилов говорил прерывисто, словно хотел быстрее всё рассказать. И постоянно захлёбывался от нахлынувших эмоций.
— Я же с Надюшкой человеком снова стал, в себя поверил и неудачником перестал быть. Она меня даже на работу устроить сумела. Зарабатывал, правда, немного. Но всё же свою лепту в семейный бюджет вносил. И с Каринкой у меня отношения сложились хорошие. Но… Всё оборвалось в один миг…
Гаврилов не мог сдержать слёз. Они градом полились по опухшему от алкоголя лицу. Даже участковый на миг поверил в искренность чувств этого странного мужика.
— Однажды вечером мы с Кариной не дождались Надежду. Только утром узнали, что её сбила машина. Я думал, что сигану в могилу вместе с ней. Не смог я взять себя в руки. Снова опустился на дно. Начал пить, потом потерял работу. Когда денег не стало хватать даже на булку хлеба, не нашёл ничего лучшего как играть в азартные игры на деньги. В молодости я был знатным картёжником, а на зоне только отточил свой талант…
Гаврилов опять замолчал, словно вспоминал, что произошло тогда. В воздухе повисла тягостная пауза. Её прервал участковый:
— И что, что было дальше?
— А дальше сколотилась компания таких же неудачников — игроков, как я. В основном, собирались у меня на кухне. Гремели кастрюлями, готовили еду и пли алкоголь. Много пили. Запивали проигрыши и праздновали выигрыши. Не пойму, что случилось. Но в последнее время я как будто растерял навык игры в карты. Чёрная полоса пошла. Проигрыш за проигрышем идёт. Так все заработанные деньги проиграл. Пытался отыграть, а вместо этого попадал в новые долги. А вчера собутыльники меня совсем к стенке припёрли. Мол, отдавай долг немедленно и всё тут. А потом…
Гаврилов снова замолк, пытаясь на ходу выдумать новую концовку истории, чтобы не навлечь на себя подозрений.
— Ну что Вы снова замолчали?! – уже с резкостью спросил участковый.
Он осознал, что в этой квартире произошло преступление. И перед ним самый настоящий преступник.
— Ой, да, сейчас, конечно, начальник, – заспешил Гаврилов – Я говорю этим мелким людишкам, что у меня нет денег, я потом отдам долг. А они мне заявляют, что у тебя падчерица есть, вот пусть она рассчитается натурой и закроем твой долг. Я стал отчаянно сопротивляться. Не мог я допустить, чтобы с моей девочки даже волосок с головы упал. И тут эти алкоголики меня со всей силы по голове ударили. Я вырубился. Утром просыпаюсь, никого нет. Не собутыльников, ни Каринки.
Поймав на себе пристальный взгляд участкового, Гаврилову стало не по себе. Он даже съёжился, втянув голову в плечи. Бешеное волнение охватило его. Волнение усилилось ещё больше, когда он увидел, что участковый решительно набирает номер и собирается кому-то звонить.
— Что Вы делаете? – спросил Гаврилов.
Участковый невозмутимым голосом ответил:
— Буду вызывать полицейский наряд.
— А Вы кто? Разве…
Тут Гаврилова осенила чудовищная догадка. Это же не полицейский, а участковый. Алкоголь настолько сильно одурманил ему голову, что он не понял ровным счётом ничего и просто так сам лично рассказал о преступлении.
«Какой же я идиот, непроходимый тупица… Сам себе вырыл яму».
— Кто Вы? И зачем сюда пришли? – что есть силы закричал Гаврилов, покрывшись пунцовыми пятнами.
— Я участковый Филимонов, Вам же представлялся и предъявлял удостоверение. Нам вчера поступил сигнал от соседей на громкий шум, раздававшийся из Вашей квартиры. Мы отреагировали. А оказывается Вы не хулиган, а преступник и место Ваше в тюрьме.
— Ты обманул меня, подлец! – обезумев, взревел Гаврилов – Ты поплатишься за это сейчас же!
Мужик тут же вскочил со стула и кинулся к Филимонову. Руки Гаврилова уже коснулись его шеи. Но, видимо, участковый родился в рубашке, в эту мгновение в квартиру ворвался полицейский наряд.
Через несколько секунд на запястьях Гаврилова лязгнули наручники.
— За что?! – кричал арестованный, — я ни в чём не виноват. Слышите меня?
— Слышим, слышим, — с издёвкой сказал один из полицейских, – посидите в следственном изоляторе, там разберутся, кто прав, кто виноват.
Уже меньше чем через час Гаврилов оказался за решёткой в СИЗО.
— Постой! – Кричал он вслед конвоиру. – Выпусти меня немедленно, слышь ты, чурбан в форме!
Вдруг Гаврилов услышал сзади громогласный хохот многочисленных сокамерников.
— Во даёт, чувачок. Целый спектакль устроил, – сказал космобородый мужик с мощными ручищами, усыпанными татуировками и слегка хлопнул Гаврилова по спине.
Тот оглянулся и наградил большущего зэка чумным взглядом.
— О… Перегаром то несёт, до отсидки налакаться уже успел. Чего ты трясёшься как трус? Может тебе поближе к параше уже надо? А то не ровен час, воздух испортишь. Нам то тогда куда от тебя деваться?
По камере прокатилась ещё одна волна безудержного хохота. Гаврилов не испугался – нет. Он просто не понаслышке знает, как тяжело отбывать срок на зоне. А за падчерицу Карину он получит сполна. После того, что с ним сделают на зоне за это – выйдет ли он оттуда нормальным человеком? Это ещё вопрос.
Его мысли словно прочитали сокамерники. Со всех сторон как из рога изобилия послышались нелицеприятные возгласы.
— Э, ты по какой статье приземляешься?
— Ну и вляпался, допрыгался.
А потом кто-то из сокамерников сказал:
— Я по ходу слышал, что-то связано с падчерицей у него.
Все аж присвистнули:
— Да… Долго тебе тогда не оправдаться будет. А без оправдания пропадёшь, рабом безропотным станешь.
Сокамерники во всех красках старались расписать будущее Гаврилова на зоне. Выкрики заключённых ещё больше усугубили и без того ужасное моральное состояние Гаврилова. Его голова раскалывалась на части от произошедшего. В висках стучало:
«Опять осудят. Опят посадят. Опять зона. И зачем я только связался с этими картёжниками – алкашами. Их, конечно же, найдут, допросят и выяснится, что не они, а я отдал падчерицу за долги».
Гаврилов был похож на вора, который сожалеет не о том, что совершил, а о том, что попал в тюрьму.
Было уже за полночь, а новоиспечённый заключённый никак не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, но сон не шёл. Окончательно протрезвев и скинув дурман выпитого алкоголя, Гаврилов до мелочей вспомнил, как было дело и ужаснулся. В тот момент он точно не головой думал. Перед глазами мужчины снова всплыли все подробности той ночи. Он как будто заново пересмотрел старый фильм. Гаврилов увидел себя со стороны. Словно сторонний наблюдатель стоит и смотрит за происходящим. Вот отчим находится рядом с комнатой Карины и что есть силы стучит в дверь.
— Давай открывай, ты, — потребовал он.
И, не дождавшись реакции падчерицы, выбил с ноги дверь в её комнату. Карина испуганно подскочила, таращась на Гаврилова.
— Ты, это, — позвал к себе Карину отчим – Давай, это… иди за мной.
Девочка округлила глаза и начала оглядываться в поисках чего-то, чем можно защититься от отчима.
— Да, спокойно, ты, — строго сказал Гаврилов – Проигрался я.
— Это не новость, — заметила Карина. – Отыграешься ещё, — пыталась обнадёжить она.
— Да, устал я отыгрываться, — гаркнул на падчерицу мужчина. – Обнулим сейчас долги. Они простят, если ты их всех обслужишь. Иначе порешат и меня, и тебя. Это серьёзные мужики.
Карина с презрением и ненавистью смотрела на отчима. С тех пор, как мама погибла, совсем с ума сошёл. В это мгновение Карина думала:
«Решил гад пойти лёгким путём, свалить свои проблемы на других, сам же ничего не стоит. Плюнула бы ему в лицо, но это ещё больше его разозлит».
Гаврилов схватил попавшийся на глаза халат Карины, и кинул ей в руки.
— На вот оденься. Да, побыстрее. Время – деньги! – прорычал Гаврилов.
— Хорошо, хорошо, сейчас приду, я подготовлюсь, — дрожащим голосом проговорила девочка, поняв, что силы неравны и сопротивляться бесполезно.
Отчим отобрал у неё телефон, и довольный вернулся на кухню. Алкоголь и желание вернуть долг так завладели им, что Гаврилов даже не подумал о чувствах Карины.
Девочка нервно ходила по комнате, и плакала. Она безуспешно думала, что ей делать. Кинулась было к окну. Но это пятый этаж. Даже кричать бесполезно. Карина вздрогнула всем телом, когда услышала пьяный крик Гаврилова из кухни:
— Ты там поторапливайся. Тут не привередливые сидят.
Карина решила прошмыгнуть мимо этой компании пьяных мужиков, но отчим всё же заметил её и заграбастал себе в руки. А потом с чувством выполненного долга сказал, обращаясь к дружкам – собутыльникам:
— Ну вот, я выполнил, что обещал. А теперь выполняйте то, что Вы обещали – спишите мне весь долг.
Мужики утвердительно закивали головами, жадно разглядывая падчерицу. Они не в силах больше терпеть встали из-за стола и повели Карину в комнату.
Гаврилов, осознав весь ужас того, что совершил, налил себе гранёный стакан водки до краёв и залпом выпил. После этого не смог устоять на ногах и провалился в глубокое забытьё, очухавшись только на утро…
Забрезжили первые лучи солнца. Они были настолько сильные, что даже пробивались сквозь тюремную решётку. Гаврилов зажмурился и открыл глаза. В камере шушукались заключённые. Они нервно бурчали о том, что до сих пор не зовут на завтрак, а у них уже животы вспухли от голода. Лишь Гаврилову было не до еды. Он уже представлял себя осуждённым и находящимся в колонии строгого режима.
«Ну сколько мне могут дать? — думал зэк – наверное, лет пять, не больше. Я же до неё даже пальцем не дотронулся. Это их должны судить дружков моих – собутыльников по полной программе».
Но он ошибся. На первом же допросе следователь Соловьёв огорошил его так, что Гаврилов больше не смог оправиться от удара. Следователь – тёртый калач и сразу понял, что Гаврилов обманул участкового. Слишком много нервничал и переживал, крутился как уж на сковороде. Соловьёв применил один из своих хитрых психологических приёмчиков и Гаврилов тут же раскололся, рассказав всё как было без утайки.
— Это всё, я больше ничего не делал. Я до Каринки даже пальцем не дотронулся. Вы собутыльников моих допросите, это они девчонку утащили, – страшно заволновался Гаврилов.
— Уже допросили, — невозмутимо ответил следователь, — Они дали показания. Сказали, что даже не знали ни о какой падчерице и ушли и с квартиры сразу, как только закончилась игра в карты.
Гаврилов мертвецки побледнел и закричал:
— Это неправда! Они все врут, чтобы не садиться в тюрьму. Найдите Карину, она всё подтвердит.
— Успокойтесь, не место здесь для размахивания руками. Мы ищем Карину, но пока поиски не увенчались успехом. Прокурор считает, что с падчерицей расправились вы и сами за всё ответите.
Этими словами следователь как будто пригвоздил Гаврилова к стулу. Он зажал голову руками как в тиски и не мог больше пошевелиться.
Вслед за этим последовали изнуряющие допросы, очные ставки с дружками-картёжниками, которые глядя в глаза Гаврилову, продолжали врать и, наконец, приговор суда, по которому отчима отправили на зону на целых пятнадцать лет.
Прошло полгода.
Целых полгода, которые Гаврилов провёл на зоне. Он не жил, а влачил жалкое существование. Решил прекратить это существование и напряжённо думал, как это сделать. Вдруг в один из серых безрадостных дней в камеру зашёл надзиратель и крикнул:
— Заключённый Гаврилов! На выход!
Гаврилов под насмешки сокамерников поплёлся к двери.
— Ну, живо! Что так тащишься, словно бабка старая. Свидание у тебя сейчас будет.
— Свидание? – удивился Гаврилов – с кем?
— Увидишь, — буркнул надзиратель.
Когда под присмотром конвоира, заключённого втолкнули в маленькую, узкую комнату для свиданий, он удивился так, что глаза чуть не вылезли из орбит.
Напротив, него сидела Карина. Она повзрослела за эти полгода, как будто на целую жизнь.
— Карина, ты….- только и смог пролепетать Гаврилов.
— Я. Как Вы здесь живёте? – спросила девушка.
Отчим не нашёлся что ответить, но по его удручающему внешнему виду было понятно и без слов, как он живёт.
— Да что я? – будто ото сна очнулся Гаврилов. – Как ты? Как оправилась от удара, который тебе нанесли мои дружки?
— Мне не нужно было ни от чего оправляться. Удара не было. Они меня сразу же отпустили.
— Отпустили? Они тебе ничего плохого не сделали? Это правда? Кариночка, как же я рад за тебя! Я был той ночью сильно пьян. Натворил ужасных дел. Прости меня, умоляю! Пусть не сейчас, когда-нибудь потом. Дай только мне шанс надеяться на прощение, — искренне просил Гаврилов, как будто находился перед святым распятьем.
— Я уже давно простила вас, – сказала Карина и секунду помолчав, добавила – А хотите узнать, как было дело?
— Да, конечно, хочу, — отчим отчаянно закивал головой.
И слушал рассказ падчерицы с замиранием сердца.
— Как только я оказалась в комнате, один из мужчин сказал, чтобы я уходила. Твой отчим, говорит, совсем с катушек слетел. А два других поддержали его решение со словами: «Даже пальцем её не тронем. Зачем нам потом за это огромный срок мотать? Мы себе не враги». Вот и всё. И отпустили меня.
У Гаврилова от слов падчерицы даже заблестели слёзы на глазах.
— А потом, как ты жила, бедная? Бродяжничала? – с волнением спросил растроганный отчим.
Карина, слегка улыбнувшись, сказала:
— Нет, до этого дело не дошло. Я к тёте Томе жить уехала на Урал. Это мамина старшая сестра. Она давно меня звала к себе, да я всё не решалась. Тут школа и друзья мои. И мама здесь похоронена. Но вот, видимо Богу так суждено было, всё-таки уехала…
Гаврилов слушал и радостные эмоции переполняли его сердце. Он был искренне рад, что у Карины сложилось всё хорошо. У него словно тяжёлый камень сняли с души.
— Алексей Владимирович, – вдруг неожиданно девушка назвала отчима по имени – отчеству так, как он когда-то любил, чтобы Каринка к нему обращалась. — Я апелляционную жалобу подала. Не хочу, чтобы Вы сидели в тюрьме за те действия, которых не совершали, тем более их вообще не было.
Скупая мужская, слеза невольно покатилась по щеке отчима…
Карина пообещала и сдержала слово. В результате пересмотра дела срок наказания Гаврилова уменьшился с 15 до 4 лет. С тех пор пролетело долгих четыре года, после которых последняя тягостная страница тюремной жизни закрылась и Гаврилов оказался на свободе. После того, что с ним произошло, Гаврилов больше не смог жить той жизнью, которой жил раньше, до зоны. Ещё находясь на нарах, он принял решение уйти в монастырь. И ушёл. Быть может ежедневные молитвы и преклонение Богу исцелят когда-нибудь его душу и сердце.
0 Комментарий