Марина сидела в кресле-качалке, и медленно покачивалась, нежась в лучах сентябрьского солнышка. Не зря говорят: бархатный сезон. Так и есть, бархатный! Жары больше нет, солнце ласковое, листва всё ещё зелёная благодаря частым дождям, что поливали сады в августе.
Марина обожала такую пору! Обожала эти розовые рассветы да синие сумерки. Обожала солнечные денечки уходящего лета. Вечера всё ещё теплые, тихие, и пахнут – не надышаться! А небо-то по ночам какое: черно-синее, звёздами густо усыпано, и тоже бархатное! Она даже задремала, разморенная в своем кресле. И вдруг окрик, Марина даже вздрогнула от неожиданности:
– Марина, слышь? Спишь, что ли?
Это была соседка, Клавдия. Не иначе ей что-нибудь нужно опять. Её в селе называли Клавка-попрошайка, а та и не стеснялась. То сахару ей дай, до муки, то смородины на пирог, то молока…
Это называлось «одолжить», хотя она никогда не возвращала одолженное. Вот и сейчас:
– Марина, у тебя яблоки, гляжу, такие сочные в этом году уродили! Одолжи мне на пирог?
Клавдия облокотилась на забор, а в руке держала наготове пластиковое ведро – десятилитровое, не на один пирог хватит, как бы не лопнула от переедания. Но Марина махнула ей рукой: жалко ей, что ли:
– Пойди, нарви, Клав, сколько хочешь. В этом году и правда, яблок – полно! Девать некуда.
– Ой, спасибо тебе, Мариночка. Сама ты все гляжу, сама… Не скучно тебе? Твой-то где? Что-то его не видать давно.
– Занят, – скупо ответила Марина, и смежила веки.
– Ой, Мариночка, а стремянку дай?
– Так она там стоит, под деревом. Нашла?
– Ой, вот спасибо тебе, нашла! – сказала дородная соседка, и кряхтя взобралась на лесенку, зашелестела ветками, гулко застучала яблоками по дну ведра.
Вот же досада: не удалось подремать, даже в этом краю тишины – и то нет тишины. Не рассказывать же Клавке, что разошлись они с Женей. Да и разве поймёт она Марину?
Жили они с мужем, как говорится, душа в душу почти три десятка лет, и тут вдруг Марина с ума сошла. Расстаться с Евгением захотела. Да никто Марину не понял! Ни дети, ни тем более муж. Горестная морщина прорезала его лоб:
– Ты уверена, Марина? Тогда я мешать не стану…
И вот Марина переселилась в их дом в пригороде. Женя тут трудился не покладая рук, пока построил всё и организовал так, как им хотелось. Не особо он любил в земле ковыряться, но Марина всегда хотела свой собственный участок. Чтобы сад, как в раю, разве что без райских птиц. Терраса чтобы с резным крылечком. И даже флюгер кованый на крыше, в форме затейливого петушка!
Давным-давно они купили у знакомых добротный старый дом недалеко от города, и переделали его по своему вкусу. Муж старался всё тут устроить, как на фото у блогеров: чтобы красиво, комфортно, и уютно. То одну идею почерпнёт и воплотит, то другую…
Со временем поднял потолок, достроил второй этаж с деревянной лестницей, с толстыми тяжелыми сосновыми ступенями, и с резным балконом. Марина занялась оформлением сада. Каких только диковинных лилий и гладиолусов не развела! Каких только фруктовых пород не посадила…
Женя ей даже прудик небольшой устроил в саду, и альпийскую горку сложил. Как он говорил, «чтобы душа от суеты отдыхала»…
Потом соорудил детскую площадку с качелями, чтобы дети резвились, развивались, неуемную энергию свою выплёскивали. В одной из комнат дома сделал спортзал, который у них не пустовал: их дети с удовольствием занимались на тренажерах, да и родители тоже! И сейчас, будучи на пенсии, работая в саду и во дворе порой до усталости, Марина всё равно пару раз в неделю находила время позаниматься на тренажерах. Она старалась держать себя в форме, и стала выглядеть даже лучше, чем до развода!
– Ой, Марин, я у тебя ещё орехов набрала. Ничего? У тебя они такие крупные, ядра вкусные, а скорлупка тонкая, хоть пальцами ломай – сама трескается!
Марина опять вздрогнула от неожиданности, задумавшись. Ох, какой же у неё пронзительный голос. Клавке можно работать сиреной! В смысле, не моряков на остров заманивать, а на заводе оповещать о каких-то чрезвычайных происшествиях, и об эвакуации рабочих, тьфу, тьфу, тьфу! Клавдия держала в руке полное ведро румяных яблок, а в завернутый торбочкой передник набрала орехов увесистый узелок.
– Да, бери, сколько нужно! – улыбнулась Марина.
Вот лиса эта Клавка – ничего от её взгляда не ускользнет. У самой сад такой же, а она по соседям любит шастать – в чужих руках вкуснее ей. Потом выпроводив соседку, Марина тоже наскоро соорудила шарлотку с яблоками. А потом сидела на террасе, пила ароматный земляничный чай с яблочным пирогом, и наслаждалась наконец-то долгожданной тишиной. И думала свои мысли всякие-разные.
Кому рассказать, что к полтиннику женщина решила развестись и разрушить благополучную семью – никто бы не поверил. И не понял бы её!
Женька у неё мужик хозяйственный, с руками, мастеровитый, непьющий, все в дом…
И починить, и построить…
Даже приготовить, если надо! И даже вкуснее, чем сама Марина! Особенно плов и шашлык – закачаешься! Пальчики оближешь! Если у родных или друзей намечались застолья с барбекю – Женю всегда просили быть шеф-поваром! Марина даже немного ревновала, что мужа так нахваливали!
Потом дети у них выросли, поступили в университеты. Старший сын Павел выучился на врача, специализируется в сфере оперативной офтальмологии. Использует самые прогрессивные эффективные методики лечения патологий глаз. Уже имя себе заработал в медицинском мире. Пригласили его в одну известную столичную клинику, предложив очень привлекательные условия – не раздумывал, поехал. И жена за ним следом поехала с сынишкой, Марининым внуком, когда Павел немного обосновался и подготовил жильё семье. Зато уже у них своя собственная квартира там, и машины у обоих. В кредит купили, но справляются, молодцы. И доча у Марины с Женей тоже молодчинка! Получила диплом, работу нашла хорошую. В фирме своей познакомилась с хорошим парнем, и переехала к нему. Расписались. Малыша родили, Ростика. Все слава богу, в общем! А Марина вот вышла на пенсию в этом году, и… захотела жить для себя. Дети уже устроены в жизни, внуки пошли. А она так никогда и не жила для себя, как хотела! Все только для детей, для семьи…
Как будет жить её муж без неё, женщина даже не подумала. Она никогда не любила Евгения! Так ему и сказала:
– Жень, я разведусь с тобой. Дети у нас стали на крыло, обязанности я свои перед семьёй выполнила. Не могу я больше жить с тобой, не люблю. Доживать до старости и помереть? Так я с тоски скорее помру. А хочется успеть и пожить ещё. Для себя!
Он долго сидел на кухне, обхватив руками голову. А потом вздохнул:
– Раз так – неволить тебя не стану. Я думал, моя любовь растопит этот лёд, что у тебя на сердце годами лежит. Но видать не справился я.
Марина собрала свои вещи, Женя отвёз её загород. Попрощались, как чужие, даже не обнявшись после стольких лет. Марина сразу сказала, что квартиру оставит мужу, и на неё не станет претендовать. Да и неправильным считала всю жизнь мужу порушить до основания, да после развода ещё и переселять его в маленькую квартирку доживать свой пенсионерский век. Чтобы разделить имущество? Так ей и дома хватит. Женя у неё горожанин, пусть в городе и живет себе, в комфортных привычных условиях. А она всегда себя лучше чувствовала на природе, где простор, и нет толпы. И… нет нелюбимого мужа, постылого. Машину она тоже мужу отдала. Она всегда боялась водить. Посчитала, что и машина не нужна ей – всё равно будет в гараже стоять без дела. У сына с невесткой есть свои машины. Доча такая же трусиха, как и она сама – ее муж возит, куда нужно. Так что будет правильно Жене отдать его любимую машину, с которой он пылинки сдувал, пусть и дальше тем же занимается. И всю весну, и все лето Марина наслаждалась своей свободой и одиночеством.
И вот уж осень настала, а она всё ещё не заскучала, не загрустила без семьи. Хочу – читаю всю ночь до рассвета, а лягу только под утро. Хочу – хоть на весь день уйду в лес бродить, сунув компас в карман. Хищных зверей в этих краях нет, разве что кабаны встречались, судя по следам. Но нападений на человека в тех местах никогда не было, так что Марина гуляла, не боясь опасностей, хотя и не заходила далеко.
Хочу – валяюсь на пляже на озере, отогревая пузико на мягком песке. Хочу – валяюсь на диване, укрывшись кашемировым пледом, слушая мерный стук дождя и читая любимые книги. Хочу – готовлю. Не хочу – не готовлю! Красота же! Целых полгода рая уже, и идиллии! И дальше – тот же рай!
Поначалу было непривычно не вскакивать по утрам, чтобы обиходить свою семью, а потом ещё и на работу мчаться на всех парах, высунув язык. А потом после работы тащить домой пакеты с продуктами. И становиться к плите, готовить ужин, кормить семью, наскоро доделывать домашние дела перед сном…
И так каждый день, год за годом…
А теперь год за годом у неё будет кайф! Никто от нее не требует ничего! И муж постылый перед глазами не мельтешит. Правда, дети Марину не поняли. Осудили, конечно. Дочь расплакалась:
– Ты – предательница! Что ты натворила?! Как ты могла?!
А Марина тоже обиделась на дочку: за что та её осуждает? В чём её предательство, интересно? За семьёй и домом она ухаживала добросовестно. Мужу не изменяла. Нелюбимому мужу, надо заметить! А когда решила жить для себя – тут же все взвились на дыбы.
– Ма, ты просто с жиру бесишься! Лучше отца нет на свете мужчины!
– Да не люблю я его. И никогда не любила. Почему я должна всю жизнь жить с нелюбимым? Что это за наказание мне такое? За что?
Они крепко с дочкой поссорились в тот день. Настолько крепко, что вот уж осень наступила, а дочка всё ещё с матерью не разговаривает! И к матери ни разу не приехала навестить. Правда, и мать её тоже не навестила…
Вот так и сидят они в ссоре, как сычи друг на друга дуются, и не общаются даже по телефону. Дочь за отца сильно обижается. Справедливости ради стоит сказать, что её Женя и правда мужчина достойный. На работе его ценят. Соседи уважают. Детей хороших воспитал. Ни одного грубого слова от него, ни одного косого или недовольного взгляда…
На сторону никогда и не смотрел: такой верный, как в той песне про лебедей. Руки у него золотые! Он даже мебель сделал в их доме сам, не хуже чем из дизайнерской студии. Кухня и спальня всегда вызывали зависть у знакомых. Те порывались Евгению заказать и себе такую же, но он никогда не соглашался принимать заказы. Не хотел. Дорого за работу запрашивать ему было неловко, а даром делать – глупо. Ему, что ли, в его семье заняться нечем? Всем хорош Женя, в общем, но вот беда – Марина его не любила!
Читала в дамских романах о том, от чего захватывало дух. Ах, какая страсть! Подружки в университете шептались, когда она училась, о том, как у них сносило крышу от безумной любви. А Марине – ну ничегошеньки. Хоть бы разочек сердце ёкнуло! Хоть бы однажды бабочки в животе…
Она тогда уже второй год встречалась с Женей. Высокий, видный, завидный. Любая бы охотно его увела у Маринки при случае. Но не предоставлялось никому такого случая – Женя был ей верен, как пёс. А ей выть хотелось, как тому псу – от тоски, на луну. Родители на два голоса припевали дочке, что Женя – чудесная партия! Заботливый. И внимательный! И перспективный! И еще куча разных достоинств у него: устанешь перечислять, и всё одни похвалы!
Сыграли свадьбу. На свадьбе им кричали «Горько!», а Маринке и правда было горько. Без шуток! Она шла замуж за нелюбимого! Играла роль невесты, а хотелось убежать из этого странного спектакля, содрав с головы фату и зашвырнув куда подальше. Словно это было всё не с ней! Куда она попала? Сколько раз ещё Марина слышала эту надоевшую горше горькой редьки фразу:
«Женя твой – прекрасная пара! Где ты ещё такого мужа найдёшь, как он?».
Послушная Марина послушалась родителей – вышла замуж, за кого они её сосватали. Послушно исполняла роль невесты. Потом – жены. Мамы…
Впрочем, роль мамы она не играла – она ею жила. Марина любила и любит своих детей! Но не мужа её постылого…
И вот пришло время, когда она наигралась всласть. Не пожалела сломать привычную жизнь – лишь бы прекратить этот спектакль. Уволить ненужных актеров. Точнее, одного ненужного актера, которого она больше видеть не хотела. Вспомнилось, как Женя как угорелый носился по городу, чтобы Марине раздобыть ночью хурму, когда все было закрыто…
Она тогда была беременна Павликом. Ох, она нервов мужу помотала – будь здоров! То лайм она хочет… разумеется, среди ночи – потому что ее сейчас тошнит, а лайм ее спасет…
Вот, хурму ей немедленно найди, как в тот раз…
Взмыленный молодой муж, оббегав весь город, как лось, каким-то образом раздобыл эту хурму! Не спрашивайте где – он так и не признался потом…
Он пришёл с желанным фруктом, а капризная женушка сладко спит, посапывает, и уже никакой хурмы, судя по всему, не хочет…
Он положил хурму рядом с её подушкой, нежно поцеловал спящую Маринку, и ушёл на работу…
Марина тряхнула волосами, отгоняя теснившиеся в голове мысли. Прочь! Лучше она пройдётся к озеру, прогуляется босиком по воде, зарядку сделает, пранаяму! Так и поступила. Запыхавшись немного от упражнений и быстрой ходьбы, вернулась домой и обнаружила три пропущенных от дочери. Ага, спохватилась её красавица! Наконец-то вину стала чувствовать перед матерью? Ну, пусть ещё немного помучается! И Марина ушла работать в сад, убирать летние цветы, которые все отцвели уже. Телефон с собой не брала – зачем он ей в саду? Потом, возвратившись в дом, обнаружила ещё несколько пропущенных. Решила, что приготовит ужин, поужинает, а потом уже позвонит дочке. Но тут во двор заехал зятев автомобиль. Оказалось, за рулем сама дочка рулит!
– Сама за рулём? Что случилось? – встревожилась Марина.
– Это с тобой что случилось? Целый день не могу дозвониться! Разрыв сердца можно получить с тобой! – в испуганных глазах дочери стояли слёзы.
Они обнялись, и Марине стало немного стыдно. Она эгоистично избегала разговора, и вот дочку чуть не до слёз довела.
– Ну, прости. Я тут занята была, а телефон с собой не брала. Идём пить чай? Я шарлотку испекла. Ещё тёплая!
Дочь вздохнула: какая там шарлотка? Но к столу села, и чашку с чаем к себе пододвинула, задумчиво вертя ее на блюдечке.
– Мам, ты долго будешь ещё в свой отдых в Царском селе играть? Заканчивать эту блажь не собираешься?
– Блажь? – Марина аж поперхнулась от возмущения. – Это не блажь! Я не играю, это – моя жизнь! Живу, как давно хотела.
– Хорошо тебе…
– А вам-то всем – чем плохо? Вы все живёте, как хотите, как привыкли. И меня оставьте в покое тоже. И отец твой, наконец, меня пусть оставит в покое, и живёт своей жизнью, которой он хочет! Всё в жизни меняется. Было что-то одно привычное – а теперь пусть будет другое. Я ни при чём тут.
– Ты и правда ни при чём?! Ты так считаешь? – воскликнула дочь, хлопнув ладонью по столу.
А потом погладила столешницу: стол отец сделал. Кусочек той стабильной жизни, когда все было хорошо и привычно…
– Ты что это кричишь вдруг? – удивилась Марина.
– Да так, делать мне нечего. Поорать вдруг захотелось. Живёт она своей жизнью, понимаешь, для себя…
– Так. Давай-ка ты успокоишься, и перестанешь кричать. Чайку вот попей, с мелиссой, успокаивает нервы.
– Мелисса мне нервы не успокоит. Я со своей и с твоей жизнью скоро с ума сойду! Я с утра до позднего вечера на работе – у нас аврал! Ростик в саду круглосуточном, только на выходные забираю. Славик тоже вкалывает и за любую подработку хватается, по командировкам мотается. А с отцом кто будет? Я уже иссякла, никаких сил не осталось.
– Господи – взрослый самодостаточный дядька – что ему сделается? Навещай его пару раз в неделю, максимум, и хватит. Пусть живёт своей жизнью, как хочет. Я вот тут полгода сама, как сыч, сижу, ты меня вообще ни разу не навестила – вдруг тут меня уже инсульт разбил?
– Так что же – не знаешь ничего?! – дочь уставилась на Марину так, будто та с дуба рухнула перед ней.
– Да о чём ты, Господи? В толк никак не возьму!
– Не может папа жить, как хочет!!! Он вообще никак не может – еле живёт… Это папу инсульт разбил! Папу, а не тебя!
Марина уронила ложечку, и та звонко упала под стол.
– Папа сказал, ты знаешь… И сказал, тебя не тревожить – ты не хочешь об этом ничего слышать. А потом ему стало хуже, и он вовсе разговаривать перестал…
– И… давно? – пересохшими губами прошептала Марина.
– Ещё в начале августа. Я ухаживаю за ним, лежачим, как могу – но не могу же я потерять работу! Нанимаю соседку днём, а потом уж до утра – я… Но я уже с ног падаю, сил никаких не осталось. И Славик меня подменяет, как может – но он укол не сделает, а я уже и этому научилась. И массаж ему делаю, чтобы, не дай Бог, пролежни не образовались… Павел тоже не может приехать, никак… А ты говоришь, пусть живёт как хочет… Может, и хотел бы – но точно не может! Бедный папочка!
Дочь разрыдалась, а Марина обняла её и гладила по спине, пока та немного успокоилась. Потом та утёрла глаза, и хлопнула по коленкам, словно ставя точку:
– Ну, всё. Хватит слёз. Я к тебе звонила, а ты всё не отвечала, и не перезванивала – я так испугалась!!! Думала, не дай Бог, и ты тоже… Мало ли! Пора мне, в общем. Ростик в саду, опять на пятидневку, папа там один лежит, а Славик в командировке опять.
– Подожди. Вещи какие-нибудь соберу с собой. С тобой поеду. Доедем-то? Ты же не водила машину, всегда боялась…
– Какое там бояться! Есть пострашнее вещи вон, чем баранку крутить. Когда родной человек только лежит и мычит, неподвижный, как кабачок… А ты только и можешь, что памперс ему поменять, и больше ничем не помочь…
Марина наскоро побросала в сумку смену одежды, и села с дочкой в машину. Думала и так, и эдак, как ей лучше распорядиться, всё устроить оптимально…
По всему выходило, ей надо у Жени остаться. Там и больница рядом, скорую вызвать если что. И аптека. И супермаркет, опять же, в двух шагах, а не в получасе…
Не чужой же он ей человек. Без малого тридцатник вместе прожили. Детей родили и подняли…
Любит, не любит – тут уж не о том разговор! Дома всё осталось, как и прежде, словно не прошло полгода. Марина сняла туфли и привычно сунула ступни в тапочки, которые привычно выудила ногой из-под полки. У двери в спальню помедлила, держась за ручку, но не решилась пока войти. Надо собраться с духом. Пошла пока в ванную, руки мыть. Отметила, что два полотенца висят на крючках, как и раньше – одно для Жени, второе – для Марины…
Вернулась из магазина дочка, стала шелестеть пакетами, расставляя продукты в холодильник.
– Оставь, доча. Я расставлю.
– Там ещё стирка. Машину включу.
– Оставь, – повторила Марина. – Я сделаю всё сама. Езжай к Ростику. Поцелуй его за меня. И приезжайте вместе в выходной, навестить бабушку с дедушкой.
Женщины обнялись и молча постояли. Что было говорить? Потом дочка захлопнула входную дверь, а Марина, набрав воздуха, как перед нырянием в воду, открыла дверь в спальню, и вошла к мужу. Бывшему. Нелюбимому. Больному…
Спальня была залита светом. Женя молча смотрел в потолок. Как он похудел, и совсем седой стал! Резко прорезались морщины у рта. Марина сглотнула ком в горле.
– Ну, здравствуй, Женя. Давно не виделись – полгода с лишним.
Она присела рядом на краю кровати, поправила лежащему седую челку. Поседел Женя, но не облысел – чуб у него такой же и остался густой. Она ещё раз провела ладонью по его волосам.
– Я тут с тобой побуду. Зиму вместе перезимуем, я тебя немного подрихтую за зиму. А весной мы на солнышко переберемся, на дачу. Там я тебя быстро на ноги поставлю, будешь как новенький. А сейчас я тебя покормлю, а потом наш альбом будем смотреть – я привезла с собой…
Он молчал, но в глазах его стояли слёзы и немой вопрос. Марина вздохнула, отвечая на незаданный вопрос:
– Почему? Потому… Теперь моя очередь тебя любить. Возвращать супружеский долг…
0 Комментарий